Кавказский отряд должен был идти на Хиву с запада, Оренбургский — с севера, Туркестанский — с востока. Маршрут похода проходил в основном по пустыням, и оренбургскому отряду нужно было преодолеть 1400 километров, кавказскому — более 800, туркестанскому — более 1000. К 1 мая 1873 года все три отряда должны были подойти к стенам Хивы.
К началу похода силы отрядов выглядели так: туркестанский насчитывал 5300 человек, оренбургский — 3500, кавказский — 4300 человек. Для передвижения были собраны 20 тысяч верблюдов, 4600 лошадей, из тяжелого оружия в отрядах было 56 орудий и 26 ракетных станков. Для переброски войск по воде использовалась Аральская флотилия из двух пароходов.
Перед походом генералы на совещаниях детально проанализировали все ошибки предшественников. В частности, поход Перовского. Русские генералы внимательно изучили опыт действий англичан в Афганистане и Индии, а также французов в Египте и Алжире. Было по пунктам разобрано — где и в чем они ошиблись, что сделали правильно и как вели боевые действия. Русским генералам, исходя из опыта боев с кокандцами и бухарцами, было понятно, что главным их врагом станет не хивинское войско, а пустыня. И в этот раз к походу готовились основательно. Например, оренбургский отряд по всему маршруту заготовил казахские юрты, провиант, сено и топливо, в войска передали комплекты как летнего, так и зимнего обмундирования. В итоге солдаты прошли по степи менее чем за месяц больше 1000 километров.
Туркестанский отряд подготовился не менее основательно. Там, в частности, организовали и походный лазарет — 14 врачей, 29 фельдшеров. Для перевозки больных подготовили специальные носилки. Кауфман лично распорядился составить инструкцию для офицеров о правилах поведения в походе, где были такие пункты:
«1) В начале похода, покуда еще не наступят жары, не поднимать людей ранее четырех часов утра, а с ночлегов не выступать ранее шести. С наступлением жаров поднимать до рассвета, чтобы успеть сделать переход до жара. 2) Наблюдать, чтобы люди пили чай по крайней мере два раза в сутки — утром и вечером, а если возможно, то и на привалах. Люди меньше будут пить сырой воды и тем избавятся от расстройств желудка и лихорадок. 3) Водку отпускать только в крайних случаях: в сырую погоду, после больших переходов, трудных работ. Не давать при подъеме с ночлегов и перед встречей с неприятелем. 4) Эшелонным начальникам заботиться о том, чтобы к безводным переходам или где, на ночлеге, предстоит пользоваться дурной водой, — все турсуки, баклаги и бочонки были наполнены водой… 5) В видах предохранения людей от вредных последствий быстрого перехода от дневного жара к ночному холоду наблюдать, чтобы люди вовремя надевали шинели. 6) Озаботиться, чтобы у каждого солдата была кошма для подстилки и покрышки. 7) На ночлегах у колодцев с дурной водой ставить часовых и не давать людям брать из них воду. 8) Пищу варить два раза в сутки: после прихода на ночлег и перед выступлением»[232].
По чертежам Кауфмана — он был не только талантливым полководцем и администратором, но и прекрасным инженером — уже в 1871 году (это к вопросу о том, когда стали готовить поход на Хиву) на Волге и верфи Аральской флотилии стали производить железные понтоны для переправы через Амударью. Понтон собирался из четырех 100-килограммовых ящиков, это занимало два часа, а собранный из понтонов паром держал 2 орудия и 16 человек. Эти понтоны солдаты прозвали кауфманками. Во время похода их использовали как ящики для продуктов и как корыта для водопоя верблюдов. То есть Кауфман просчитал все так, что даже эти понтоны верблюды не тащили просто так.
1 марта 1873 года туркестанский отряд вышел из Ташкента. Кауфман решил провести войска так, чтобы поменьше передвигаться по территории Бухарского ханства. Он, конечно, был вассалом империи, но раздражать его и указывать его место не хотели. Русские ведь не англичане и строят отношения с партнерами именно по принципам партнерства. Но через несколько дней походную колонну встретили посланцы бухарского эмира. Эмир просил послов передать Кауфману свое удивление тем, что генерал избрал столь далекий путь в Хиву, потому что он, эмир, с радостью поможет русским войскам и пропустит их, а беки районов, через которые войска все же пойдут, по приказу эмира подготовили фураж, топливо и воду для отряда. Очень показательная история. Через две недели отряд вошел в Кызылкумскую степь, где начинался самый тяжелый этап похода. Ведь к отсутствию воды, жаре, песчаным бурям прибавлялось и еще одно обстоятельство — путь до Амударьи через пустыню не слишком хорошо изведан, а точных карт тогда не было. Вся надежда была только лишь на проводников, киргизов и казахов, а среди них были разные люди, и искренне воевавшие на стороне империи, и погибавшие за нее.
Русский историк Константин Абаза в труде «Завоевание Туркестана» описывает случай, когда киргиз, отправленный Кауфманом с письмом, попал в песчаную бурю и погиб, но понимая, что везет важные документы, он успел установить пику с флажком, чтобы место его гибели смог найти поисковый отряд. А были и такие, кого описывает в своих мемуарах участник похода Максуд Алиханов-Аварский.
«Колодцы на Уст-Юрте показаны на наших картах крайне неверно, но их, надо полагать, не мало. Это подтверждается, между прочим, интересным разговором, бывшим в тот же день между одним Киргизом и подполковником конно-иррегулярного полка Квинитадзе. Надо заметить, что офицер этот Имеретин и христианин, но в течение тридцатилетней службы своей среди горцев олезгинился в такой степени, что трудно не ошибиться в его национальности.
— Ты, кажется, мусульманин? — спрашивает Киргиз подполковника, оглядывая его горский костюм и окладистую бороду.
— Благодарение Аллаху, мусульманин.
— И идешь драться с мусульманами? — продолжал Киргиз с некоторым упреком в голосе.
— Ведут, иду поневоле, — ответил подполковник, желая вызвать на откровенность своего собеседника.
Киргиз помолчал некоторое время и затем проговорил, понизив тон, как бы про себя:
— Кырылсын! (да погибнут)
— Они-то пусть погибнут, — подхватил мнимый мусульманин, — а мы?…
— Вы не погибнете, — ответил Киргиз почти шепотом, — здесь много колодцев вокруг. Русские записали и знают только те, которые на самом пути. Если они погибнут в степи, вам, мусульманам, мы везде покажем воду, и вы благополучно вернетесь на родину…»
И снова придется прервать повествование, чтобы сказать несколько слов о Максуде Алиханове-Аварском. Бесстрашный русский офицер, как часто бывало в империи, он по национальности не был русским. Максуд Алиханов родился в Хунзахе, бывшей столице Аварского ханства, в семье аварского офицера, детство провел в заложниках у имама Шамиля, после освобождения закончил гимназию в Тифлисе, затем 2-е Константиновское военное училище. А дальше военная служба, походы и бои в Туркестане и на Балканах. Вспыльчивый по натуре, он был как-то разжалован в рядовые за попытку убить в ссоре другого офицера. И он не сломался. Начал службу опять с самых низов. И дослужился до генерала.
В декабре 1905 года Алиханов-Аварский был назначен временным Тифлисским губернатором, в январе 1906 стал временным генерал-губернатором Кутаисской губернии. Революционеры его ненавидели. Он пережил 8 (!) покушений, был ранен взрывом гранаты во время одного из них, но в отставку не подал. После выздоровления, в начале 1907 года, принял командование 2-й Кавказской казачьей дивизией. Максуд Алиханов был убит в Александрополе дашнакскими (то есть армянскими) террористами 3 июля 1907 года. О его смерти много писали. Например, так.
«У всех знавших его долго не изгладится обаятельный облик покойного Александра Михайловича, до конца жизни оставшегося верным религии предков — магометанству. Он обладал спокойным, приятным, твердым характером, огромной памятью, следил за литературой, занимался рисованием и отличался удивительной скромностью.
