1. Отныне впредь не предпринимать никаких явных, ни тайных враждебных действий против России.

2. Не производить и не потворствовать грабежам, разбоям и захватам ни в степи, ни на Каспийском море, и в случае, если бы таковые грабежи произведены были подвластными Хиве племенами, то предавать виновных немедленному наказанию, а ограбленное имущество возвращать по принадлежности.

3. Не держать в неволе русских пленных и ответствовать за всякую безопасность и за сохранность имущества всякого российского подданного, могущего быть в хивинском владении.

4. В случае смерти в хивинских владениях российского подданного, отпускать в целости оставшееся после него имущество российскому пограничному начальству, для передачи его наследникам.

5. Не допускать беглецам и мятежникам из российских подданных укрываться в хивинских владениях, но выдавать их российскому пограничному начальству.

6. С товаров, привозимых российскими купцами, в хивинские владения, взимать пошлину единожды в год и не свыше пяти процентов с действительной цены оных.

7. С товаров, принадлежащих российским купцам и отправляемым в Бухару или в другия азиятские владения через реку Сыр, или с привозимых сим путем обратно, никаких пошлин не брать.

8. Не делать никаких препятствий караванной торговле азиятских владений с Российскою империею, взимая однако с них по закону зякет.

9. Поступать вообще во всех случаях, как подобает добрым соседям и искренним приятелям, дабы более и более упрочить дружественные связи с могущественною Российскою империею.

В удостоверение чего мы утвердили сей акт нашею золотою печатью и вручили оный уполномоченному со стороны могущественной Российской империи, высокородному подполковнику Данилевскому. Дан в 1258 году эгиры, в месяце мухарреме».

11 февраля 1843 года русские дипломаты вернулись из Хивы и благополучно достигли крепости Илецкой Защиты. Таким образом, миссия Данилевского завершилась успехом русского правительства. Русские купцы были допущены на хивинские рынки, и некоторые воспользовались этой возможностью, чтобы ближе узнать потребности хивинцев и местные средства торговли. Сказать, что это была большая экономическая победа, нельзя. Торговать невольниками хивинцы прекратили лишь на время, а потом вновь стали принимать живой товар от туркменских кочевников. С русскими купцами тоже вышло так себе: постепенно их перестали пускать на рынки и снова стали притеснять при любой возможности. Мало кому известен такой факт: чтобы препятствовать разбоям прикаспийских туркменов, русские военные суда постоянно вели охрану побережья южной части Каспийского моря, а военная база у русских судов была в персидском Астрабадском заливе. Так что те, кто в 90-е и начале 2000-х снисходительно посмеивался, слыша о том, что Российская Федерация укрепляет военную флотилию на Каспии, просто не знали истории русского военного присутствия в регионе.

Не прошло и года после миссии Данилевского, как хивинское правительство стало явно покровительствовать известному мятежнику, киргизу Кенисаре и разбойнику Кутебарову (помните, у Виткевича в письме «Кутебаровы дети»?), скрывавшимся в пограничных хивинских владениях. Возобновился грабеж русских купеческих караванов. Апофеозом всего стала ситуация, когда русскому послу полковнику Николаю Игнатьеву, который прибыл в Хиву в 1858 году, хан и его министры заявили, что они содержания акта, заключенного ими же в 1842 году с полковником Данилевским, «не помнят» и даже «не нашли его в своих канцеляриях…».

Трудный и трагический раунд Большой Игры 1830-х — начала 1840-х годов закончился вничью. Русские потеряли Персию, но сохранили за собой — условно, конечно, — Среднюю Азию. Англичане получили контроль за Персией, но потеряли Афганистан. И Первая англо-афганская война стала прямым следствием активности русской дипломатии в регионе. И эта ситуация повторится еще не раз.

Эту главу придется начать со скучных унылых цифр, которые, тем не менее, дают понимание — чем для России был рынок Средней Азии и, наоборот, чем российская экономика была для этого региона. Разобраться в этом стоит, это и правда важно, потому что тогда становится ясно, почему Россия так остро реагировала на попытки англичан влезть в этот регион.

В начале 19 века российская промышленность развивалась довольно активно. Принято считать, что до реформы 1861 года Россия была практически аграрной страной, в которой почти не было ни фабрик, ни железных дорог, ни заводов. Это, конечно, не совсем так, хотя процесс развития российской промышленности происходил, очевидно, куда медленнее, чем того требовали обстоятельства и объективная экономическая реальность.

С 1804 по 1825 год количество промышленных предприятий в Российской империи выросло с 2402 до 5261, а к 1860 году увеличилось еще в три раза, до 15 388. Соответственно, увеличивалось и количество рабочих: в 1804 году — 95,2 тысячи, 1825 году — 210,6 тысячи, 1860 году — 565,1 тысячи.

Хлопчатобумажная промышленность развивалась активнее прочих отраслей, и тяжелой промышленности, и особенно металлургии, и, конечно, инфраструктурные проекты практически отсутствовали. Российская империя на мировом рынке была скорее поставщиком сырья и сельскохозяйственной продукции. Соответственно, перед правительством империи постоянно стоял вопрос о рынках сбыта и об источниках сырьевых ресурсов. И совершенно естественным образом многие русские экономисты того времени приходили к мысли о том, что раз России в Европе трудно конкурировать с куда более развитыми промышленно Англией или Францией, то государства Центральной Азии или Китай могут стать рынками сбыта русских товаров.

В 30-е годы 19 века резко сократился экспорт из России холста при одновременном падении цен на него. Около 60 % экспорта холста приходилось на США, но в 40-е и 50-е годы английские и немецкие компании практически вытеснили русских фабрикантов с этого рынка. В экономическом исследовании А. Семенова «Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины 17-го столетия по 1868 год» говорилось, что экспорт льняной и пеньковой пряжи стал «ничтожен в сравнении с отправлением из Великобритании, где машинное прядение сделало в новейшее время значительные успехи. Вывоз английской машинной пряжи, вырабатываемой большей частью из русского льна, простирался уже около 1850 г. до 500 тыс. пудов на 5 млн руб. сер. и потому при возрастающем употреблении машинной пряжи наша ручная не может с ней соперничать ни в дешевизне, ни в доброте, хотя и теперь по сравнению цен пряжи пеньки и льна излишек, остающийся за прядение, ничтожен и не вознаграждает труд работника… Это подтверждает невозможность теперь нам выдержать соперничество с льняными иностранными изделиями, при употреблении там машинной пряжи»[161].

То же самое происходило и в торговле полотняными изделиями, в США строили собственные фабрики, да и англичане предлагали более качественный товар, вывоз полотна в США за 20 лет сократился более чем на две трети. Падал экспорт и металла, и металлических изделий, потому что «обширное развитие железного производства в Англии… дешевизной своей вытеснило русское железо на иностранных рынках». Русский чугун и металлы теснили не только англичане, но и шведы с американцами.

Упал и вывоз меди, потому что опять же английская промышленность оказалась более эффективной и предлагала медь лучше и дешевле. Из этого следовал простой вывод — если невозможно быстро построить эффективную экономику или перестроить ту, что есть (тем более что и желания такого у властей не наблюдалось), то надо искать рынки, где купят русские товары любого качества. В том же исследовании говорилось:

«Несомненно, товары наши до сих пор не могут соперничать с изящными иностранными изделиями, но мы имеем в отечестве нашем при населении 60 млн. жителей и в Средней Азии обширный рынок для сбыта наших льняных, бумажных, шелковых, металлических и других изделий, а сукна и шерстяные ткани удовлетворяют требованию людей и высшего класса; следовательно, можно надеяться, что при умеренной охранительной системе нового тарифа, если наши фабриканты будут стараться вводить на своих фабриках усовершенствованные способы производства по примеру иностранных, то мы в состоянии будем продолжать и на будущее время с успехом нашу фабричную деятельность»[162].