Англичане отстаивали идею создания на территориях проживания горских народов независимых государств, создание такой буферной зоны между Россией и Турцией. Представители России доказывали, что эти предложения означают грубое попрание суверенитета Российского государства. И когда английские дипломаты согласились с доводами русских, с тем, что прежние договоры по Кавказу все еще имеют силу, то в Лондоне депутаты парламента обвинили дипломатов в предательстве национальных интересов, и была даже попытка не ратифицировать договор с Россией. Когда же через несколько лет имам Шамиль сдался русским, когда признал суверенитет Российской империи и побывал в Петербурге, это вызвало и вовсе невероятную ярость и шок в Лондоне. Но сделать уже было ничего нельзя. Кавказ достался Петербургу.

Считается, что Крымская война была Российской империей проиграна. Насколько это верно? Вопрос крайне спорный. Война была очевидно неудачной. Но вот проигранной ли?

Когда 20 декабря 1855 года Александр II, сменивший отца, Николая I, на престоле, собрал совещание для решения вопроса об окончании или продолжении войны, все участники, высшие министры, категорически высказались против продолжения войны. Высказывались мнения, что Российская империя может потерять не только Крым, но и Финляндию, Польшу и Кавказ. Однако военные понимали, причем и английские и французские военные тоже, что потерять территории Россия, конечно, может, но и противнику это обойдется дорого. Россия не была намерена вот просто так взять и отдать кому-то свои земли, за них пришлось бы воевать всерьез. А три года войны в Севастополе и безуспешная кампания на Кавказе убедили союзников, что победа над русскими может оказаться пирровой.

И на самом деле, конечно, Россия была вынуждена подписать договор, лишивший ее Черноморского флота. Но это, по сути, была главная потеря. Крым империя сохранила за собой. Черное море признали нейтральным. Турки тоже не могли держать там военный флот. Так что стенания о «проигранной бездарной войне» выглядят слегка натянутыми. Но, конечно, элита в империи однородной не была и тогда. Не является и сейчас. И сейчас чиновники, занимавшиеся экономикой годами, вдруг могут заявить, что Россия — это «страна — дауншифтер». И тогда, например, министр внутренних дел граф Петр Александрович Валуев надрывно стенал:

«Что стало с нашими морями? Где громы земные и горняя благодать мысли и слова? Кого поражаем мы? Кто внимает нам? Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях! Неприятельские флоты безнаказанно опустошают наши берега! Неприятельские армии безнаказанно попирают нашу землю, занимают наши города, укрепляют их против нас самих и отбивают нас, когда мы усиливаемся вновь овладеть отцовским достоянием! Друзей и союзников у нас нет. А если и есть еще друзья, то малочисленные, робкие, скрытные, которым будто стыдно сознаться в приязни к нам. Одни греки не побоялись этого признания. Зато их тотчас задавили, и мы не могли им помочь. Мы отовсюду отрезаны; один прусский король соблаговолил оставить нам несколько калиток открытыми для сообщения с остальным христианским миром. Везде проповедуется ненависть к нам; все нас злословят, на нас клевещут, над нами издеваются. Чем стяжали мы себе столько врагов? Неужели одним только нашим величием? Но где это величие? Где силы наши? Где завет прежней славы и прежних успехов? Где превосходство войск наших, столь стройно грозных под Красным Селом? Еще недавно они залили своею кровью пожар венгерского мятежа; но эта кровь пролилась для того только, чтобы впоследствии наши полководцы тревожно озирались на воскресших нашею милостью австрийцев? Мы теперь боимся этих австрийцев. Мы не смеем громко упрекнуть их в неблагодарности; мы торгуемся с ними и, в ряду их, не могли справиться с турками на Дунае. Европа уже говорит, что турки переросли нас. Правда, Нахимов разгромил турецкий флот при Синопе; но с тех пор сколько нахимовских кораблей погружено в море! Правда, в Азии мы одержали две-три бесплодные победы; но сколько крови стоили нам эти проблески счастья! Кроме них — всюду утраты и неудачи! Один Севастополь силен и славен, хотя в продолжение десяти месяцев над ним разрываются английские и французские бомбы».

Другие чиновники, особенно военные руководители страны, ситуацию видели не столь трагично. Кроме Крыма, на всех остальных направлениях англичане и французы никаких успехов не добились. Кавказ взять не смогли. Русская армия понесла потери. Враги тоже. Экономика России была надорвана войной. Экономика противников меньше, но тоже. И важно, что Россия оставалась глобальным игроком. Ослабленным. Раненым. Но все еще умелым и значимым.

И стоит отметить вот что — англичане, конечно, куда более системно подходят к оценкам исторических событий, чем мы. И политика у них куда более структурирована. И у американцев тоже. Обычно в британской исторической науке Восточная война никак не связывается с Большой Игрой, эти два периода рассматриваются отдельно, как совершенно не зависимые друг от друга. Та старательность, с которой англичане пытаются их разделить, наводит на мысль, что, конечно, это части единого исторического процесса. И англичанам это, разумеется, очевидно. Для нынешнего официального Лондона существует прямая связь между той Крымской войной 19 века и нашей Крымской весной века 21. Английским политикам понятно, что русских в 2014 году в Крыму надо было остановить ровно по тем же самым причинам, по которым их следовало выкинуть из Крыма в 1853-м. С точки зрения британских (а теперь и американских) внешнеполитических интересов, задачи по ослаблению России на Кавказе и в Черноморском регионе остаются неизменными последние почти 160 лет. И потому поддержка имама Шамиля в 19 веке ничем не отличается от поддержки Шамиля Басаева в веке 20-м. Цели и задачи те же самые.

И тогда, в 1856 году, англичане не собрались останавливаться. Их вообще никак не устраивали результаты Парижского конгресса. Ставка была сделана на ослабление России изнутри. На поддержку польских сепаратистов, украинского движения и малороссийского автономизма. На поддержку, конечно же, кавказских горцев. Но в 1857 году англичанам стало не до России. И не до чего вообще. Им надо было спасать империю от полного краха, а все шло именно к этому, к потере Индии, потому что там началось восстание сипаев. Самое мощное восстание в истории Британской Индии, а возможно, и в истории империи вообще.

Вообще восстание в Индии назревало давно. Странно, что оно началось только в 1857 году, а не раньше. Но для англичан оно стало словно полной неожиданностью. Во всяком случае, колониальная администрация к нему оказалась совершенно не подготовлена. Хотя русский военный агент в Лондоне, полковник Николай Игнатьев сообщал начальству после начала восстания, что скорее всего руководство Ост-Индской компании догадывалось о надвигающейся буре. Но мер не предприняло.

«Многие признаки и неоднократные предупреждения о неудовлетворительном состоянии дисциплины в туземных войсках и ненадежность оных вследствие неудовольствий на правительство и происходившие в Индии между войсками и отчасти жителями непонятные административным в Индии лицам какие-то тайные сношения — остались без внимания, несмотря на известную бдительность и обычную подозрительность английского правительства, так, например, еще прошлою зимою делалось известным, что в различных частях Бенгальского президентства и в особенности между военными квартирными пунктами передавались таинственные знаки, как напр., хлеба особенной формы и в известном числе, цветы и пр.

Правительство или по крайней мере Компания, как мне кажется, даже ожидали, что в Индии могут возникнуть при первом удобном случае беспорядки, и не приняли надлежащих мер заблаговременно для усиления войск потому только, что не полагали, чтобы могло случиться восстание так скоро и в таких размерах, и потому, что финансы Компании не были в последнее время в цветущем состоянии, почти ежегодно расход по Индии превосходит с лишком на 1 000 000 фунт стерл. доходы, получаемые собственно от края. Из прежних донесений моих Вашему Высокопревосходительству известно, что я неоднократно слышал от многих английских офицеров и лиц военного министерства об опасности, угрожавшей Индии, ежели она будет предоставлена на произвол ненадежной туземной армии, о необходимости и намерении правительства усилить европейские войска в том крае для предупреждения беспорядков».