— Да я и без тебя вижу, что он мой, — пробормотала Ксения, не поворачиваясь к магу. — Вы заигрались со своей силой…
— Что ты имеешь в виду? — насупил брови Сармат.
— Они расточают, распыляют душу вещей, — почти шепотом сказала Ксения, — а ее просто надо выпустить, но освобождение души вещей требует большего могущества.
Несмотря на шепот, Борис услышал ее слова.
— Так освободи! — ледяным голосом предложил он. — А мы посмотрим.
— Ну, смотрите же, — вздохнула Ксения и, вытянув вперед указательный палец, тихо сказала: «Раз!»
Вершину ближней насыпи разметало, словно труху ветром. Беззвучно поднялись и закружились в воздухе бревна, камни, взлетели бетонные плиты и, мягко ухнув, осыпались на траву.
«Два», — опять прошептала Ксения, направив палец на соседнее укрепление.
На этот раз вершина просто исчезла — поднялся столб дыма, обернулся смерчем и ушел в сторону города, встреченный там криками ужаса.
И тут она громко выкрикнула — «Три!» и неуловимо быстро крутанула пальцем над головой. Секунду или две ничего не происходило. Увидев ее побледневшее лицо и капли пота, выступившие на высоком лбу, Виктор подумал, что сила оставила ее. Но вдруг пыльные, дымные столбы с гулом встали по всему кольцу укреплений, опоясывающих город, и он понял, что ворота на Казань открыты.
— Сигнал к атаке! — крикнул маршал тысяцкому Чуеву.
Запел рожок, штурмовые колонны пришли в движение, кавалерия вырвалась вперед и с молодецким гиканьем и посвистом уже была у стен, когда рухнули щиты и в поле вырвалась пара мохнатых чудовищ.
Маршал громко выругался. Пока ратники добегут до укрытий, да пока развернутся повозки с самострелами, народу поляжет немало.
При виде огромных медведей Ксения и бровью не повела. Только услышав вопли разбегающихся дружинников и испуганное ржанье коней, устало вздохнула и подала знак своим амазонкам. Одна из них, высокая плечистая воительница, сорвалась с места и, ловко перепрыгивая через рвы и плетни, побежала вперед.
— Сумасшедшая, — негромко сказал Чуев, но при этом вопросительно глянул на Ксению.
Мартын, искоса поглядывая в поле, о чем-то говорил с Борисом, но вот и он застыл с раскрытым ртом. Сармат же хладнокровно наблюдал, как воительница, добежав, оказалась рядом со зверем, еще миг — и она оседлала его.
Медведь заревел, поднялся на дыбы, но вдруг спокойно опустил лапы и затрусил к городу. Второе чудовище в это время гонялось за конем без седока. Но вот и этот зверь остановился, недоуменно посмотрел вслед усмиренному сотоварищу. Помотав головой, слабо хрюкнул и последовал за ним.
Крики на стенах усилились, вспыхнула и тут же смолкла пальба, а потом из окна уцелевшего многоэтажного дома высунулась палка с белой простыней на конце, и наступила тишина.
Виктор не мог даже вздохнуть с облегчением. Да, победа! Но если бы не Ксения… Неожиданные встречи сулят новые заботы. Хорошо, что Ксения жива, помнит его. Он перевел взгляд на сбившихся в стайку магов и увидел Бориса. Виктор вздрогнул. Он впервые увидел страх в глазах Верховного мага.
Много позже он вспомнит этот взгляд.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОЛУЮ ВЕРШИНУ
На посыпанной желтым песком, хорошо утоптанной тренировочной площадке было шумно. Военный наставник Белов показывал молодым дружинникам работу с боевым цепом. Тяжелые палки, соединенные толстым сыромятным ремнем, так и мелькали вокруг наставника, со зловещим свистом рассекая воздух.
Безусый воин крутанул цеп, подражая наставнику, но прием не вышел он огрел себя по спине и выронил палки, стиснув зубы от боли. Стона, однако, не издал и даже не выругался. Белов внимательно посмотрел на бойца и еще раз повторил движение, на этот раз медленно, чтобы юноша запомнил хитрый поворот кисти.
Боец почесал ушибленное место, пошевелил кистью, а потом вдруг ловко закрутил цеп.
— Молодец! — похвалил наставник. — В спину всегда бьет только собственная глупость.
Затем он обвел взглядом дружинников и подозвал к себе одного из опытных бойцов. Через минуту тот уже пытался достать его двумя крюками, а наставник показывал, как от крюков отбиваться доской или веревкой, а напослед в прыжке обхватил нападающего ногами и уложил его на песок. Дружинники загомонили, засмеялись…
Виктор сидел под легким навесом и следил за тренировкой. Всю последнюю неделю он изнывал от безделья и придумывал себе заботы. Он тоже обратил внимание на молодого дружинника и велел Егору присмотреться к нему, испытать в бою, а там, подучив, взять в особую сотню.
Всего месяц прошел после казанского сидения, а казалось, что год. Дневные хлопоты не спасали, время тоскливо тянулось, а он все ждал вечера, чтобы на застолье у Сармата снова увидеть Ксению.
Он не мог понять, какие чувства в нем так густо бродят. Иногда спозаранку приходила мысль, что старый огонь давно погас, но в сумерки угли раздувались, он не находил себе места и ноги сами вели в Малый зал, где обычно вечерял Правитель.
Покои Ксении были двумя этажами выше. Там держали стражу ее воительницы, неподкупные, суровые и на посту шуток не понимающие. Впрочем, после службы они отмякали — бабы как бабы. У многих бойцов закрутились сердечные дела с женским пополнением дружины.
Сотник Евсей тонко уловил настроение маршала и сразу же по возвращении из похода стал не только докладывать ему о делах и нуждах, но и исправно пересказывать все слухи, сплетни и пересуды, кочевавшие с этажа на этаж. Приятели Евсея с кухарского крыла знали все про всех обитателей Хором, а чего не знали, то домысливали.
Поговаривали о том, что Ксения нрава строгого и вольности к себе не позволяет, а особо проницательные добавляли, что никто с вольностями к ней и не подступается. О старой связи Виктора забыли, а кто помнил, тот помалкивал. Мало кто остался из саратовской гвардии. Впрочем, те мимолетные дни порой и ему казались полузабытым сном.
В тяжелую для него минуту явилась Ксения, и пришла победительницей, исполненной силы. Но тогда, под Казанью, на миг показалась чужой, незнакомой женщиной. И если бы не взгляд, от которого заломило бровь…
На самое простое: подойти к ней, обнять за плечи, напоминая о минутах близости, он почему-то не мог решиться. Да и Ксения во время мимолетных встреч порой впивалась в него взглядом, а еле уловимое движение губ словно предупреждало об опасности. Он хотел поговорить с ней наедине. Увы, никак не выходило. Сармат плотно взял ее под свою опеку.
Шум на площадке усилился. Два бойца с алебардами наскакивали на Белова, бешено размахивая лезвиями, обмотанными войлоком. Наставник уворачивался, перепрыгивал через древка, а когда его чуть не прижали к навесу, где сидели Виктор и Егор, подпрыгнул высоко в воздух, на лету захватил цепом алебарду и вырвал ее из рук нападающего. Перелетев через навес, мягко опустился на ноги и отшвырнул в сторону алебарду.
— Я так никогда не смогу, — завистливо сказал Егор. — И годы не те!
— Белов старше тебя лет на двадцать, — ответил Виктор, взяв с тарелки горсть засахаренных вишен. — А то и больше. Возраст ни при чем.
— Это да-а, — протянул Егор. — Нам бы еще пяток таких наставников, и остальных тогда на покой. А дружину через полгода можно будет посылать в пекло за угольками.
— Где я тебе еще возьму наставников? — сердито спросил Виктор, шевеля липкими пальцами. — Белов сам пришел. И не к нам. Скажи спасибо Семену Афанасьевичу!
Атаман Курбатов на удивление всем выжил. Говорить, правда, долго не мог, шептал хрипло, да больше спал, оправляясь после тяжелого ранения. Когда дружина вернулась в Москву, к нему началось сущее паломничество. Всяк хотел посмотреть на живого или, как он пошутил, чуть оклемавшись, «пока живого» грозного атамана. Лекари с ног сбились, гоняя дружинников, а те норовили сунуться к старику с гостинцами через дверь или окна лазарета. Потом объявился Белов, невысокий беловолосый и совершенно неприметный человек, который незримо прошел сквозь кордоны и заставы, невесть как проник в Хоромы и, словно не стражники, а чучела стояли на всех этажах и коридорах, возник у ложа атамана.