Месроп дремал, уткнувшись подбородком в кулак. Между глотками Виктор посматривал на него и думал, что напарник совсем раскис. Саратовская жизнь вдруг подернулась легким туманом. Отдохнул, отвлекся от дел, а теперь снова начнется привычная круговерть. Да, но Ксения… В последнее время он вспоминал ее все чаще и чаще. Досадовал на себя, тем более что перед отъездом в Москву у него вроде бы притиралась втулочка к симпатичной брюнетке, сестре дружинника Бориса. Она частенько забегала к брату, вот и познакомились. Дальше мелких поцелуйчиков и легкого обжима дело пока не шло, и не сердитые взгляды Бориса мешали, а Ксения… С какой бы женщиной он ни говорил, тут же вспоминал ее, сбивался, нес околесицу. Приворожила, наверно.
— Наелся? — вывел его из раздумий голос Месропа. — Тогда поговорим.
Виктор посмотрел на него. Месроп подобрался, исчезла вялость, глаза заблестели, а нижнюю губу он чуть выпятил вперед — таким его можно было видеть над оперативным раскладом: вот он нависает над картой, минута, другая и — пальцем в то место, откуда ждать очередной каверзы. А потом уже Мартын продумывает, кого куда послать, да ругается с Сарматом из-за людей — просит сто, а получает десять.
— Надеюсь, понимаешь, — продолжал Месроп, — что главный — ты! С меня толку мало. Героические позы не в счет. До Москвы, может, и дополз бы, теряя конечности, но дальше твой ход. Не спеши, продумай все, а потом вперед. Без страха…
— И без гипноза, — вставил Виктор. — Гипнотизер из тебя! Я же выпил, значит, хрен сработает.
— Да? — удивился Месроп. — Тогда не буду.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Месроп оборвал смех и серьезно сказал:
— А ты, юноша, далеко не валенок. Ох повезло, что ты с нами. Не зря Мартын тебя в полководцы назначил.
Виктор хмыкнул. Начались знакомые песни. Сейчас его на подвиги будет звать.
Но Месроп молча рассматривал свои ладони. Вздохнул, прикрыл глаза.
— Что же ты не спросил, зачем мы идем в… Ну, куда надо. Неинтересно?
— Я спрашивал, ты не ответил.
— Да, верно. Это я ошибся, надо было все сразу рассказать. Только в Саратове не хотелось, а потом как-то времени не было.
— Зато сейчас есть.
Острый взгляд, кивок на дверь.
Они вышли в коридор. Никого. Ковровая дорожка мягко уходила вдаль и скрывалась за изгибом стены. Гостевой дом стоял почти пустой. Спустившись на два этажа, они вышли в большой холл. У стеклянных дверей дремал швейцар, а рядом, на диване, пристроились двое патрульных. Один спал, положив голову на карабин, второй смотрел видео. Звук был отключен, по экрану метались, размахивая мечами, не то ниндзя, не то монахи, кто-то прыгал, как заводной, споро орудуя при этом боевым веером.
Бар работал. У стойки две девицы в раздутых баллонных штанах оглядели Виктора и Месропа, но интереса не проявили. Взяв по чашечке кофе и тарелку с хрустами, они отошли к окну.
Месроп отпил глоток и скривился.
— Отрава! Лучше бы коньяку взяли.
Виктор молча вернулся к стойке, выгреб из кармана ворох бумажек и показал на бутылку армянского. Бармен иронично поднял бровь и начал складывать бумажку к бумажке. Закончив, пододвинул стопку к Виктору и заявил, что здесь в лучшем случае на полрюмки. Может предложить водку или, если туго с деньгами, бесплатное пиво.
Не отвечая, Виктор сгреб бумажки и аккуратно опустил их в мусорный стояк. Девицы оживились. А когда он достал чон и кинул на прилавок, они расплылись в обещающих все улыбках. Бутылка была мгновенно открыта, невесть откуда появился серебряный поднос с двумя тонкого стекла бокалами, и бармен сам отнес его к столику.
Виктор отошел от стойки, услышав за спиной презрительный шепот: «Бабкины серьги толкнул, гуляет на единственный».
Подняв бокал, Виктор понюхал коньяк. Пахло розами. Сделал маленький глоток — приятно, но очень крепко. На пиво густо ляжет, лучше не пить. Ну а Месроп пригубил, одобрительно причмокнул и выцедил бокал.
— Что ты слышал о неодеистах? — внезапно спросил он.
Виктор пожал плечами.
— Так я и знал. — Месроп плеснул себе еще, показал на бокал Виктора, тот покачал головой. — Тогда с них и начнем!
Но начать не удалось. Одна из девиц подошла и молча села Месропу на колени. Вторая от стойки наблюдала за ее действиями. Бармен притворился, что ничего не видит, и протирал рукавом зеркало. Месроп меланхолично похлопал ее ниже талии и как ни в чем не бывало сказал Виктору:
— В прошлом году мне случайно попался справочник по конфессиям, очень любопытная, доложу тебе, статистика. По многим регионам сведения, конечно, приблизительные, но тенденция прослеживается четко…
От такого откровенного небрежения у девицы даже челюсть отвисла. Она поерзала ягодицами, но Месроп, подмигнув Виктору, начал сыпать числами, терминами, и тогда она, возмущенно фыркнув, поднялась и ушла, а за ней потянулась и подруга.
— Уф! — выдохнул Месроп. — Еще немного, и я бы поволок ее в номер или разложил прямо здесь. Ладно, проехали. Так о чем это я? Да, понимаешь, традиционные религии распадаются на секты, секты возникают, как грибы, и так же быстро вянут. Но это пузырится вода на поверхности, а что творится в глубине, какие сильные течения поднимают ил и подмывают берега — никто не знает.
Все эти материи Виктору были неинтересны. Ему несколько раз приходилось общаться со священниками, однажды даже провел ночь в полузатопленном подвале с фанатичной старухой-проповедницей, она что-то исступленно втолковывала оказавшимся в западне, но Виктор так и не понял что. Иногда ему казалось, что кто-то могучий тайно покровительствует ему, но думать об этом не хотелось, чтобы нечаянной мыслью не обидеть Покровителя, если он все-таки есть.
— …Зреет новая религия, — продолжал между тем Месроп, — и мы ее не можем разглядеть. Я имею в виду не худосочную секту, а кондовую мировую религию со всеми онерами. Вообще-то возникновение новой религии подобно вспышке молнии. Тучи все собираются, ходят кругами, погромыхивает где-то, но тем не менее удар всегда неожиданен, вспышка хоть на миг, да ослепляет.
— Вспышка? — вежливо переспросил Виктор и прикрыл ладонью рот, подавляя зевок.
— Да, именно! Не всегда нужны новые чудеса, достаточно нового взгляда на мир. Возникает разность потенциалов — вжик! — и люди готовы принять новых богов.
— Ага, — догадался Виктор, и сонливость как рукой сняло, — так мы идем к сектантам?
Это в корне меняло дело. Если бы в Саратове он узнал об этом, то посоветовал бы не лезть, а если очень зудит, то без него. С религиозными фанатиками шутки плохи, они сначала режут, а потом спрашивают, кто такой и зачем пришел.
— Почти так, — кивнул Месроп, — но только почти.
— И каким же богам они поклоняются? — криво улыбнулся Виктор.
Месроп медленно налил себе коньяку, осуждающе посмотрел на почти полный бокал Виктора, глотнул, провел рукой по животу.
— Каким богам? — переспросил он. — А никаким.
Виктор спокойно ждал продолжения.
— Я не шучу, — сказал Месроп. — Неодеисты поклоняются истинно несуществующему богу.
— Атеисты, что ли? — удивился Виктор.
— Гораздо хитрее, дружок, — Месроп наставительно поднял палец, гораздо хитрее! Атеисты отвергают идею божества вообще. А неодеисты поклоняются несуществующему богу.
— Но для них-то он существует?
— Нет! В том весь выверт! Они знают, что он не существует и поклоняются его несуществованию. Понимаешь?
— Ничего не понимаю, — честно сказал Виктор.
— Да и я, знаешь, не вполне, — признался Месроп. — Что-то ухватываю, но в целом не воспринимаю. Я смотрел их шесть доказательств небытия божьего, — туманно и сумбурно, как и положено любой респектабельной теологии. Истинно несуществующий бог неуязвим, поскольку недеятелен, бессилен и ничего не знает. Вот отсюда у них начинаются забавные выводы. Идея всемогущего бога предполагает бессилие человека, отсутствие идеи бога — этический хаос и развал. А вот идея истинно несуществующего бога должна делать человека всесильным.
