Для Филби наступил трудный период. Морально он был опустошен, денег не было. С позиций восходящей звезды британской разведки, возможного начальника СИС сэра Гарольда Филби, от приятной и интересной работы, коллег, компанией которых он дорожил, фактически за один день Филби опустился в жестокий мир, где он оказался в одиночестве. Его бывшие коллеги по СИС разбились на три группы: небольшое число сотрудников, считавших, что, возможно, Филби виновен, и поэтому не желавших иметь с ним что-либо общее; более многочисленная группа, которые считали, что Филби, возможно, невиновен, однако полагали, что будет лучше не общаться с ним; и наконец, небольшая, но влиятельная третья группа людей, убежденных в невиновности Филби и готовая сделать все, чтобы поддержать его и затем вернуть на службу. Однако Филби решил, что будет лучше, если с этими людьми он будет иметь лишь минимальные контакты, чтобы не подвергать опасности их карьеру. «После Мильмо я порвал дружбу с Грэмом Грином, — заявил Филби мне в Москве. — Я не хотел причинять ему какие-либо неприятности».
Конечно, ободряющее слово в это время со стороны советского коллеги придало бы духу Филби, но, к сожалению, это было невозможно. Дело против Филби было отложено, но не закрыто. МИ-5 считала, что ее лишили законной добычи. За Филби следовало бы установить постоянную слежку в надежде получить доказательства, которые позволили бы упрятать его на двадцать лет в тюрьму Уормвуд — Скрэбс — зафиксировав его встречу с установленным советским разведчиком.
Будучи отрезанным от своих коллег и от советской разведки, Филби пытался выбросить из головы все тайные дела и сконцентрироваться на получении средств к существованию. Он сразу же столкнулся с трудностями, которые обычно встают перед всеми сотрудниками СИС, досрочно ушедшими со службы: что сказать своему возможному работодателю о своих занятиях в течение последних 10–15 лет!
Филби пытался ссылаться на нередко используемое сотрудниками СИС прикрытие — находился в штатах иностранной службы — чем обычно вызывал один вопрос: почему ушел [24].
Из беседы с Филби в Москве: «Через некоторое время я пришел к выводу, что единственной областью, где я могу попытаться найти работу, является журналистика. Смогу ли я вновь прорваться на Флит-стрит? Однажды мне удалось сделать это в Испании, почему бы не попытаться вновь? Я добился возвращения мне заграничного паспорта и в течение пяти недель безрезультатно посылал из Испании статьи в несколько лондонских газет, включая «Обсервер», однако ни одна из них не предложила ни постоянной, ни контрактной работы. Контакт с «Обсервер» позднее принес результаты.
Затем мой друг предложил мне работу в Сити в экспортно-импортной компании. Мы импортировали фрукты из Испании и поставляли касторовое масло в Соединенные Штаты Америки. Это была удивительно нудная работа, и я испытал удовлетворение, когда через год мы разорились. Моей вины в этом не было.
Была еще одна потерпевшая неудачу сделка, касавшаяся написания книги. Андрэ Дейч подписал со мной контракт на книгу о моей деятельности в разведке. Сначала я был чрезвычайно увлечен этим делом, но когда начал писать, стало ясно, что будет бесцветная вещь. Я решил, что продолжать нет смысла, и возвратил аванс.
Томми Харрис внес 250 из 600 фунтов стерлингов, остальные я занял у своих друзей».
Рассказ Филби несколько отличается от того, как запомнил эту сделку сам Андрэ Дейч. По словам Дейча, к покойному Николасу Бентли, карикатуристу и директору издательства «Андрэ Дейч лимитит» обратился его друг детства Харрис с идеей написания книги. Бентли и Дейч организовали ленч в ресторане «Ле Эскарго» на Грик-стрит. «Харрис пришел с Филби, которого представил нам. На нас он произвел впечатление остроумного, приятного и интеллигентного человека, и мы решили подписать с ним контракт. Книга должна быть написана быстро. Мы согласились выплачивать аванс помесячно: шесть месяцев по сорок фунтов стерлингов и шесть по шестьдесят. Это было необычно. Через несколько недель у нас состоялся второй ланч: Филби по-прежнему был полон энтузиазма. Но через год, когда мы встретились за ланчем в третий раз, его настроение резко изменилось. Он казался подавленным. Нехмного потрепанным. Заявил, что решил бросить книгу».
Из рассказа Дейча следует, что Харрис втайне от Филби был партнером Дейча в этом деле. В первых числах каждого месяца, когда Дейч переводил Филби 40 или 60 долларов, Харрис выплачивал Дейчу наличными половину этой суммы. 5 апреля 1955 года, когда срок контракта закончился, Харрис выплатил Дейчу оставшуюся часть аванса в 600 фунтов стерлингов (по нынешним ценам составляет 12 тысяч фунтов стерлингов). Из сказанного можно сделать единственный вывод: Харрис субсидировал Филби, о чем последний, возможно, не знал, и делал это так, что было невозможно это установить.
В этот период был еще один случай, воспоминания Филби о котором отличаются от воспоминаний других лиц. В своей книге «Моя тайная война» Филби упоминает о письме депутата парламента от консервативной партии, который пригласил его на чашку чаю в палату общин. «Он чистосердечно признался мне в том, что ведет войну против министерства иностранных дел в целом, и Антони Идена в частности. Он слышал, что меня тоже уволили с дипломатической службы, и полагал, что я теперь должен испытывать чувство обиды. Он был бы очень благодарен, если бы я предоставил ему какой-либо материал, позволяющий облить грязью министерство иностранных дел… Я ответил, что понимаю причины, побудившие руководство министерства иностранных дел потребовать моей отставки, и тут же удалился».
Однако депутат парламента Генри Керби, работавший в 20-х годах в СИС, в 1968 году рассказал другую историю. «Я познакомился с Филби в конце войны. Он произвел на меня впечатление странного, неопределенного типа человека, нервного и раздражительного. Пытался создать впечатление, что он везде побывал и все знает. Лично я был о нем невысокого мнения и был довольно удивлен, когда в 1954 году он пытался два или три раза встретиться со мной в здании парламента. Внизу, в подвальном этаже у меня была комната, куда я обычно «сплавлял» просителя, как только для этого представлялась возможность. Филби не относился к числу людей, с которыми мне хотелось беседовать на людях. Он обратился ко мне с единственной просьбой — помочь найти работу, любую работу. Конечно, я не мог помочь ему. Филби вел себя настолько странно, что я почуял недоброе и рассказал о его визите Маркусу Липтону (депутату парламента от лейбористской партии)».
Значимость этих визитов состояла не в целях прихода Филби к Керби, каковыми бы они ни были, а в том, что Керби рассказал о них Липтону, простому старомодному военному человеку, и возбудил у него подозрение к Филби. Таким образом, неосознанно Липтон должен был сыграть особую роль, но не в разоблачении Филби, а в его оправдании.
Не только служебная, но и личная жизнь Филби терпела крах. Большую часть времени Айлин проводила одна с детьми в доме на Херонсгейт, а Филби жил в Лондоне. Иногда на несколько дней он появлялся дома, обычно в нетрезвом виде. Имеются данные, полученные от друзей семьи Филби, которые свидетельствуют о том, что наконец у Айлин возникли подозрения о том, кому на самом деле служит Филби. По словам Патрика Сила, одна из знакомых Айлин слышала, как та однажды вечером выпалила: «Я знаю, ты как раз тот «третий человек». Хейзел Флорел, друг семьи Филби по Стамбулу, вспоминает, как Филби сказал ей о том, что Айлин направила телеграмму в министерство иностранных дел, в которой изложила свою догадку.
Мать Айлин пыталась помочь своей дочери, купив большой дом времен короля Эдуарда в Кроуборо на границе между Кентом и Суссексом, и вся семья переехала туда. Дом был слишком велик, чтобы поддерживать в нем должный порядок, поэтому вскоре сад зарос. Никого в окружении Айлин не знала. Филби навещал детей только по выходным, с Айлин он почти не общался. С ней опять случались странные происшествия: однажды она въехала на машине в витрину магазина. Стала много пить, несколько раз попадала в госпиталь.
