Прежде всего Филби было необходимо иметь хорошее прикрытие. Вряд ли он мог поехать в прифронтовую зону в качестве туриста, поэтому Филби удалось убедить лондонское агентство новостей «Лондон дженерал пресс» дать ему аккредитацию. Совершенно естественно, что свободный журналист, освещающий военные действия, не мог взять с собой жену. Литци осталась в Лондоне, и с этого момента начался их разрыв. Для разрешения личных вопросов потребовалось определенное время, поэтому Филби прибыл в Испанию лишь в феврале 1937 года. Он сразу начал бомбардировать газету «Таймс» статьями, которые ему никто не заказывал. Причем все они были написаны с позиции сторонника фашистов. Одна статья была даже напечатана при содействии отца Кима Сент-Джона Филби, приехавшего в это время в Лондон на ленч с помощником редактора «Таймс» Робином Баррингтоном-Уордом, знавшим Фил би-старшего по учебе в Вестминстерской школе.

Усилия отца Филби принесли свои плоды. 24 мая 1937 года двадцатипятилетний Ким был назначен вторым корреспондентом газеты «Таймс», прикомандированным к войскам Франко (другим корреспондентом был Джеймс Холбурн). Это было важное назначение. На несколько дней Филби приехал в Лондон, чтобы согласовать размеры своей зарплаты и ознакомиться с жесткими правилами газеты «Таймс», касавшимися расходов.

Во время бесед в Москве Филби мне рассказал: «Меня предупредили, что газета с необычной страстью относится к мельчайшим финансовым деталям. Я старательно составил свой первый отчет о произведенных расходах, однако не смог указать нескольких конкретных статей. Велись активные боевые действия, и было чрезвычайно трудно указать, на что была затрачена каждая песета. Более чем за два месяца я истратил всего около сорока фунтов стерлингов, поэтому никакого беспокойства у меня не возникло. Однако финансовый отдел не хотел принимать отчет, поэтому возникла активная переписка. Наконец мне было сказано, что расходы будут утверждены, но в будущем я должен все затраты перечислять по пунктам. В ответ я написал, что в условиях активных военных действий это невозможно сделать, и попросил установить фиксированную сумму на текущие расходы. Полагая, что любая названная мною сумма будет урезана, я наобум предложил сорок фунтов стерлингов в месяц. В ответ финансовый отдел сообщил, что мою идею о фиксированных расходах они принимают и выделяют две гинеи в день[8].

Устроив свои личные дела, Филби возвратился в Испанию. Это была его первая командировка в качестве сотрудника советской разведки. Он был надежно прикрыт авторитетом влиятельнейшей газеты «Таймс».

Испания разделилась на два лагеря. На одной стороне — представители старого порядка: банкиры, землевладельцы, духовенство и армия. Им противостояли крестьяне, рабочие, лучшие представители интеллигенции — поэты и писатели, избранное демократическим путем правительство. Оба лагеря рассматривали войну как средство спасения страны. Представители старого порядка — националисты-фалангисты во главе с генералом Франко поставили задачу — освободить страну от «красных», возродить свой идеал — очищенную от скверны христианскую Испанию. Республиканцы сражались за новый порядок, за «Новый Иерусалим», а входившие в их ряды коммунисты — за претворение в жизнь марксистского учения. Многие рассматривали начавшуюся войну гораздо шире, чем просто гражданский конфликт. «По сути дела, это была война между классами, — писал Джордж Орвелл. — Если бы рабочие победили, повсюду в мире усилились бы позиции простого народа. Но они проиграли, и богачи всего мира потирали от радости руки».

Вмешательство в военные действия Гитлера и Муссолини на стороне Франко, Советского Союза — на стороне республиканцев привело к тому, что в этой войне решалось многое не только в судьбе Испании и каждому приходилось сделать свой выбор. Со всех континентов в Испанию прибывали тысячи молодых людей, чтобы сражаться с франкистами в рядах интернациональных бригад. Это был вклад каждого из них в борьбу с фашизмом, что великолепно отразил Эрнест Хемингуэй в своем знаменитом романе о гражданской войне в Испании «По ком звонит колокол». В военных действиях принимало участие много журналистов и корреспондентов. Одна из них, Марта Джелхорн, заявляет: «Мы знали, мы хорошо понимали, что Испания была тем местом, где можно было бы еще остановить фашизм. Именно так, а не иначе. Это был один из тех моментов в истории, когда ни у кого из нас не было сомнений в правоте своего дела».

Герберт Мэтьюз, корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме» писал: «В какой бы стране я не встретил сегодня мужчину или женщину, которые сражались за свободу Испании, я нахожу в них родственную душу. Это были наши лучшие годы, и все случившееся после этого, или что произойдет в будущем, никогда не поднимет нас на такую высоту».

Исходя из своих внутренних побуждений, такую же позицию, несомненно, хотел бы занять и Филби. Однако он избрал свой особый путь: не мог прямо заявить о своих взглядах или быть в числе тех, кто открыто сражался за свободу Испании. Он вел свою войну, которая должна была стать длительной и в которой в первую очередь необходимо было скрыть свои подлинные взгляды. В этом Филби преуспел. Каждому, кто встречался с ним в это время, он казался серьезным и немного скучным молодым английским журналистом, с завышенным самомнением, пишущим свои статьи с позиций сторонника Франко, в которых объективность не могла скрыть его профашистских симпатий.

Один из франкистских пресс-офицеров, Энрике Мар-санс вспоминает, что на Филби всегда можно было положиться в том смысле, что он не создавал ненужных трудностей и не противился цензуре. Однажды, когда фалангисты особо остро реагировали на сведения о числе итальянцев, принимавших участие на их стороне в боевых действиях, Филби подготовил небольшое сообщение о футбольном матче между испанскими и итальянскими солдатами. Марсанс выразил сомнение в достоверности этих сведений. Он хотел знать, присутствовал ли Филби на этом мероприятии. «Филби признал, что он сам матч не видел, но слышал, что такая игра имела место. Конечно, эти сведения особого интереса не представляли, но я считал, что в Лондон следовало что-то направить». Не вступая в спор, он снял свое сообщение. Другой франкистский офицер Луис Болин заявил, что «Филби славный парень, который объективностью сообщений вызывает к себе доверие».

С тем чтобы подтвердить мнение испанцев о себе как об английском джентльмене, имеющем присущие представителю правящего класса привычки, Филби завел себе подругу — Фрэнсис (Банни) Дабл, канадку, бывшую жену английского баронета Энтони Линдсей-Хогга. Леди Линдсей-Хогг, бывшая звезда лондонской сцены, была на десять лет старше Филби. Убежденная монархистка, она была влюблена в Испанию, которую посетила в качестве туристки десять лет назад. В 1937 году Банни вновь вернулась в Испанию, чтобы организовать помощь Франко. Используя свое влияние, она с помощью испанского дипломата приехала в Испанию и убедила испанского пресс-офицера разрешить ей остаться в стране. Банни считала Филби «привлекательным, очень искренним человеком, настоящим джентльменом». (Однажды, когда пресс-офицер в поисках леди Линдсей-Хогг позвонил Филби, последний гневно потребовал объяснить, почему пресс-офицер считает, что Хогг находится у него.) Конечно, и от Банни Филби скрывал свои истинные взгляды: «Мы часто обсуждали подвижническую работу его огца в Саудовской Аравии, визит Кима в Вену, говорили об австрийской девушке, на которой он женился, но он никогда не обмолвился и словом о социализме, коммунизме или о чем-то подобном». Филби всегда противился ее попыткам вывести себя из равновесия. «Я всем сердцем на стороне Франко», — обычно заявляла Хогг. Или: «Мы выиграли еще одну битву». Но Филби только улыбался и в спор не вступал.

Филби приходилось много работать, создавая для себя долгосрочное прикрытие. Было три случая, когда его карьере журналиста и разведчика едва не пришел конец. Об одном случае Филби вообще ничего не знал. Речь идет о побеге на Запад в 1937 году Вальтера