Библиотека Филби разрасталась. Раз в неделю он очищал абонируемый на почтамте почтовый ящик, что было значительным событием в его размеренной жизни, и выкупал заказанные книги. У Филби были очень широкие интересы. «Я прочитал «Рай квартет», поскольку интересуюсь Индией и считаю Пола Скотта прекрасным писателем. Я прочитал все книги Джона Эриксона, одного из немногих историков, понимающих Советский Союз. Но в последней книге его подвели редакторы или корректоры. Многие названия, особенно венгерские, написаны неправильно. Я хотел написать ему письмо и сказать об этом, но пока до этого не доходили руки».

Филби следил за политикой Великобритании. Госпожа Тэтчер пугала его, однако можно было видеть, что он подсознательно уважал ее твердые убеждения. И конечно, Филби очень хорошо относился к ее мужу — Денису. «Госпожа Тэтчер имеет ингредиент, совершенно необходимый любому успешному политику: удачу, — сказал он мне. — Хорошо, что она, кажется, разбудила президента Рейгана. Все ее речи, касавшиеся финансов страны, заканчивались фразами: «Нельзя вести хозяйство, постоянно занимая деньги», «Нельзя руководить страной, постоянно залезая в долги». Тэтчер думала, что Рейган разделяет ее точку зрения, и я думаю, что она узнала с определенным разочарованием, что эго не совсем так. Успокоение Тэтчер, очевидно, находит в понимании того, что может играть определенную роль в развитии мировой экономики. Что касается ее мужа Дениса, он очаровал меня фразой, сказанной им в день своего семидесятилетия. Когда один из настырных репортеров спросил Дениса, как он смог прожить так долго, последний в ответ огрызнулся: «Употреблял джин и курил сигареты!»

Что касается Филби, то виски и сигареты начали сказываться на его здоровье. Зимой 1986 года, в возрасте 72 лет, ему вновь пришлось лечь в госпиталь. Он плохо спал: «Я вставал и съедал большой кусок шоколадного торта. Только это помогало мне вновь заснуть». У Филби был нарушен пульс, все время он чувствовал себя усталым. Доктора поставили диагноз — аритмия сердца. Его беспокоил еще один симптом — после возвращения с Кубы он два раза терял сознание. Однажды он упал без сознания в ванной комнате. Он возвратился из госпиталя с жалобой на настойчивые рекомендации докторов сократить курение до десяти сигарет в день. Однако он искренне смеялся над шуткой Грэма Грина: «Ким, у нас у обоих неизлечимая болезнь. Это наш возраст».

Заключительные годы жизни Филби протекали без особых волнений. Для себя он понял, что основная работа на КГБ пришла к своему завершению. Однако было приятно сознавать, что к нему до сих пор обращались за помощью. «Я по-прежнему стараюсь работать с девяти до пяти, — рассказал он мне. — КГБ относится ко мне с пониманием и никаких жестких сроков не устанавливает. Когда возникает какая-либо потребность, они приходят и спрашивают: «Не могли ли бы вы выполнить работу?» Просмотрев материал, я отвечаю: «Конечно, все будет готово к четвергу». Й в ответ слышу: «Так быстро? Пожалуйста, не особенно утруждайте себя».

В последнее время Филби работал над программой лекций для молодых сотрудников КГБ. Свой рабочий день он начинал утром после легкого завтрака, состоявшего из чая и поджаренных хлебцев. Затем он шел в свой кабинет, читал газету «Таймс», решал кроссворды. Обычно на столе у Филби лежали экземпляры газеты «Таймс» за неделю, и он любил просматривать их по порядку, но в последнее время или английская, или русская почта работала не совсем четко, что очень раздражало Филби. «Я получаю «Таймс» от нескольких почтовых агентов в Ноттинг-хилле, — говорил он. — Раньше газеты несколько запаздывали, но приходили по порядку. Теперь все перепуталось, газеты сминают и мне приходится утюгом разглаживать их».

В 2 часа дня Филби прерывал работу и вместе с Руфой обедал. Иногда прекращал работать раньше и готовил обед сам. Будучи отличным поваром, он предпочитал индийскую кухню. Мою жену, которая привезла ему некоторые специи, Филби расспрашивал: «Как долго вы варите рис? У меня он стоит на огне ровно 13 минут». Если готовили не индийские блюда, то обед состоял из русского супа, копченой рыбы или рагу с рисом, маринованных огурцов и каких-либо фруктов, кроме яблок, к которым у Филби была сильная аллергия.

После обеда он читал или писал письма, вечером выпивал 2 или 3 двойные порции виски — обычно «Джонни Уокер» с красной этикеткой, которое разбавлял минеральной водой. Ужин был обычно очень легким, иногда он состоял лишь из кефира. Руфа изредка одна или с друзьями ходила в кино, Филби, не очень любивший кинематограф, в это время слушал музыку или читал.

Руфа, которая совсем не выглядит на свои пятьдесят пять лет, одевается со вкусом, предпочитая наряды, которые подчеркивали бы цвет ее рыжеватых волос. Она немного полновата, но защищает свою фигуру, утверждая: «Последние проведенные в СССР медицинские исследования показывают, что женщины рубенсовского типа болеют реже».

Филби и его жена, несомненно, выглядели счастливой парой. Он относился к Руфе с подчеркнутой вежливостью, одаривая ее цветистыми комплиментами, и часто говорил, как много она для него значит. Руфа заботилась о муже, тщательно следила за его вечерними возлияниями, иногда жаловалась на его излишнее курение. Единственной причиной возможных трений, которую я заметил, было желание Руфы перебивать мужа во время его чудесных рассказов, что в семьях бывает нередко. В таких случаях Филби мягко останавливал ее: «Дорогая, кто будет рассказывать? Ты или я?»

В компании русскоговорящих они обычно говорили друг с другом по-русски. Когда приходил я, они переходили на английский, но Руфа иногда обращалась к Филби за помощью. Дома, в отсутствие матери Руфы, они также обычно говорили по-английски.

Мне трудно судить, насколько хорош у Филби русский, но я слышал, как он разговаривал по-русски со своим помощником из КГБ Владимиром. В другом случае, когда я беседовал с Филби, другим ухом он слушал Владимира, который рассказывал Руфе о ходе судебного следствия, касавшегося семьи Брежнева. У меня создалось впечатление, что русский Филби использует в повседневном обиходе, а когда беседа касается каких-либо серьезных вопросов, тонкостей, он переходит на английский.

Филби был гостеприимным хозяином. Любил приводить своих знакомых в грузинский ресторан, где его хорошо знали. Однажды он сказал мне: «Сегодня мы на попечении КГБ. Поужинаем не дома. Машина будет ждать вас у гостиницы в семь». Мы сели в машину, заехали за супругами Филби и отправились в ресторан. Владимир все организовал заранее. Он провел нас в отдельный кабинет. На Филби был костюм в узкую полоску, старомодные красные подтяжки. В меню входила черная и красная икра, шашлык, кебаб, жареная баранина, водка и красное грузинское вино.

Я заметил Филби, что шашлык и кебаб, очевидно, напоминают ему о Турции. Ким, расслабившийся и находившийся в хорошем настроении, ответил: «Ах да, вы мне напомнили, что я хотел рассказать вам о горе Арарат. В книгах и статьях вы читали о фотографии, которая висела у меня на стене в Бейруте, фотография горы Арарат в рамке, сделанная мной еще в Турции. Вы писали что-то об этом в своей книге, о двух вершинах горы, и будто бы такую фотографию можно сделать лишь со стороны советской границы. Вы увидели в этом нечто необычное. А все очень просто: граница СССР находится на некотором расстоянии от Арарата, и можно фотографировать гору с советской стороны, находясь на территории Турции».

Накануне я рассказал Филби о сплетнях в издательских кругах по поводу того, что Энтони Кейв Браун, английский автор, проживающий в США, намеревается издать биографию Филби, что он надеется встретиться с ним в Москве, но такую встречу, очевидно, непросто устроить, и это мероприятие обойдется по меньшей мере в 10 тысяч долларов. Филби, вероятно, думал об этом, потому что во время ужина он вернулся к этому разговору:

«Я надеюсь, что это не понимается так, что 10 тысяч долларов предназначены для меня. Во-первых, я не нуждаюсь в деньгах. Вы должны понять, что наше общество — это общество наличных денег. Здесь нет кредитов, нет вероятности очутиться в долгах. Одному богу известно, что произошло бы с западной экономикой, если бы внезапно потребовали возвращения всех долгов. Здесь можно спокойно тратить все, что у вас имеется. У меня нет никаких причин испытывать беспокойство по поводу денег, поскольку я хорошо знаю свое финансовое положение на всю оставшуюся жизнь».