Майя нажала на кнопку воспроизведения. Видеозапись включалась при срабатывании датчика движения, так что началась она с того, что в кадре появилась Изабелла с чашкой кофе, которая, разумеется, была плотно закрыта крышкой-непроливайкой. У малышки Лили не было ни малейшего шанса облиться горячим напитком. Изабелла подняла с пола плюшевого жирафа Лили и двинулась в направлении кухни. Запись оборвалась.

– Мамочка!

Эта модель камеры не записывала звук, так что Майя оторвалась от экрана ноутбука и взглянула на стоящую на верхней ступеньке лестницы дочь. При виде малышки ее затопило знакомое ощущение теплоты. Как бы цинично она ни относилась ко многим аспектам родительства, то чувство, когда при взгляде на своего ребенка весь остальной мир вокруг меркнет и все, кроме любимого личика, отступает далеко на второй план, – его Майя понимала.

– Привет, золотко.

Майя где-то читала, что лексикон среднестатистической двухлетки состоит примерно из пятидесяти слов. Лили в эту статистику вполне укладывалась. «Еще» было в этом лексиконе едва ли не главным словом. Майя поспешила подняться по лестнице и, перегнувшись через специальное защитное ограждение, подхватила Лили на руки. Малышка держала детскую книжку из толстого картона. На сей раз это была урезанная версия одного из классических стишков доктора Сьюза[3] «Рыбка раз и рыбка два». В последнее время она таскала эту книжку с собой повсюду, как другие дети таскают плюшевого мишку. То, что ее дочь предпочитала мягким игрушкам книги, Майю безмерно радовало.

– Ты хочешь, чтобы мамочка почитала тебе книжку?

Лили кивнула.

Майя отнесла дочку вниз и усадила за кухонный стол. На экране ноутбука по-прежнему шла видеозапись. Майя уже усвоила, что маленькие дети любят повторения. У них еще нет тяги к новым впечатлениям. У Лили собралась целая коллекция таких картонных книжек. Майе нравились захватывающие истории Истмана вроде «Ты моя мама?» и «Рыбка из пруда»: в обеих были и пугающие моменты, и неожиданные концовки. Лили слушала – лучше хоть какая-нибудь книга, чем совсем никакой, – но упорно возвращалась к стихам и рисункам доктора Сьюза, и, по правде говоря, кто стал бы ее за это винить?

Майя бросила взгляд на монитор, на котором продолжала проигрываться видеозапись. На экране Лили с Изабеллой сидели рядышком на диване. Изабелла по одному скармливала Лили крекеры в виде крохотных рыбок – ни дать ни взять дрессировщик, вознаграждающий циркового тюленя рыбешкой за хорошее выступление. Крекеры, вспомнила Майя и, достав из кладовки хрустящий пакетик, высыпала часть содержимого на стол. Лили немедленно принялась поедать их один за другим.

– Тебе еще что-нибудь дать?

Лили покачала головой и ткнула пальцем в книгу:

– Читать.

– Не «читать», а «мама, почитай, пожалуйста…».

Майя заставила себя остановиться. Довольно. Она взяла книгу, открыла ее на первой странице, прочитала про рыбку раз и рыбку два, перевернула страницу. Она дочитала уже до толстой рыбы в желтой шляпе, когда зацепилась взглядом за что-то, промелькнувшее на экране.

Майя замолчала.

– Еще читать, – потребовала Лили.

Майя наклонилась к монитору.

Камера снова включилась, но обзор был полностью перекрыт чем-то непонятным. Но каким образом? Майя решила, что смотрит на спину Изабеллы. Изабелла стояла прямо перед рамкой, и поэтому Майя ничего не видела.

Нет.

Изабелла была слишком миниатюрной. Рамка находилась примерно на уровне ее головы, но никак не спины. Кроме того, теперь Майя могла различить цвет. Вчера Изабелла была в красной блузке. А рубашка, которая была на том, чья спина заслоняла обзор, была зеленого цвета.

Травянисто-зеленая.

– Мамочка?

– Секундочку, солнышко.

Человек в зеленой рубашке отодвинулся в сторону и исчез из виду. Теперь Майя хорошо видела диван. Лили сидела на нем в одиночестве. В руке у нее была эта самая книга, она листала ее, делая вид, будто читает.

Майя терпеливо ждала.

Слева – со стороны кухни – в кадр вплыла фигура. Не Изабелла.

Это был мужчина.

Во всяком случае, силуэт был мужской. Он по-прежнему стоял почти вплотную к камере, и с этого угла невозможно было разглядеть его лицо. У Майи мелькнула было мысль, что это мог быть Гектор, на минутку заскочивший в дом – попить воды или еще зачем-нибудь, – но Гектор ходил в толстовке с комбинезоном. А на этом типе были голубые джинсы и зеленая – травянисто-зеленая – рубашка…

На экране Лили с дивана вскинула глаза на мужчину в зеленой рубахе. При виде расплывшейся по лицу дочери улыбки в груди у Майи похолодело. Лили не жаловала чужих. Значит, этот мужчина… этот незнакомец в странно знакомой травянисто-зеленой рубашке…

Мужчина двинулся к дивану. Теперь к камере была обращена его спина, полностью заслонявшая от Майи ее дочь. На Майю вдруг накатила паника, она заметалась, дернулась вправо, влево, как будто это могло помочь ей увидеть свою девочку и убедиться, что она по-прежнему сидит все там же, на диване, с книжкой доктора Сьюза в руках. У нее было такое чувство, будто дочери грозила опасность, и эта опасность никуда не денется, пока Майя не сможет хотя бы увидеть ее. Разумеется, никакой опасности в реальности не было. Майя отдавала себе в этом отчет. Она смотрела видеозапись того, что уже случилось, а не живую трансляцию, ее дочь сейчас сидела рядом с ней, живая и с виду вполне довольная жизнью. Вернее, довольна жизнью она была до того, как ее мать умолкла и уставилась в экран компьютера.

– Мамочка?

– Одну секундочку, солнышко, ладно?

Было совершенно очевидно, что мужчина в знакомых голубых джинсах и травянисто-зеленой рубахе – именно так он сам всегда ее называл: не просто «зеленая», или «светло-зеленая», или «ярко-зеленая», а «травянисто-зеленая» – не похитил ее дочь и не причинил ей никакого вреда, так что беспокойство, которое переполняло Майю, казалось беспочвенным, и вообще она раздула из мухи слона.

Мужчина на экране компьютера отодвинулся в сторону.

Теперь Майя снова видела Лили. Казалось, ее страх должен был улетучиться. Но тут случилось нечто непредвиденное. Мужчина развернулся и опустился на диван рядом с Лили. И, оказавшись лицом к камере, улыбнулся.

Не завизжать Майе удалось лишь чудом.

Вдох-выдох, вдох…

Майя, всегда сохранявшая в бою хладнокровие, всегда умудряющаяся найти внутри себя какое-то потайное место, благодаря которому ее пульс оставался ровным, а выбросы адреналина не могли парализовать ее, сейчас отчаянно пыталась отыскать это место. Эта знакомая одежда, эти голубые джинсы и в особенности эта травянисто-зеленая рубашка должны были подготовить ее к вероятной, хотя в данном случае куда вернее было бы сказать – невероятной развязке. Поэтому она не завизжала. И даже не вскрикнула.

Крик превратился в свинцовую плиту, которая будто легла на ее грудь, не давая дышать. В холодок, разливающийся по жилам. В слегка дрожащие губы.

Не веря своим глазам, Майя смотрела, как на экране компьютера Лили забирается на коленки к своему погибшему отцу.

Дальше смотреть было практически нечего.

Едва Лили успела забраться на колени к якобы Джо, как он поднялся и унес ее из зоны видимости. Запись остановилась тридцать секунд спустя, когда датчик движения выключил скрытую камеру.

На этом все закончилось.

Когда камера сработала в следующий раз, Изабелла с Лили вошли в комнату из кухни и принялись играть, в точности как на множестве предыдущих записей. Майя просмотрела запись до конца на ускоренном воспроизведении, но остаток дня практически ничем не отличался от остальных дней. Только Изабелла и Лили. Ни мертвых мужей, ни кого-либо еще.

Она вернулась и просмотрела видео во второй раз, потом в третий.

– Книжку!

Это была Лили, которая уже начинала терять терпение. Майя обернулась к дочери и задумалась, как ей сформулировать вопрос.