Милгрим, сидевший на полу за пассажирским сиденьем, только сейчас заметил корзинку. Он наблюдал, как пингвин бьется о люк в крыше, и гадал, что будет, если тазер сработает сам по себе.

– Там есть круассан? – спросил он, наклоняясь над корзиной.

– Нет, к сожалению. Яблоко, банан. Креветочные галеты.

– Спасибо, – ответил Милгрим и положил банан в карман куртки.

Вообще-то, ему хотелось спросить водителя, куда они едут, в ночь, с пингвином, наполненным гелием и раскрашенным аэрозольной краской. Однако он не спросил, поскольку подозревал, что водитель понятия не имеет. И более того, что это входит в его обязанности: очень хорошо вести машину, знать город, быть вежливым и понятия не иметь, куда они едут. Так что Милгрим не стал ничего спрашивать. Куда бы они ни ехали, это место, которое выбрал Гаррет, и возможно, там будет Фиона.

На круговой развязке пингвин немного наклонился набок. Милгрим чувствовал, что юноша ведет очень аккуратно, ничего не нарушает и, вероятно, едет на скорости ровно на два километра меньше разрешенного максимума. На памяти Милгрима так ездили на наркосделки люди, от которых он совершенно не ждал аккуратной езды. Собственно, все сегодня напоминало такую сделку, хотя прежде при этом ему не предлагали фрукты и минералку.

Наушники на юноше больше всего походили на деталь пинбольной машины, причем лапка, которая в пинболе толкает шарик, служила микрофоном. Он иногда тихонько в него говорил, правда чаще всего отвечал «да» или «нет» либо повторял названия улиц, которые Милгрим тут же забывал. Из этого Милгрим заключил, что юноша теперь знает, куда им ехать.

И внезапно, без всякого предупреждения, оказалось, что они на месте.

– Где мы? – спросил Милгрим.

– Уормвуд-Скрабс.

– Тюрьма?!

– Литл-Уормвуд-Скрабс, – пояснил водитель. – Прямо отсюда переходите дорогу, идете прямо в заросли. Он просил вам сказать, она будет под камуфляжной тканью, так что, возможно, сразу не разглядите.

– Фиона?

– Он не сказал, – ответил юноша строго, словно не желая иметь с этим больше никакого дела. Потом встал, быстро обошел машину и открыл Милгриму дверцу.

Милгрим притянул пингвина пониже и боком выбрался из машины, думая про себя, как все-таки радостно держать за веревочку летающего пингвина. Замечательное открытие – газы легче воздуха. Интересно, из чего делали первые аэростаты. Из лакированного шелка, наверное, решил он и почему-то вспомнил дворик в «Салон дю вэнтаж».

Пока Милгрим вылезал из машины, водитель держал пингвина. Его рубашка призрачно белела в свете ближайшего фонаря. Милгрим ощущал вокруг большое открытое пространство, совершенно аномальное для Лондона. Другая сторона дороги была темна и пуста.

– Парк? – спросил он.

– Не совсем. Идите прямо через дорогу. – Водитель махнул рукой. – Не сворачивайте. Там найдете ее.

Он вручил Милгриму петлю на нейлоновой леске, к которой был привязан пингвин.

– Спасибо. И за банан тоже.

– На здоровье.

Милгрим перешел дорогу, слыша, как фургон у него за спиной завелся и уехал. Он продолжал идти. Через траву, через асфальтовую дорожку, снова по траве. Все странное, заброшенное, трава разной высоты. Никакой ландшафтной архитектуры городских парков. Пустырь. Трава была мокрая, хотя он не помнил дождя. Роса, наверное. Милгрим чувствовал ее через носки. И все равно броги «Танки и Тодзё» были лучше обычных ботинок приспособлены для ходьбы по траве. Он представил, как идет куда-нибудь с Фионой, по такому же открытому, но менее страшному месту. Интересно, понравилось бы ей? Любят ли мотоциклисты ходить пешком? А он сам? Милгрим остановился и посмотрел на лондонское небо: светящееся, чуть лиловатое. Все огни самого большого города Европы озаряли ночь, затмевая звезды, кроме нескольких самых ярких. Он поглядел назад, на обыденную геометрию многоквартирных домов за ярко освещенным шоссе, и снова на пустырь. Ему подумалось, что здесь можно затариться. Не верилось, чтобы в таком большом городе в таком месте не торговали наркотиками.

Рядом тихо свистнули.

– Я здесь. Залезай ко мне, – тихо позвала Фиона.

Она сидела под пленкой с эзотерическим новым камуфляжем из тех, что интересовали Бигенда. Милгрим не помнил названия, но видел, что рисунок и впрямь сливается с травой.

– Только без пингвина. Доставай пульт. Быстро.

Фиона сидела по-турецки, говорила тихо, айфон светился зеленым у нее на коленях. Она потянула пингвина вниз, отцепила леску с обоих концов, отпустила. Он начал подниматься – медленно, из-за тяжелого тазера. Милгрим вытащил из кармана пингвиний айфон, сел рядом с Фионой на корточки и накрыл их обоих пленкой, оставив снаружи только руки и плечи.

– Давай, – сказала она. – Подними его, отведи от дороги. Я не могу говорить, сама работаю.

Милгрим увидел на ней маленькие наушники.

– Ты ищешь высокого человека в плаще, – продолжала она. – Без шляпы. Волосы короткие, возможно седые. В руке длинный бумажный сверток.

– Где?

– Потеряла его. Нажми зеленый кружок, если нужно ночное зрение, но с пингвином это не поможет, если ты не прямо над нужным местом.

Милгрим включил айфон, увидел пустой светящийся экран, потом сообразил, что пингвин смотрит в пустое небо. Тут гораздо приятнее, подумал он. Не нужно бояться, что врежешься в стену или в потолок. Пингвин плыл выше, вольнее.

– У этого типа что, фуфайка с нарисованным лицом? – спросила Фиона, показывая ему свой экран.

Там был кто-то в большом пуловере с гротескной физиономией на спине.

– Что-то конструктивистское, – сказал Милгрим. – Эль Лисицкий?[59] Он взламывает машину?

Человек стоял близко к черному седану, спиной к камере в Фионином коптере.

– Запирает ее. Уже взломал, теперь запирает.

Она пробежала пальцами по экрану, изображение размылось. Коптер, по сравнению с пингвином, двигался фантастически быстро.

– Куда мы? – спросил Милгрим, имея в виду коптер.

– Надо найти остальных троих. Потом посажу его, чтобы поберечь аккумулятор. Он в воздухе, сколько я здесь. Ищешь человека со свертком?

– Да, – ответил Милгрим и опустил пингвина в относительную темноту. – А кто остальные трое?

– Один Чомбо. Еще один из машины, которая пыталась затереть вас в Сити.

– Фоли.

– Еще один регбист, с металлической прической.

– Металлической?

– Ближе к каскаду. Здоровенный.

Холлис стояла у него за спиной, стараясь убедить себя, что наблюдает за игрой, невероятно сложной и нудной, на нескольких экранах. За чем-то решительно не важным, ни на что не влияющим.

Если так, то игра была очень убогой – без музыки, без звуковых эффектов. Гаррет, как мастер игры, назначал квесты, ставил задачи, раздавал золотые и серебряные печати невидимости.

Думать так было куда спокойнее, но Холлис не надеялась, что сумеет удержать иллюзию. Она стояла, прислонившись к баклажановой стене, и смотрела видео с Фиониного дрона.

Дрон мог нестись стремительно, как колибри, мгновенно зависать и оставаться на месте, но мог еще и подниматься-опускаться, как лифт. И все это в зеленом монохроме ночного видения. Камеры у нее были лучше, чем у Милгрима. Холлис не знала, как выглядит дрон, и воображала огромную стрекозу, тело размером с французский багет, пульсирующие прозрачные крылышки.

Дрон, зависнув, наблюдал, как четверо мужчин вышли из черного седана. Прокатный «мерседес», объявил Гаррет, как-то узнав это по номерам.

Двое были высокие, широкоплечие, крепкие. Один, поменьше ростом (почти наверняка Фоли), сильно хромал. Четвертый – Холлис узнала его угрюмую сутулость по Лос-Анджелесу и Ванкуверу – был Бобби Чомбо, ручной математик Бигенда. Та же раздражающая прическа, половина худого лица занавешена длинной грязной челкой. Он стоял под Фиониной стрекозой, как на бледно-зеленой гравюре, одетый не то в мантию, не то в банный халат. Неврастеник, с удовольствием называл его Инчмейл. Он говорил, неврастения возвращается, и Бобби опережает тренд.