– Сомневаюсь, – ответила она. – Посмотрите на себя. На свой костюм.

– Мистер Фиш[7], – объявил Бигенд.

Он выбрался из тренчкота, бренча люверсами и D-образными пряжками. Его галстук был почти точно в тон светло-золотистой рубашке.

– Он замечательный, – сказала Холлис.

– Он не умер, – улыбнулся Бигенд, усаживаясь в кресло напротив.

– Не умер? – Холлис тоже села.

– Очевидно, нет. Просто очень хорошо прячется. Я нашел его закройщика. На Сэвил-роу.

– Это же синий Кляйна, да?

– Конечно.

– Выглядит радиоактивно. В костюме.

– Выбивает собеседника из колеи.

– Надеюсь, вы надели его не ради меня.

– Само собой. – Бигенд снова улыбнулся. – Я ношу его, потому что он мне нравится.

– Кофе?

– Черный.

Холлис подозвала итальянскую официантку.

– Как вам черный металл?

– Рычаг тремоло, – ответил Бигенд тоном легкого беспокойства, – сдвоенная педаль басовой бочки. Редж считает, в них что-то есть. – Он чуть склонил голову набок. – А вы?

– Я не слежу. – Холлис налила себе в кофе молока.

Подошла итальянка. Холлис заказала мюсли, Бигенд – полный английский завтрак.

– Мне понравилась ваша книга, – сказал он. – И пресса вроде была хорошая. Особенно статья в «Вог».

– «Бывшая рок-звезда опубликовала книгу фотографий»?

– Нет, не так. Действительно хорошие отзывы. – Он отряхнул тренчкот, который повесил на ручку кресла. – Работаете сейчас над чем-нибудь?

Она отпила кофе.

– Вам есть смысл продолжить, – сказал он.

– Сомневаюсь.

– Общество редко позволяет знаменитости в одной области прославиться в другой. Исключая скандалы, разумеется.

– Я не хочу быть знаменитостью.

– Вы уже знаменитость.

– Была. И довольна мелкая.

– Уровень безусловной славы, – произнес Бигенд тоном врача, объявляющего самоочевидный диагноз.

Некоторое время они сидели молча. Холлис делала вид, будто просматривает первые страницы «Таймс». Наконец появилась итальянка и такой же симпатичный темноволосый юноша, принесли завтрак на деревянных подносах с бронзовыми ручками.

Бигенд проводил взглядом округлый зад итальянки и сказал:

– Обожаю полный английский завтрак. Требуха. Кровяной пудинг. Бобы. Бекон. Вы бывали здесь до новомодной кухни? Наверняка бывали.

– Да. В ранней молодости.

– Уже тогда полный английский завтрак был гениальным. – Бигенд резал колбаску, что-то похожее на хаггис, сваренный в кишке мелкого животного вроде коалы. Он подцепил кусок на вилку и, прежде чем отправить в рот, объявил: – Вы кое-чем могли бы нам помочь.

– Нам.

Он прожевал, кивнул, проглотил.

– Как вы наверняка знаете, мы не просто рекламное агентство. Мы занимаемся трансляцией образа бренда, прогнозом тенденций, управлением поставщиками, прощупыванием молодежной аудитории, стратегическим планированием в целом.

– Почему тот ролик так и не вышел? Для которого вы заплатили нам столько денег за «Такой быть сложно»?

Бигенд обмакнул хлебец в жидкий желток глазуньи, откусил половину, прожевал, проглотил, вытер губы салфеткой.

– А вам это важно?

– Сумма была огромная.

– Это Китай, – сказал Бигенд. – Машина, для которой готовили рекламу, так и не вышла на рынок.

– Почему?

– Изъяны конструкции. Фундаментальные. Правительство решило, что с этой машиной нельзя выходить на международный рынок. Особенно в свете нескольких скандалов с вредными добавками в пищевых продуктах.

– Машина была настолько плоха?

– Бесповоротно. – Бигенд принялся нагребать на хлебец бобы. – Песня ваша не понадобилась. Чиновники, занимавшиеся проектом, насколько я знаю, по-прежнему живы-здоровы. Вполне себе оптимальный исход для всех заинтересованных лиц.

Он принялся за бекон. Холлис ела мюсли с фруктами, поглядывая на Бигенда. Тот ел быстро, методично заправляя горючим тот метаболизм, который позволял ему работать на повышенных оборотах. Холлис никогда не видела его усталым или сонным после долгого перелета. Он как будто жил в собственном часовом поясе.

Бигенд доел раньше нее и дочиста вытер тарелку последним треугольничком поджаренного хлеба.

– Трансляция образа бренда, – сказал он.

– Да? – Холлис подняла бровь.

– История. Покупают не столько продукт, сколько связанную с ним историю.

– Это что-то старое, – сказала Холлис. – Потому что я это уже слышала.

Она отпила глоток остывшего кофе.

– В некоторой степени идея стала самоисполняющимся пророчеством. Дизайнеров учат придумывать персонажей с историей – тех, для кого разрабатывается продукт, или их окружения. Стандартная процедура. Есть сходные процедуры в брендинге вообще, в создании новых продуктов, новых компаний, всего такого.

– И что, работает?

– Да. Но поскольку работает, стало фактом. Как только придумывается новый способ что-то делать, передний край сдвигается. Куда-то.

– Куда?

– Вот тут-то в этой истории появляетесь вы, – сказал Бигенд.

– Ничего подобного.

Он улыбнулся. У него, как всегда, было слишком много слишком белых зубов.

– У вас на зубах бекон, – соврала Холлис.

Прикрыв рот белой льняной салфеткой, Бигенд попытался отыскать несуществующий кусочек бекона. Потом опустил салфетку и оскалился.

Холлис сделала вид, будто вглядывается в его зубы.

– Мне показалось, там был бекон, – с сомнением произнесла она. – И меня не интересует ваше предложение.

– Вы – человек богемы, – сказал он, складывая салфетку.

– В каком смысле?

– Вы никогда не работали в штате. Вы фрилансер. И всегда были фрилансером. Не завели недвижимость.

– И не только от нежелания.

– Да, – сказал он. – Но когда вы пытаетесь заработать, ваше сердце к этому не лежит. Я сам – человек богемы.

– Губерт, вы, наверное, самый богатый из всех моих знакомых.

Говоря, Холлис сообразила, что это не совсем правда. Она встречала людей богаче Бигенда, но все они были куда скучнее. Он был, наверное, самым неординарным богачом, какого ей довелось знать.

– Это побочное следствие, – ответил он. – В частности, побочное следствие того, что мне глубоко безразличны деньги.

Как ни странно, Холлис ему верила – по крайней мере, в этом. Капиталы Бигенда были как-то связаны с готовностью рисковать. С той самой готовностью рисковать, которая делала его таким опасным знакомцем.

– Моя мать принадлежала к богеме, – продолжал он.

– Федра, – неожиданно для себя вспомнила Холлис.

– Я постарался сделать ее старость как можно более обеспеченной. У людей богемы так бывает не всегда.

– Вы хороший сын.

– Редж – образец успешного человека богемы, не так ли?

– Да, наверное.

– Он постоянно что-то делает. Постоянно. Всегда что-то новое. – Бигенд глянул на нее поверх тяжелого серебряного кофейника. – А вы?

Тут он ее поймал. Заглянул прямо внутрь.

– А я – нет, – ответила она, поскольку ничего другого не оставалось.

– Вам надо что-нибудь делать. Причем не важно что. В этом-то главный секрет. Поскольку вы – человек творческий, любое дело выльется во что-нибудь по-настоящему ваше. Ведь так было прошлый раз, верно? Вы написали книгу.

– Но вы мне солгали, – сказала она. – Говорили, что у вас есть журнал и мне в него заказана статья.

– У меня был журнал, потенциально. Были сотрудники.

– Один!

– Два. Считая вас.

– Я не могу так работать. Не могу!

– На этот раз будет иначе. Гораздо менее… рискованно.

– АНБ прослушивало ваш телефон. Читало вашу электронную почту.

– Теперь мы знаем, что оно прослушивало всех. – Он ослабил светло-золотистый галстук. – Тогда не знали.

– Вы знали. Либо догадались, либо как-то выяснили.

– Некто, возможно, разрабатывает потенциально новый подход к трансляции образа бренда.

– Вы выражаетесь очень осторожно, – заметила Холлис.

– Некое абсолютно провокационное использование негативного пространства, – проговорил он как будто бы даже с огорчением.