Ощущая ужасную боль пронзившую ногу, опираясь левой рукой на планширь, Бонапарт выпрямился, молнией ударила его сабля, пробивая горло врага. С запрокинутой головой моряк рухнул на колени, изо рта хлынула кровь и смерть наступила практически мгновенно. Одержимый желанием завладеть 'Карманьолой'. Наполеон не потерял сознания, хотя и стоял с трудом. Усевшись у фальшборта он, морщась, стянул с ноги белый чулок и перевязал рану.

Вдоль левого борта штыки двадцати гренадер превзошли сабли республиканцев, переступая через мертвых и раненых они, наконец, прорвались к ведущему на гондек трапу.

- Кеннеди, на орудийную палубу! Не давайте им времени опомниться!

- Вперед, 18-й! Вперед, ирландцы!

Гренадеры, не дожидаясь людей де Гассенди, спускались по трапам с гэльским боевым кличем воинов Эрина, наводящим ужас еще на легионеров Рима.

- Buadh!

Бонапарт, ухватился за планширь, только тогда ему удалось подняться.

- Мы пришли, мой капитан, - обратился к нему де Гассенди.

- Возьмите на себя правый борт и вместе с лейтенантом Кеннеди зачистите пушечную палубу. Удачи, майор.

- Oui! - воскликнул тот, обнажая саблю.

Рана Наполеона не была глубокой, он выругался сквозь зубы, вспомнив о том, как много моряков доконало заражение крови, и заковылял к квартердеку.

Морские пехотинцы уже захватили сходни шканцев, на этом узком пространстве бой шел еще отчаянней, но уже было ясно, на чью сторону склоняется победа. Преодолев этот барьер, британцы и французские моряки-роялисты, возглавляемые Бернадотом, устремились на штурм юта. Этот последний оплот республиканцев защищали два или три десятка матросов полные решимости бороться до конца вместе с офицерами 'Карманьолы'.

Схватка закипела с новой силой, крики и вопли, лязг стали и пистолетные выстрелы, обе стороны дрались с остервенением. Бернадот столкнувшись лицом к лицу с опьяненным кровью и обезумевшим от безнадёжности офицером в богато отделанном золотым шитьем мундире, успешно парировал несколько опасных выпадов шпаги. Затем направляя саблю в грудь противнику, он молниеносно повернул руку в запястье и, описывая полукруг вниз, с огромной силой ударил по вражескому клинку, вышибая его.

- Вы капитан? - в мгновение ока, очутившись подле своего тяжело дышащего противника, Жан Батист приставил острие к его горлу.

- Да - захрипел тот.

- Сдаетесь? - лезвие слегка царапнуло, потекла кровь.

- Да. - Слабо кивнул француз, хватая ртом воздух.

Оставшиеся в живых, еще не так давно совершенно уверенные в своей победе, республиканцы начали бросать оружие. Бонапарт, всегда готовый принять собственную смерть как неизбежность, смотрел на лежавшие по всему квартердеку тела, ручейки крови впитывались в посыпанный перед боем песок. Двое британцев, лежавший ничком на правом трапе лейтенант-кавалерист, мужчины в гражданском с их белыми повязками. Но, слава Богу, в основном моряки 'Карманьолы'.

- Герои! В этот день вы осуществили все, чего я ждал от вашей храбрости!

Подойдя к гакаборту, Наполеон отвязал флаг-фал. Громкие победные выкрики огласили палубу, когда огромный триколор, медленно опускаясь к кормовой галерее, заполоскался в воде.

- Адмиралтейство, несомненно, заплатит крупную сумму за этот приз, что означает неплохую прибавку к вашим доходам, мой капитан, - усмехнулся Бернадот.

- Также как и вашим, Жан Батист,- подтвердил Бонапарт, - все деньги делятся среди экипажа захватившего вражеский корабль.

С пушечной палубы, где в короткой жестокой схватке было немало погибших и раненных, вынесли де Гассенди, пистолетная пуля попала ему прямо в грудь. Один из канониров опустился на колени у неподвижно лежащего на палубе тела, накрыл его одеялом и начал читать молитву.

- Мой капитан!- с борта 'Лютина', пытаясь привлечь внимание Наполеона, вопил ле Ден.

- Мы приняли много воды, месье. Если не хотим потерять фрегат, лучше всего вернуть людей на помпы в ближайшее время.

Проделав весь путь до фальшборта 'Лютина' и с трудом перебравшись на шкафут, Бонапарт собирался сойти вниз по трапу, когда к нему бросилась вся в слезах дрожащая Эжени.

- Мне было так жутко, когда стреляли пушки! Кричали раненые - женщины, дети!

- Тише малышка. Не плачь, успокойся. Все в порядке.

- Да,- прошептала девушка, - у тебя нога вся в крови. Очень больно?

- Ничего страшного, кость не задета, так что за несколько недель все заживет,

- Все равно пусть сейчас же врач посмотрит, может быть заражение.

Спустившись, Наполеон выругался от увиденного, в корме корпус 'Лютина' выглядел чертовски плохо.

- Более трех футов воды в трюме, пробоины в надводной части и ниже ватерлинии, сейчас попробуем завести пластырь - доложил ле Ден.

- Отлично. Замеры докладывайте мне каждые десять минут и передайте Оливье, немедленно поставить к помпам всех годных мужчин, какое происхождение у них бы не было - приказал Бонапарт. - Делайте все возможное, пока мы не получим помощи.

- Есть, мой капитан.

В кают-компании Наполеона ждал ужас полного разгрома, восемнадцатифунтовые ядра последнего залпа вражеского фрегата ударили прямо в широкие кормовые окна 'Лютина'. Мертвые и раненые женщины и дети! С десяток их, обмотанных окровавленными бинтами, то и дело кричащих в забытьи кошмаров, перенесли в лазарет, где хирурги едва успевали перевязывать и оперировать. Разрезав окровавленную штанину Бонапарта, один из них промыл его рану и после быстрого осмотра наложил швы. Казалось, все тело горит, капитан понимал, что у него начинается лихорадка.

Взволнованный посыльный, скатившись по трапу в полумрак нижней палубы, подбежал к Наполеону.

- Месье! С юга подходят неизвестные корабли!

- О, черт! Помоги мне взобраться наверх.

- Мой капитан!- кричал с юта помощник боцмана - Месье Бонапарт! Они запрашивают, требуется ли помощь. Какой сигнал следует поднять?

- Отправите ' Положительно' Оливье. Это 'Ирис' капитана Джорджа Ламсдэйна, за ним 'Тисифона' и, кстати, я рад видеть тебя живым. Дело было слишком жарким парень, какие у нас потери?

- Тридцать восемь убитых и пятьдесят раненых, месье.

Оба фрегата легли в дрейф и спущенные на воду с подветренной стороны переполненные шлюпки быстро приблизились на расстояние позволяющее подтянуть их к борту 'Лютина'. Первым поднялся на его палубу молодой офицер и, видя перед собой капитана Королевского флота, доложил Наполеону.

- Первый лейтенант Эдвард Брейс, сэр. В случае необходимости мне приказано оказать всю возможную помощь!

Когда 'Лютин' бросил якорь во внутренней гавани Аяччо, сильно ослабевший от лихорадки, Бонапарт точно ожил. Организм взял свое, в течение двух дней он значительно поправился, а еще через неделю болезнь совершенно прошла.

Вечерние сумерки опустились над рейдом и мерцающие огни над палубами английских кораблей отражались в воде, когда Бонапарт отправился на улицу Сен-Шарль, где поселились все Клари. Войдя в гостиную, он сразу же понял, что был темой совещания всей семьи, по выражению лица Эжени, сидящей в ее глубине рядом с матерью, сестрой и братом.

- Ты можешь подать в отставку? - спросила она тихо. - Мы можем приобрести здесь землю и небольшой дом на мое приданое. Если займемся торговлей, то...

Наполеон внимательно посмотрел на девушку и вдруг понял, что совершенно ее не знает.

- Я знаю, что призван совершить большие дела, и поднимусь над миллионами, войдя в мировую историю!

- Надо же о чем вы мечтаете, Наполеон! - усмехнулась Франсуаза Клари

- Удивительно видеть перед собой человека огромных возможностей, мадам?- съязвил он.- Завтра утром я ухожу с капитаном Ламсдэйном.

- В Гибралтар, месье?

- Нет, к Йерским островам.