Наверху оставалась лишь дюжина наблюдателей, остальной гарнизон Наполеон разместил в нижнем этаже форта, над складом пороха для десяти 36-фунтовых пушек, раненые укрылись в соседнем подвале, с запасами продовольствия и воды. Пехотинцы, проклиная свою удачу, затащившую их в этот ад, французов и весь этот мир, с грязными почерневшими от копоти лицами готовились к бою. Перевалило за полдень когда наконец, сквозь взрывы, до них донесся резкий сигнал горна, означающий, что республиканцы пошли в атаку.

Бонапарт вместе с Конопли наблюдал, как формируются три французские батальонные колонны.

- Там же сотни этих ублюдков.

- Всего лишь чуть больше полторы тысяч.

Красные мундиры торопливо рассыпались по своим местам, занимая траншеи и гласис форта, Наполеон ждал начала штурма с минуту на минуту.

Республиканцы выстроились в 400 ярдах от Эгильетт на восточном склоне высот Ла Грасс, затем раздался звук барабанов задававших скорость марша. Неровная местность затрудняла продвижение французов, они начали торопиться и колонны потеряли прежний порядок. Уже прозвучали первые выстрелы лучших стрелков, от пуль, выпущенных с бесстрастной точностью из винтовок Бейкера, в рядах наступающих один за другим начали отставать и падать офицеры. Под огнем с фронта и флангов республиканцы, желая скорее сблизиться с врагом, с вдохновенным порывом и энтузиазмом бросились вперед.

Теперь все зависело исключительно от выдержки британцев и скорости их стрельбы. Мушкет зажат в левой руке, засыпать порох, плюнуть пулей в ствол, чуть пристукнуть прикладом о землю, вскинуть, досыпать на полку и стрелять, прямо сквозь не рассеявшийся дым выстрела. И снова, и снова заряжай и стреляй, обезумев от напряжения, словно в кошмаре. Французы, сметаемые страшным перекрестным огнем, упорно продвигались вперед, переступая через мертвых. В последний решающий момент, навстречу уставшим и сильно поредевшим республиканским батальонам, из траншей в штыковую атаку поднялась британская пехота, ee героизм столкнулся со стойкостью французов.

По правде говоря, и Бонапарт, и все защитники форта Эгильетт, знали, что их осталось слишком мало для этого, но сейчас из человеческих желаний испытывая лишь потребность убивать, они были скорее готовы умереть, чем отступить. Встретив такое сопротивление, напор штурмующих неожиданно ослаб, погибла большая часть ветеранов в их рядах, а половине республиканцев еще шесть месяцев назад не приходилось держать в руках оружие. Бонапарт почувствовал наступающий перелом, если бы атака врага продлилась на несколько минут дольше, всего лишь на несколько минут, форт был бы потерян.

Французские новобранцы все еще не были солдатами, оставаясь мастеровыми, крестьянами, служащими, студентами. Секунду спустя после того как, перешагивая через чужих мертвецов в синих мундирах, в порыве звериной ярости рванулись вперед выжившие остатки гарнизона, противник начал отступать. У стрелков хватило времени еще на несколько залпов, прежде чем республиканцы оказались вне досягаемости выстрелов.

Унльям Конолли полусидел на земле, привалившись спиной к брустверу.

- Вы в порядке, сэр? - спросил перевязывающий его сержант О'Лири.

- Что со мной случилось?

- Получили удар штыком в бок, сэр. Потом истекая кровью, потеряли сознание.

Несколько морских пехотинцев, вызвавшихся помогать хирургу, удерживая тяжелораненых пока тот перевязывал, ампутировал и прижигал огнем, останавливая кровь. Наполеон подумал о том, что не может вспомнить более жестокой схватки, такого не было даже при Порте-Леччиа.

К нему подошел лейтенант 18 пехотного Кеннеди, - вместе с капитаном Конолли, как минимум пятьдесят тяжелораненых, сэр.

- Будем надеяться, что с ними все будет хорошо, лейтенант. Сколько погибших?

- Тридцать четыре, мистер Бонапарт - тихо произнес Кеннеди, смотря ему прямо в глаза

- Во внутренней гавани еще достаточно кораблей способных выйти в море. Нам всего лишь нужно удерживать этот форт, - жестко произнес Нвполеон.

Как только республиканцы, под белым флагом смогли вынести своих раненных, оставленных британцами в ста ярдах от траншей, вновь начали падать бомбы французских мортир. Снова и снова раздавались взрывы, выбрасывая черные клубы дыма и шипящие осколки металла.

С лицами, почерневшими от пороха, в промокших от крови бинтах солдаты и морские пехотинцы сидели или лежали на берегу под порывами холодного ветра.

- Лейтенант Кеннеди начинайте эвакуацию. В первую очередь грузите тяжелораненых, поровну в каждый баркас.

- Шлюпки на воду! - приказ был немедленно выполнен и обе они закачались на прибрежной волне.

Легкораненые заняли отведенные им места и наконец, настала очередь капитана Конолли.

Прощаясь, Бонапарт наклонился к нему, - завтра здесь предстоит кровавый денек Уильям,твои гренадеры будут драться?

- Ирландцы никогда не сдаются, - ответил тот, - а морские пехотинцы захотят показать, что они не хуже.

- Думаешь, мы сможем выдержать еще один штурм? - спросил Наполеон.

- Молитесь о приходе корабля, сэр.

- Едва ли Бог прислушается к солдату,- улыбнулся Бонапарт,- будем сражаться так, чтобы нас помнили и когда здесь все будет кончено.

Очень скоро последний баркас, еще находившийся так близко от берега, что на нем различались лица гребцов, взял курс к едва видневшимся вдали кораблям.

Когда, наконец, жители Тулона поняли, что конец близок, разразилась паника и тысячи людей объятых ужасом бросились к ближайшим точкам погрузки. Французская армия, придвинувшись в середине дня к валам крепости, все 18 декабря продолжала обстреливать город и малый рейд из тяжелых мортир, несколько мелких судов и значительное число идущих к союзной эскадре шлюпок было потоплено.

Не введенные по роковому приказу о разоружении французского флота во внутренний бассейн или своевременно вышедшие из него, 118-пушечный 'Коммерс де Марсель', 74-пушечные 'Помпеи' и 'Пьюсент' быстро заполнились эмигрантами всех возрастов, после падения Лиона никто из них не питал иллюзий. 'Принцесс Ройял' некоторое время имела на борту около четырех тысяч человек, а 'Робуст' три тысячи, помимо их собственных экипажей. Офицеры и команды британских кораблей, оказали полное содействие в распределении несчастных беглецов по эскадре и, спасая людей от мести их республиканских земляков, жертвовали всеми своими удобствами, размесщая прибывающих роялистов. При таких чрезвычайных обстоятельствах мало кто сделал бы так много.

Две шлюпки медленно преодолевали большой рейд, перегруженные ранеными, страдавшими от ветра и холода, они раз за разом захлестывались волной. Сжимая весла немеющими от напряжения пальцами, с сорванными кровоточащими ногтями, люди молча гребли направляясь к ближайшему 32-пушечному фрегату. Развернувшийся на якорном канате корабль прикрывал шлюпки от волн и обе скоро оказались под его кормой.

- Здесь капитан Конолли,18-й королевский ирландский пехотный полк. Разрешите отправить раненых на борт?

- Капитан национальной гвардии Бернадот. Разумеется, сэр. Сейчас мы окажем помощь.

С 'Лютина' подали концы и, спустившись на убравшие весла шлюпки, моряки подвели их к трапу с такой четкостью, словно проводили учения. Как только всех подняли на палубу, два врача и четыре хирурга с несколькими опытными помощниками, в основном роялисты 'Лютина' были людьми с профессией, выбирая наиболее тяжело раненных, немедленно приступила к работе. Многие из них были в очень плохом состоянии, и часто приходилось отдавать распоряжение унести тело. Очень скоро судовой лазарет оказался переполнен, укутанных запасными одеялами раненых пришлось укладывать у парусиновой переборки прямо на палубу. Получившие более легкие ранения, осмотренные и перевязанные, размещались вместе с матросами и канонирами.