Наполеон посмотрел на север. Атака на предгорье, стрелки в долине, шедшие навстречу пушечным залпам и остановленные артиллерией, должны были лишь приковать внимание противника, оттянуть его резервы, а затем будет нанесен удар с севера. Стрелки умирали понапрасну, потому что батальон, шедший в обход, опаздывал. Бонапарт не мог позволить себе утешаться мыслью о том, что чем дольше он ждет, тем более противник убеждается, что главный удар наносится с востока. Глядя на неприятельские шеренги, он подумал, что на месте врага ударил бы именно сейчас, двинув вперед всю пехоту. Все как замерло в ожидании схватки, Паоли выжидал.

Из-за холма на севере, стремясь на юг к левому флангу шеренг национальных гвардейцев, хлынули войска. Паскуале де Паоли не мог поверить тому, что видел. За минуту до этого он считал, что сражение будет выиграно к двум часам дня, и думал о банкете в честь победы.

Атакующие стрелки надвигались, британский флаг реял над их головами. Чтобы отбить предгорье Сан-Петроне Паоли уже забрал резервы левого фланга, а сейчас презираемый им Бонапарт показал мощь и направление своей настоящей атаки. Командуюший начал выкрикивать приказы, пытаясь развернуть левый фланг национальных гвардейцев. У него уже не было времени помешать британцам перейти реку, если гвардейцы не удержится то и сражение, и армия, и Корсика будут потеряны. Паоли кричал, требуя донесений, и задавался вопросом, что происходит за облаком дыма, скрывавшим ход битвы за Понте-Леччиа.

Батальон стрелков с примкнутыми штыками разделился, переходя по беззащитным мостам на южный берег Голо. Перед атакующими колоннами, рассыпавшись по равнине в цепь, шли штуцерники. Они видели пушки на Монте-Чинто и, встав на колено, целились, стреляли, перезаряжали и снова шли вперед. Пули, лязгающие по закопченным стволам пушек гвардейцев, были первым предупреждением, что батарея в опасности. Не вынеся вида этой лавины, появившейся с другой стороны и движущейся на них, гвардейцы замешкались, упуская драгоценные секунды. Вид штыков вызывал панику и, прекратив стрелять, они побежали, потому что стрелки уже поднимались по склону. Артиллеристы отчаянно пытались развернуть орудия, но уже было слишком поздно.

- Вперед! - крикнул Квенци и словно прилив, захлестнул восемь пушек.

Штыки ударили немногих артиллеристов, пытавшихся отбиваться ломами, некоторые заползали под лафеты, выжидая подходящего момента сдаться. Артиллерийский полковник, видя, что его северную батарею захватили, потребовал передки к орудиям, и они покатили назад. Над долиной, разнеслись звуки мушкетной стрельбы, знаменуя начало столкновения пехоты.

- Скажите, чтобы держались! - бросил вслед офицеру Паоли.

Пушечное ядро, упав на склоне Монте-Чинто, подпрыгнуло и зарылось в землю в нескольких шагах от ног его коня. Это говорило о том, что скоро произойдет.

Бонапарт стал перед третьей ротой, взять на себя командование атакой. Тут сражение будет самым трудным. Стрелки, понесшие потери под огнем пушек гвардейцев, подкрепленные двумя ротами резерва, должны соединиться с батальоном, атакующим с севера. Если он возьмет этот мост, то пересечет реку и перережет главную дорогу, это превратит поражение Паоли в бегство. Национальные гвардейцы численно все еще превосходили Бонапарта раза в три, но они были ошеломлены, дезорганизованы и потрясены. Наполеон владел инициативой, и если сейчас он ударит, поведет себя так, будто уже победил, враг будет разбит.

- Прекратить перезаряжать! - крикнул стрелкам Бонапарт.

- Встать! Примкнуть штыки!

Ротные колонны выстроились в ста ярдах от моста, достаточно далеко, чтобы не дать гвардейцам стрелять прицельно. Он прошел вдоль них, объясняя, что нужно перейти реку и затем ударить в штыки. Пришло время драться, и этот молодой двадцатидвухлетний капитан внезапно подумал о невысокой женщине с копной

темно-каштановых волос. Бонапарт поднял палаш.

- Ба-таль-он впере-ед!

На мосту был убит командир третьей роты и еще несколько стрелков из первых рядов. Пули пронизывали воздух рядом с Наполеоном. Он слышал, как кто-то вскрикнул позади, кто-то выругался, и бежал изо всех сил пока, сквозь дым, не увидел конец моста. Идущая следом за третьей четвертая рота по команде своего офицера свернула влево, пятая вправо, и солдаты вошли в реку, с первых же шагов погружаясь в илистое дно. Дальше дно делалось тверже, на середине реки вода доходила почти до плеч, но люди шли бодро, захваченные азартом атаки.

Теперь национальная гвардия, думавшая, что пушки сделают за нее всю работу, чтобы задержать британскую атаку должна была выступить вперед. Против батальона корсиканских стрелков, значительно уже поредевшего, только что перебравшегося через реку, шел свежий, с распущенным знаменем, с конными офицерами впереди, батальон национальной гвардии. Его шесть атакующих рот были на расстоянии в двести пятьдесят ярдов. Даже издали, сквозь завесу дыма, видно было, что шли они быстро, ряды были разомкнуты

- Огонь! - Невилл, малыш Невилл вывел рассыпанных цепью штуцерных на фланг и тотчас же открыл частую пальбу.

Офицеры корсиканских стрелков шли в штыковую атаку вместе с солдатами. Бонапарт слышал крики и знал, что роты идут за ним, впереди шеренга гвардейцев вспыхивала пламенем выстрелов, трещали мушкеты. Рядом с ним был убит Санто - Бонелли, его кровь брызнула Наполеону в лицо.

- В атаку!

Стрелки бежали рядом, обгоняя и прикрывая собой Наполеона. Гвардейцы встретил их натиск, и схватка разгоралась с каждой минутой сильней и упорней. Выстрелы, лязганье штыков, приклады, опускающиеся на головы. Стрелки обезумели от жажды битвы, желая убить прежде, чем сами будут убиты. Бонапарт отбил палашом острие багинета, чувствуя, как тот пропорол рукав сюртука. Атака стрелков, вместе с огнем Невилла с фланга, сломала гвардейцев. Они не выдержали и побежали. Офицер колотил их эфесом шпаги, но беспорядочное отступление продолжалось, ему в живот ударила пуля, и один из штуцерников Невилла схватил уздечку, когда офицер свалился на холодную землю.

Видя, что расстояние стало слишком велико, артиллерия Бонапарта выдвинулась дальше. Орудия пристегнули к передкам, быки снова натянули постромки, и девятифунтовики поползли вверх по склону.

Паскуале де Паоли еще мог выставить заслон к северу от себя и бросить все силы на усталых, залитых кровью стрелков, но в клубах дыма, заполнивших равнину, никто не знал, как мало солдат прорвалось в тыл. Его армия, начинавшая день в уверенности развалилась. Это происходило отчаянно быстро, и это происходило в разных местах. Одни стояли насмерть, быстро заряжая и стреляя во врага, в то время как другие паниковали после первого британского залпа. Офицеры Паоли теряли связь с войсками, требовали донесений, кричали на солдат, чтобы те стояли таердо, но их шеренги выбивали залпы стрелков, над головами рвались британские снаряды. Гвардейцы отступали, а затем до них дошли слухи, что главная дорога перерезана противником. Эти слухи окончательно сломили армию.

Бонапарт чувствовал сражение, понимал его инстинктивно и знал, что битва выиграна. Это было ликование, торжество, несравнимое больше ни с чем на земле.

-Мичман! Майкл Невилл, посмотрел на Бонапарта

- Сэр?

- Отправляйтесь к противнику, мичман, передайте им мое почтение, и предложите сложить оружие. Скажите, что погибло уже достаточно много людей с обеих сторон и что у них есть пятнадцать минут, чтобы уничтожить знамена.

- Ступайте, Майкл!

В первую очередь живым следовало позаботиться о раненых. Те, кто попал в палатки лекарей, могли считать себя счастливчиками. Куда меньше повезло тем, кто погиб и не дожил до раннего вечера.

Бонапарт потерял убитыми и ранеными около пятисот человек, потери же гвардейцев составили несколько тысяч, так что занимавшимся сбором и погребением мертвецов пришлось потрудиться. Захваченные у неприятеля орудия тщательно осмотрели и около десятка признали годными для продолжения службы уже под британским флагом. Трофейные мушкеты были сложены на дороге, там же стояли четыре фургона с припасами. Задержанное жалование национальных гвардейцев, его должны были быть выплатить после сражения, было в карманах людей Бонапарта.