Все эти страхи возникли после кончины маминой тети Кейт, в честь которой меня и назвали. Мама ухаживала за тетей на финальной стадии ее борьбы с раком. Мои родители даже поженились в ее больничной палате, поскольку врачи решили, что Кейт слишком слаба, чтобы встать с постели, и этот горький опыт полностью изменил маму.

Как? Она стала классическим ипохондриком. Если у папы газы, пора делать колоноскопию. Если у меня болит голова, значит у меня опухоль мозга. И многие годы мама прилагала титанические усилия, стараясь оградить нас от раковых заболеваний.

– Ты хочешь готовый ланч?! ГОТОВЫЙ ЛАНЧ?! Я читала в Гарвардском медицинском журнале о том, что установлена связь между консервантами, нитратами и онкологией. Это дерьмо напичкано отвратительными химикатами, от которых у человека может вырасти третий глаз! Если ты еще раз при мне произнесешь «готовый ланч», то обещаю, что не доживешь и до тридцати лет!

На тот момент мне было только шесть, а потому вполне хватило бы простого «нет».

Моя мама на редкость креативна. И находит угрозу рака там, где другие ее не видят, даже ученые-онкологи.

Вы наверняка слышали об очках ночного видения, позволяющих людям видеть в темноте, да? Аналогичный случай с моей мамой, но только она видит не предметы, а потенциальные канцерогены, всегда и везде.

И жизнь в туманном Лос-Анджелесе лишь обострила мамину гипертревожность. Даже в те дни, когда в воздухе стояла легкая дымка, она заставляла меня надевать медицинскую маску на прогулку с собаками. Если мама постановляла, что в воздухе слишком много загрязняющих веществ, то во время школьной недели мне запрещалось на переменках играть во дворе. Будь прокляты эти медицинские маски!

Заметьте, мама узнавала о смоге не из выпуска новостей и не от метеорологов. Она просто каждый день смотрела на небо, и, если оно казалось ей каким-то особенно канцерогенным, меня оставляли дома наедине с цветными наклейками.

И все же самым страшным событием, повлиявшим на мамино мировоззрение «канцерогены повсюду», произошло тогда, когда она узнала о существовании электромагнитного излучения. И вот в одну роковую ночь в начале 1990-х во время просмотра в три утра захватывающей информационной рекламы мама наконец убедилась, что волны электромагнитного излучения:

а) повсюду;

б) приведут к повальным раковым заболеваниям (если уже не привели);

в) непременно убьют ее единственного ребенка.

И вот мама, с ее канцерофобией, получила средство для поддержания неврозов: измеритель электромагнитного поля (ЭМП-метр, для тех, кто в курсе).

Мама заказала сразу два, и эти неуклюжие приборы весом в пять фунтов стали для нее самыми надежными советниками. Мама повсюду таскала их с собой. Если Бекки[2] уходила на вечеринку с ночевкой, я могла идти гулять, но если Эмили[3] показывала повышенную раковую угрозу, значит мне не повезло.

Когда в начальной школе я приступила к занятиям в компьютерном классе, мама заставила меня использовать специальный антираковый протектор для экрана, который она приобрела через «Магазин на диване». Ну, вы понимаете, у всех крутых третьеклашек есть такие.

А после появления сотовых телефонов мама присоединилась к массовому движению «предупреждения раковых заболеваний от наушников». И даже сейчас, когда я прижимаю сотовый к уху, она или кричит на меня, или (если звонок деловой) отчаянно сучит лапками, требуя, чтобы я перевела телефон в режим громкой связи.

Кстати, если я когда-либо беседовала с вами по телефону на расстоянии двадцати футов от мамы, то мама с 99-процентной вероятностью слышала весь наш разговор. Прошу меня извинить.

Цепь событий вокруг моего поступления в начальную школу можно назвать самым нелепым (если не незаконным) инцидентом с ЭМП на сегодняшний день. Естественно, когда пришло время выбирать для меня школу, мама в первую очередь обратилась за советом к измерителю ЭМП. Мысль о том, что ее единственная дочь сидит в классе, подвергаясь медленному, но верному воздействию невидимых лучей канцерогенного излучения, не давала ей спокойно спать по ночам.

К несчастью, мама успела влюбиться в школу имени Джона Томаса Дая (ДТД) еще тогда, когда носила меня в утробе. Она свято верила, что если я попаду в ДТД, то стану бесспорным лидером президентских выборов 2032 года (и тогда держись, Челси Клинтон!). А вот если я не попаду в эту школу, то наверняка кончу на панели. Но что делать, если в ДТД превышены показатели канцерогенного ЭМП? Защитить дочь от излучения или ради Белого дома бросить в эту микроволновку?

И теперь маминой основной задачей было убедиться, что школа выдержит испытание на прочность комплексом сложнейших тестов под общим названием «Кейт, возможно, здесь не умрет». Ладно, нет проблем, да? Остается только кинуть ЭМП-метр в сумочку, поехать в ДТД и произвести все необходимые измерения. Нет. Ход маминых мыслей был таков: «Не пойдет. Учительница может меня увидеть и сказать директору школы, что я невротичная мамаша-вертолет, вечно сидящая в засаде возле школы!»

Что ж, истинная правда.

Выполнение задачи было возложено на маминого стажера Пола, старательного гарвардского студента, приехавшего на летние каникулы в Лос-Анджелес поработать с мамой на съемочной площадке «Звездного пути». Не сомневаюсь, он представлял себе, как будет работать в Лос-Анджелесе с настоящим голливудским режиссером, изучая хитросплетения шоу-бизнеса на основе культового телешоу. А вместо этого ему пришлось вынюхивать, как обстоят дела с потенциальными канцерогенами в начальных школах Лос-Анджелеса для четырехлетней дочери босса.

И здесь, как мне кажется, важно отметить, что именно просила мама сделать стажера. Она хотела, чтобы этот взрослый мужчина пронес неуклюжее, хитроумное, странное на вид приспособление на территорию школы, где играют маленькие дети, и повсеместно измерил значения ЭМП, начиная с классных комнат и кончая туалетами.

Когда Пол довольно нервно затронул вопрос возможности обвинения в педофилии, мама ответила: «Придумай что-нибудь. Ой, только во время уик-энда не ходи. Мне нужны показания, когда включен весь свет и ведется активная деятельность. А если тебя поймают, даже не вздумай упоминать мое имя. Тогда Кейт точно не примут!»

Иногда я представляю себе, как Пол отбывает заключение за преступление, которого не совершал, ценой собственной свободы отстояв мое право учиться в школе имени Джона Томаса Дая.

Однако настолько далеко все, к счастью, не зашло, потому что Пол проявил смекалку и сымпровизировал доставку цветов, спрятав измеритель ЭМП в букете роз во избежание подозрений (и ареста). Для придания легенде большего правдоподобия он заранее узнал, кто из учительниц не замужем, и спокойно прошелся по школе, аккуратно снимая показания.

Я частенько гадала, как могла сработать его история: «Что взрослый мужчина вроде меня делает в кабинке туалета учениц первого класса? Ну конечно, я ищу класс мисс Боллард. Вы же видите, у меня для нее цветы и открытка. Может, у нее было грандиозное свидание? Может, оно прошло удачно? Хотя откуда мне знать?! Я всего лишь посыльный, доставляющий цветы». Ну-ну, рассказывай!

Джон Томас Дай прошел тест, и я провела там пять счастливых электромагнитно безопасных лет. А Полу даже не пришлось потом становиться на учет как лицу, совершившему половое преступление!

В те дни мама в своей одержимости канцерогенными угрозами немного сместила акценты: она перестала с упорством пьяного снимать показания ЭМП и занялась установкой под раковиной системы фильтрации воды, поскольку пластиковые бутылки для воды времен моего детства вызвали у нее буйное помешательство на почве предательски высокой концентрации канцерогенного бисфенола. И хотя впоследствии появились более утонченные и гламурные канцерогенные угрозы, мама осталась верна своей первой любви: измерителю ЭМП.

Как гласит народная мудрость, старые неврозы не ржавеют.