– Да неужели?! А что, если я прямо сейчас обзвоню несколько новостных радиостанций, и вам придется объяснить им, какая должностная инструкция предписывает убивать невинных котят, которых люди буквально умоляют им отдать?!

– Ладно, мам, не кипятись. – Я дотронулась до маминой руки.

– Не кипятиться?! Да я скорее прикую себя наручниками к этим клеткам, чем позволю им убить нашего котеночка.

Как человек, неоднократно арестовывавшийся за сидячие забастовки и демонстрации протеста, мама явно не блефовала.

– Ладно, давайте все успокоимся, – вмешался папа, почувствовав, что стрелка измерителя маминой ярости приближается к отметке «НАПАДЕНИЕ».

– Я совершенно спокойна. – Пэт сложила руки на животе.

Мама, взявшая короткую передышку, неожиданно начала громко всхлипывать. Это должно было стать для нас первым красным флажком, поскольку я еще ни разу не видела маму плачущей. Она отчаянно причитала, а затем, хлюпая носом, повернулась к Пэт:

– Мне так жаль! Я только что потеряла свою ненаглядную кошечку, Снежинку, и теперь сама не понимаю, что делаю… Мне так жаль…

Это был красный флажок номер два. Насколько мне известно, за всю свою жизнь мама извинялась в общей сложности пять раз. Причем в одном случае это было связано с бойцом Национальной гвардии и слезоточивым газом.

– Простите меня, пожалуйста! БОЖЕ МОЙ, МОЯ СНЕЖИНКА!!!

Мамины слова утонули в пронзительном реве, мама бросилась Пэт на грудь, удушая ее в медвежьих объятиях.

– Уф, все нормально. – Пэт похлопала маму по руке, пытаясь высвободиться. – Эй, вы, ребята, пока осмотритесь. Просто дайте мне знать, когда найдете подходящую кошку. – И дверь за ней захлопнулась.

Мы с папой подошли к воющей маме, морально приготовившись ее успокаивать. Но не успел щелкнуть дверной замок, как мама вскинула голову и стряхнула нас с папой.

– Она ушла? Дай мне свою сумку.

– Что? Ты в порядке? – (Мама сдернула у меня с плеча сумку-почтальонку.) – Мам, что ты делаешь?!

– Майкл, встань вон туда. Следи за дверью и предупреди, если она вдруг вернется. Кейт, ты тоже! – Мама бросила вороватый взгляд через плечо и поспешила к клетке с реинкарнированной Снежинкой.

Моя мама явно собиралась украсть кошку из приюта для животных.

– Мама, СТОП! – Я потянулась к своей сумке. – Нет, ты определенно не можешь это сделать!

– Просто посторожи дверь.

– Ким, отойди от клеток с кошками!

– Майкл, даже не начинай. Они собираются УБИТЬ Снежинку!

И не успели мы с папой опомниться, как мама отодвинула задвижку, достала дрожащего котенка из клетки и осторожно положила на дно моей почтальонки.

К несчастью, когда мама перекинула клапан почтальонки с похищенной кошкой внутри, мы обнаружили, что той явно не нравится сидеть в маленькой темной сумке, с парами от мятной жевательной резинки и железной мелочью.

Мы также обнаружили, что тщедушное тельце реинкарнированной Снежинки обладает легкими не хуже, чем у Паваротти. Как только мама закрыла сумку, котенок начал мяукать так, что лопались барабанные перепонки.

Мама, папа и я оцепенели, причем скорее впечатленные, нежели напуганные. Если кто не знает, как орет расстроенная кошка, то можно сказать, что больше всего это похоже на крики рожающей женщины.

Под завывания реинкарнированной Снежинки мы пулей выскочили из комнаты. Единственный выход из приюта пролегал через собачий отсек – узкий коридор с длинными рядами клеток по бокам.

Итак, как вы, наверное, слышали, собаки иногда не ладят с кошками. И мне в первый раз представлялась возможность убедиться в этом воочию, когда мама, вцепившись в мою руку, заставляла меня бежать за собой галопом по длиннющему коридору. Папа трусил за нами, Снежинка мяукала как оглашенная, а штук пятьдесят с лишним собак лаяли в унисон. Хриплый лай питбулей смешивался с отрывистым повизгиванием терьеров, создавая поистине оглушительный рев, несущийся нам в спину, пока мы мчались в сторону выхода.

Уже у самых дверей я оглянулась и увидела Пэт, которая появилась в дальнем конце коридора и подбежала к первой клетке, пытаясь понять, в чем причина собачьих волнений.

Мы выскочили на улицу прежде, чем она успела нас заметить, и благополучно добрались до нашей машины. Мама, пошарив в сумке, вытащила на свет божий спасенную кошку и нежно прижала ее к груди.

– Вперед, Майкл!

– Ким, ты что, совсем обалдела?! – Папа очумело застыл на водительском месте.

– Это всего лишь невинный котенок! – Мама оглянулась на дверь приюта.

– Хватит! – вмешалась я. – У нас нет времени на пререкания! Папа… дело сделано, и надо поскорее отсюда убираться. Мама… ты сумасшедшая, мы больше никогда не возьмем тебя с собой в город. А теперь поехали!!!

Папа вырулил с парковки и изо всех сил жал на газ всю дорогу до нашей ветеринарной клиники. Потом мы остановились купить кое-каких лекарств, специально для кошек, а еще всякой всячины в магазине товаров для животных, и я счастлива вам сообщить, что мы в результате таки выходили реинкарнированную Снежинку.

Котенок прожил долгую счастливую жизнь в качестве кота мужского пола по имени Бастер. (Потому что мы украли его из приюта, прямо как в настоящем блокбастере. ДОГОНЯЕТЕ?) Бастер долго болел и еще нуждался в нашем внимании, но он стал членом семьи в тот самый момент, когда мама заглянула в его доверчивые глазки.

И это самый лучший урок, полученный мною от мамы: никогда, никогда не бросать в беде члена семьи. Даже если окажется, что у нее кошачий пенис и это вовсе не реинкарнация твоего незабвенного домашнего любимца.

Когда я была маленькой, то позволяла маме перед сном убаюкивать себя очередным отрывком из рассказываемой на ночь оригинальной саги «Хроники Крошечного Крошки Тима». Каждая глава начиналась всегда одинаково: «Жил-был крошечный-прекрошечный, крошечный-прекрошечный, крошечный-прекрошечный маленький мышонок, и звали его Крошечный Крошка Тим», а кончалась так: «И когда он вырос, то поступил в Гарвард, Йель или Принстон, а потом сделал замечательную карьеру и жил долго и счастливо».

Главными действующими лицами всех историй были Крошечный Крошка Тим и его мама Этель (человек) Оперная Певица, которая жила на Манхэттене в Верхнем Вест-Сайде в красивой квартире с террасой, выходящей на Центральный парк. Образ Крошечного Крошки Тима был маминой идеализированной версией моей жизни в данный конкретный момент: если я занималась водным поло, то Крошка Тим был капитаном своей крошечной команды. Если я готовилась в школе к тесту по истории, то Крошка Тим встречался в Национальной аллее с президентом.

И вот совсем недавно, вспоминая мамины рассказы, я поняла, что у них имеется интересный тематический тренд: преследование. В 95 процентах случаев преследование было ключевым моментом сюжета. Так, например, после того, как один бродвейский режиссер заявил, что мышь не может участвовать в шоу, Этель и Тим с криками «Ты мышист! Разрешить всем биологическим видам играть на сцене! Слепой отбор всех биологических видов!» начали преследовать беднягу по всему Манхэттену. И Тим, само собой, получил роль. В другом рассказе ему не разрешили кататься на коньках на катке в Центральном парке. Тогда Этель с Тимом отправились в офис мэра Нью-Йорка и отказались уходить, пока мэр не отменил спорный городской запрет «мышка на ледышке». В другом, можно сказать, пророческом отрывке Тим и Этель ждут под дверью престижной школы Далтона, куда отказались принять Тима. И когда появился директор, Тим привел страстную аргументацию в защиту мышь-позитивной дискриминации[12]. На следующий день Тим, в крошечной школьной форме Далтона, вооружившись крошечным мышиным карандашом, уже щелкал задачки в рамках продвинутой программы, совсем как и остальные млекопитающие в классе.