— Моя родина, — пояснил Мозель, выключая проектор. — Как видите, с таким прибором можно не рассказывать истории, а показывать их. Кроме того, в нём есть рекордер. Он записывает мыслепроекции, в том числе и сны. Для этого в комплекте имеется специальный шнур с внешним датчиком. Это чтобы проектор не мешал спящему человеку.

— Поразительно! — Роман снова взял в руки приборчик, восхищённо глядя на отливающий перламутром корпус. — Я и не знал, что такие штуковины уже выпускают.

— Увы, нет.

— То есть, как?

Мозель улыбнулся, сверкнув стёклами своих очков.

— Ещё не выпускают. То, что вы видите здесь, молодой человек, не только не производится, это ещё даже не изобретено.

— Ничего не понимаю, — растерялся Роман. — Тогда откуда они у вас?

— Очень просто. Из будущего.

От такого признания, Роман даже рот открыл. Потом хохотнул.

— Ну и шутки у вас.

— Я не шучу, — спокойно ответил Мозель.

— Этот проектор будет изобретён Джозефом Блэйком и запущен в производство только через восемьдесят лет.

— А как он оказался здесь? В смысле, в нашем времени?

— А вот этого я вам не скажу, — заупрямился Мозель. — Да и какое это имеет значение. Вы ведь искали необычную, совершенно уникальную вещь, и вы её нашли. Разве не так? Такая в нашем мире, в нашем времени — одна-единственная. Роман автоматически кивнул. Что верно, то верно, ничего подобного он ещё не видел. Вот это, действительно, будет подарок, так подарок!

— А вы не боитесь продавать такие вещи? — поинтересовался он, переводя взгляд на шкаф. Он насчитал в нём тридцать шесть приборчиков, — тридцать шесть частиц далёкого будущего.

— Бояться? — переспросил, удивлённо Мозель. — Чего?

— Вопросов, в первую очередь. И изменения будущего. Часть грядущего, будь то вещь или знания, попавшие в прошлое, неминуемо изменят ход истории.

Мозель снял свои допотопные очки и принялся протирать их большим клетчатым носовым платком.

— Относительно первого могу сказать, что нет — не боюсь, — сказал он, водрузив очки на прежнее место. — Тому есть основания. А относительно второго, тоже нет. В плане воздействия на будущее эти приборы хронопассивны.

— Это как?

— То есть, они не нарушают естественный ход истории, — пояснил Мозель. — Их влияние на последующее развитие событий — нулевое. Не беспокойтесь, это проверено. Иначе я никогда бы не пустил эти вещи в оборот.

— И всё же, — не унимался Роман. — Они неминуемо должны оставить какой-то след. Кто-то расскажет про них другому человеку, тот третьему и так далее, кто-то сфотографирует, а кто-то возьмёт, да и разберёт. Они могут попасть в руки специалистов, наконец, или даже военных. Мозель помотал головой.

— Ничего этого не будет. Это гарантировано. У меня даже записано. — Мозель извлёк откуда-то толстую потрёпанную тетрадь, нашёл нужное место и прочёл:

— Вот он: № 1426, мыслепроектор Блэйка. Хронопассивен.

— Да-а, — потрясённо протянул Роман, глядя на вещицу, которую держали его руки. Это именно то, что он искал. Вот это будет фурор, когда он преподнесет такой подарок. Бомба! Сколько же такая штука может стоить?

Роман заглянул на ярлычок, но, кроме номера и названия товара, там больше ничего не было. Угадав его мысли, Мозель поспешил успокоить:

— Стоит недорого. Цена приемлемая.

— Но такая вещь.

— Совершенно обычная в будущем. Меньше чем через век, это будет столь же распространённый прибор, как ныне видеофоны или, скажем, кухонные автоматы. Это для нас он уникален — людей другой эпохи. Хм. Так что, будете брать?

— Конечно!

Перед кассой Роман обменял несколько купюр на коробочку, в которую хозяин магазина положил мыслепроектор, смотанный в колечко шнур и чек.

— А можно я к вам приду ещё? — спросил Роман, многозначительно поглядев на коробку. — Или вы продаёте только по одной такой штуковине в руки?

— Конечно, приходите, — закивал Мозель. — Я не устанавливаю для своих покупателей никаких лимитов. Буду рад вас видеть. Мой магазин открыт с восьми утра до девяти вечера ежедневно. Проводив возбуждённого необычной покупкой покупателя, Мозель оглядел пустой магазин и снова шмыгнул за ширму. Достав из вделанного в стену сейфа другой приборчик, он поставил его на освободившееся место, сменил ярлычок, сверился с какой-то сопроводительной бумажкой, затем внёс в уже знакомую тетрадь новую запись. Прежде чем вычеркнуть купленный мыслепроектор, он прочёл то, что было переписано с сопроводительного документа целиком: «№ 1426, мыслепроектор Блэйка. Хронопассивен. Будет подарен Денису Коробцу Романом Седых и уничтожен в результате пожара, вспыхнувшего в кафе «Фламинго», вместе с новым обладателем и дарителем. Дальнейшие упоминания о № 1426 не прослеживаются». Мозель дочитал запись до конца, аккуратно зачеркнул её карандашом, указав дату покупки, закрыл свой «талмуд» и вздохнул. Потом взял тряпку и отправился вытирать с полок и товара пыль. ^ТМ

Ведро кварков

Валерий ГВОЗДЕЙ

№ 1 (981) 2015

Спустившись в лабораторию, устроенную в подвале гаража, услышал два голоса.

Понял, что Лех заманил очередного потенциального спонсора. Вешает лапшу.

Участвовать не хотелось.

Я присел на табурет в прихожей, у стола, заваленного электронным мусором.

Так и вижу: Лех водит жертву по лаборатории, гордо показывает многоярусные консоли, набитые старой аппаратурой, показывает криогенное оборудование, вышедшее из строя — лет сорок-пятьдесят назад.

Послышался голос жертвы, полный искреннего недоумения:

— Господи… Что за ископаемые?

Лех, конечно, подбоченился:

— Военные разработки — в магазине такое не купишь. Мы работаем с лучшей техникой. И с лучшим техническим персоналом.

— Вы говорили о хорошо оснащённой лаборатории. Но я вижу — хлам. Что же у вас есть? Смутное ощущение грандиозных перспектив, которые — вот-вот перед вами откроются? Под столь ненадёжное обеспечение вам не удастся получить деньги.

— Уверяю вас, программа в стадии выполнения.

— Людям нужны результаты, а не объяснения, почему их нет.

— Следует избегать предвзятости. Вы же кое-что понимаете в науке.

Увы, лесть не помогла.

— Я кое-что понимаю — в инвестициях!.. — возразил потенциальный спонсор.

— Где в этом бедламе выход?

— Не торопитесь. Я готов продемонстрировать наш прототип. Вы не пожалеете.

У меня ёкнуло в животе.

Наш прототип очень напоминает бутафорию из фильма о сумасшедшем учёном. Вид его сражает наповал.

Одно плохо в прототипе: он — не функцио нирует.

— Сейчас включу. Секундочку.

За дверью загудело. Потом — затрещало.

Потом — стало очень тихо.

Не знаю, на что Лех рассчитывал. На чудо, наверное. Как ребёнок в канун Рождества.

Я представил лицо потенциального спонсора.

Нет, уже — не потенциального. Уже — не спонсора.

— Это случайность, поверьте! — затараторил Лех. — Совершенно изолированное событие — не часть системы!

Визитёр отчеканил:

— Вы классический неудачник. Или прохиндей. Всего доброго.

Застучали быстрые шаги.

Лех продолжал тараторить на ходу, следуя за гостем. Речь лилась потоком, наполненным зубодробительной терминологией. Но темп шагов ускорялся.

Не замечая меня, господин в синем костюме, с галстуком, вылетел из лаборатории, через секунду, взбежав по лестнице, — вылетел из прихожей.

Тяжело ухнула металлическая дверь.

Мой компаньон, в сером халате, застыл на пороге, сжимая в руках научный журнал.

— Привет, — сказал я.

Лех повернулся.

Густая шевелюра, твёрдый взгляд, квадратный подбородок.

Человек, прочно стоящий на своих двоих, уверенный в будущем.