Услышав эту фразу, я не могу не рассмеяться. Этот парень окончательно выжил из ума!

— Да ты же нас заставил прийти! Ты сказал, что убьешь Девятого, если мы не придем!

Пятый постукивает себя по лбу, словно пытаясь что–то вспомнить, и мы слышим металлическое звяканье.

— Я не так сказал тем армейским лузерам, когда они меня нашли, — говорит он. — Я сказал им, что ты получишь еще один шрам.

— Почему мы до сих пор с ним разговариваем? — спрашивает Сэм, в недоумении повышая голос. Он наклоняется к Девятому, забрасывает его руку себе на плечи и с кряхтением пытается его поднять.

Единственный глаз Пятого смотрит прямо на меня. Он буквально вцепился взглядом, совершенно не замечая никого вокруг. Я знаю, что он пытается меня во что–то втянуть, только не знаю во что. Сэм прав: мы не должны больше терять время, но я ничего не могу с собой поделать.

— И что же ты имел в виду? — нехотя спрашиваю я, понимая, что именно этого он и ждет.

Вместо ответа Пятый снимает рубашку.

Кажется, Пятому приходится приложить немало усилий, чтобы совершить это простое движение — как–будто ему сложно поднимать руки. Когда Пятый стягивает ее через голову, рубашка за что–то цепляется, и он вскрикивает. Мне хватает секунды, чтобы взглянуть на его покрытую металлом грудь, чтобы понять, что что–то не так.

Прямо из груди Пятого торчит кусок металла. Эта штука похожа на сломанный столб от дорожного знака. Он немного поворачивается, чтобы я увидел зазубренный конец столба, торчащий из спины. Оба конца столба выступают из тела Пятого всего на несколько сантиметров, и оба они скручены, будто Пятому пришлось голыми руками их укорачивать. Столб прошел прямо насквозь и, по меньшей мере, проткнул одно из легких и часть позвоночника Пятого, а то и, не исключено, что стальная труба прошла прямо над его сердцем.

— Я был в металлической форме, когда он вогнал в меня эту штуку. Правда, она его не остановила, — объясняет Пятый, неровно дыша, и бросает на Девятого почти восхищенный взгляд. — Но тут включились мои инстинкты. Я использовал Экстерну, совершенно не так, как обычно, и сделал металл частью себя самого. Четвертый, я чувствую его холод внутри. Это так странно.

Такое впечатление, что для Пятого это — обычное дело. Я осторожно делаю шаг в его сторону, и он улыбается.

— Я устал и не могу вечно поддерживать Экстерну, — говорит Пятый. — Так что тебе теперь решать. Ты же хороший парень, Джон. Такой благоразумный. По номерам ты шел прямо передо мной, и все эти годы это сохраняло мне жизнь, неважно, знал ты меня или нет. Так что же теперь будет?

Я делаю еще один острожный шаг:

— Пятый…

— Жизнь или смерть? — спрашивает Пятый, а потом без предупреждения принимает обычную форму.

ДЖОН

А уже на следующем вдохе, Пятый начинает задыхаться. На губах появляется кровянистый пузырь, а кожа, больше не покрытая стальной броней, мгновенно бледнеет. Единственный глаз начинает бешено вращаться, и за секунду до того, как закатиться под веко, я читаю в нем неподдельный ужас. Возможно, Пятый и думал, что хочет этого, но теперь, глядя в лицо смерти, ему страшно.

Пятый мешком падает в траву, ловя ртом воздух и пытаясь делать вдохи, от чего из его груди вырываются полные боли звуки. Десять секунд. Столько, полагаю, может прожить человек, которому в грудь вогнали столб от дорожного знака.

Он предал нас. Настучал могам, где нас можно найти. Из–за него разрушили квартиру Девятого, служившую нам укрытием. Из–за Пятого Сетракусу Ра удалось похитить Эллу, а отца Сэма чуть не убили. Он убил Восьмого — тем острым, как игла, клинком, который даже сейчас вырывает куски земли, пока Пятый корчится на траве. Пятый казнил представителя своего же народа. О да, он заслуживает смерти!

Но я — не такой, как он. Я не могу просто стоять и смотреть, как он умирает.

— Да чтоб тебя, Пятый! — цежу я сквозь сжатые зубы, подбегаю к нему и падаю на колени. Кладу обе руки ему на грудь и использую Наследие исцеления, чтобы хотя бы приостановить внутреннее кровотечение и выиграть время для более серьезного лечения. Пятый на мгновение приходит в себя. Его глаз встречается с моим взглядом, и мне кажется, что уголок его губ трогает понимающая улыбка. А потом от боли и шока он окончательно теряет сознание.

Мне нужно срочно вытащить из него этот кусок столба. Хоть я и не читал медицинские справочники, но точно уверен, что, если просто так его выдернуть, это еще больше повредит внутренние органы. То есть, мне надо одновременно потихоньку доставать его и лечить в надежде, что это уменьшит повреждения. Я усаживаю обмякшее тело Пятого, привалив его к себе спиной, и машу Сэму.

— Ты должен использовать телекинез, чтобы вытащить из него этот кусок, — торопливо говорю я. — Так я смогу сконцентрироваться на лечении.

— Я… — Сэм мешкает, тупо глядя на смертельно раненого Пятого, и, сглотнув ком в горле, отвечает: — Это вряд ли, Джон.

— В каком это смысле?!

— Я к тому, что не надо его спасать, — уже более решительно отвечает Сэм. Он бросает взгляд на Девятого, без сознания лежащего неподалеку. — Девятый… Э-э… Думаю, Девятый правильно сделал, что разобрался с ним.

Моя рука — как раз под затылком Пятого, и я чувствую, как замедляется его пульс. Мне удалось стабилизировать его состояние, но это ненадолго. Он угасает на глазах. Я не уверен, получится ли у меня одновременно использовать телекинез и лечение.

— Сэм, он умирает.

— Я знаю.

— Это уже слишком, — продолжаю убеждать его я. — Мы не убиваем друг друга, отныне и навсегда. Сэм, помоги мне его спасти.

— Нет, — упрямо отвечает Сэм, качая головой. — Он слишком… Короче, я не собираюсь тебя отговаривать. Я знаю, что даже если попытаюсь, ничего не выйдет. Но я не стану тебе помогать. Я не стану помогать ЕМУ.

— Блин, дайте я это сделаю, — говорит Даниэла, отпихивая Сэма и опускаясь на колени рядом со мной.

Еще секунду я пристально смотрю на Сэма. Нет, я понимаю, почему он отказывается мне помогать. Уверен, что и Девятый не бросился бы мне на подмогу, если бы не был в отключке. И все же я разочарован.

Я переключаю внимание на Даниэлу. Она уставилась на проткнутое тело Пятого, будто для нее это верх безумия. Она протягивает руку к торчащему из его груди куску столба, но не может заставить себя к нему прикоснуться.

— Почему? — спрашиваю я. — Ты же не знаешь Пятого и того, что он натворил. Почему ты хочешь..?

Даниэла пожимает плечами, прерывая мой вопрос:

— Потому что ты попросил. Так чего мы ждем?

— Сейчас начнем, — отвечаю я, располагая руки с обеих сторон раны. — Тяни, только аккуратно. А я буду параллельно его лечить.

Даниэла бросает косой взгляд на кусок металла, торчащий из тела Пятого, ее руки застыли в нескольких сантиметрах от его груди. Я надеюсь, она сможет контролировать свои силы. Если она применит телекинез слишком резко, кусок столба попросту вылетит из тела, и вряд ли я успею исцелить все его поврежденные внутренности достаточно быстро. Надо продвигаться крайне осторожно, а иначе наш пациент истечет кровью.

Даниэла принимается медленно тянуть обломок. Дыхание Пятого учащается, он начинает корчиться, хотя его глаза все еще плотно закрыты. Она полностью сосредоточена на процессе и контролирует телекинез даже лучше, чем я ожидал. Я прижимаю руки к груди Пятого с каждой стороны раны и позволяю энергии начать свой целительный путь в его тело.

— Отстой… отстой… отстой, — бубнит Даниэла себе под нос.

Я продолжаю направлять энергию в Пятого. Чувствую, как его повреждения залечиваются, но также ощущаю, как моему Наследию мешает остающийся в его теле кусок столба. Но потом я слышу глухой стук в траве и понимаю, что Даниэла все–таки вытащила этот обрубок из тела Пятого. Я сразу удваиваю усилия, вылечивая его легкие и позвоночник.

Когда моя работа подходит к концу, Пятый дышит гораздо спокойнее. Он все еще без сознания и впервые, насколько я помню, выглядит почти умиротворенно. Благодаря мне он будет жить. Однако спустя несколько минут, я уже не уверен, как к этому относиться.