Девушка вылетает за угол и натыкается на трех пришельцев. Инстинкт велит ей бежать обратно, но она подворачивает лодыжку и, оступившись, больно падает на асфальт. Один из пришельцев издает короткий, грубый звук — девушка догадывается, что так он над ней смеется.

— Сдавайся или умри, — говорит оно, и девушка понимает, что от ее выбора ничего не зависит. Пришельцы уже навели на нее оружие и вот–вот выстрелят.

Сдавайся и умри. Неважно, что она выберет, они убьют ее в любом случае. Можно не сомневаться.

Девушка вскидывает руки в защитном жесте. Это рефлекс. Она понимает, что от выстрелов это не спасет.

Однако именно так и происходит.

Оружие вырывается из рук пришельцев и отлетает метров на двадцать по улице.

Пришельцы таращатся на девушку одновременно ошеломленно и неуверенно. Она и сама не понимает, что только что произошло.

Но внутри она чувствует себя как–то иначе. По–новому. Словно она кукольник, держащий за ниточки каждый объект в квартале. И все, что ей нужно, это тянуть и дергать. Девушка не совсем понимает, откуда ей это известно. Но это кажется естественным.

Один из пришельцев бросается на девушку, но она взмахивает рукой справа налево, и он перелетает через улицу, молотя конечностями, а затем пробивает собой лобовое стекло какой–то машины. Оставшиеся двое переглядываются и начинают отступать.

— Ну и кто теперь смеется? — спрашивает она их, поднимаясь на ноги.

— Гвардейка, — шипит один из них в ответ.

Девушка не понимает, о чем речь. Но по тону пришельца, это едва ли не ругательство. Это вызывает у девушки улыбку. Ей нравится, что твари, вломившиеся в ее родной район, теперь ее боятся.

Она может с ними справиться.

Она их убьёт.

Девушка вскидывает руку в воздух, и в ответ один из пришельцев подлетает вверх. Резко опускает руку вниз и обрушивает летуна прямо на его приятеля. И так несколько раз, пока оба не обращаются в пепел.

Когда все кончено, девушка опускает взгляд на свои руки. Она не знает, откуда взялась эта сила. Как не знает того, что это может означать.

Но она точно этим воспользуется.

ДЖОН

Мы пробегаем мимо оторванного крыла взорванного реактивного истребителя. Зазубренный металл торчит посреди улицы, словно акулий плавник. Сколько же времени прошло с тех пор, как над нашими головами с ревом пронеслись истребители, держа курс к центру города и Анубису? Кажется, будто это было не меньше нескольких дней назад, хотя на деле, должно быть, прошло всего несколько часов. Тогда, некоторые из тех людей, что сейчас бегут с нами — выжившие — начали кричать и аплодировать, когда увидели в небе самолеты, как будто те могли коренным образом переломить ситуацию.

Но я понимал, что рано радоваться, и вел себя тихо. И действительно, уже через несколько минут до нас донеслись взрывы — Анубис сбивал с неба эти самолеты, заваливая весь Манхэттен обломками самой навороченной военной техники Земли. Больше никто самолетов не посылал.

Сколько жизней это унесло? Сотни. Тысячи. Может, больше. И все это по моей вине. Ведь я не смог прикончить Сетракуса Ра, когда у меня был шанс.

— Слева! — кричит кто–то сзади. Крутанув головой, на автомате формирую огненный шар и сжигаю вывернувшего из–за угла скаута. Я, Сэм и пара десятков выживших, которых мы подобрали по пути, практически не приостанавливаемся. Сейчас мы на Нижнем Манхеттене. Уносим ноги. С боем прорываясь вперед. Квартал за кварталом. Пытаясь как можно дальше уйти от центра города, где у могадорцев сосредоточены главные силы, и где в последний раз видели Анубис.

Я выбился из сил.

Спотыкаюсь. Даже ног больше не чувствую, до того они устали. Кажется, я вот–вот рухну. Чья–то рука поддерживает меня за плечи и не дает упасть.

— Джон? — обеспокоено спрашивает Сэм. Это он поддержал меня. Его голос доносится, словно через трубу. Пытаюсь ответить, но не могу ничего произнести. Сэм отворачивает голову и переговаривается с кем–то из выживших:

— Нужно ненадолго убраться с улиц. Ему надо передохнуть.

Следующее воспоминание: я откидываюсь на стену вестибюля многоквартирного дома. Должно быть, отключился на минуту. Пытаюсь собраться с силами и взять себя в руки. Я должен продолжать сражаться.

Но у меня ничего не выходит — тело отказывается подчиняться, не выдерживая таких нагрузок. Соскальзываю по стене, чтобы сесть на пол. Ковер покрыт пылью и битым стеклом, по–видимому, налетевшим снаружи. Нас тут порядка двадцати пяти человек. Это все, кого нам удалось спасти. Покрытые кровью и грязью, некоторые израненные, и абсолютно все уставшие.

Сколько людей я вылечил за сегодня? Поначалу было легко. Но чем больше я лечил, тем сильнее чувствовал, как Наследие истощает мои собственные силы. Должно быть, я достиг своего предела.

Я запоминал людей не по именам, а по тому, как их нашел или что им вылечил. Сломанная Рука и Придавленный Машиной выглядят испуганными, на лицах застыло выражение тревоги.

Женщина, Выпрыгнувшая Из Окна, кладет руку мне на плечо, проверяя мое состояние. Я киваю, как бы говоря, что со мной все в порядке. На ее лице читается облегчение.

Напротив меня Сэм разговаривает с копом в форме. Ему лет за пятьдесят. Одна сторона его лица вся покрыта засохшей кровью из уже вылеченной мной раны на макушке. Не помню его имени, или как мы его нашли. Их голоса звучат издалека, словно эхо, доносящееся из километрового туннеля. Нужно сосредоточиться, чтобы разобрать слова, но даже на это уходят колоссальные усилия. Такое чувство, будто голову обернули ватой.

— По радио сказали: наши закрепились на Бруклинском мосту, — говорит офицер. — Городская полиция, Национальная Гвардия, армия… черт, да там все. Удерживают мост. Там же эвакуируют выживших. Это всего в нескольких кварталах отсюда. Докладывают, что силы могов сосредоточены в центре города. Мы сможем добраться до моста.

— Тогда вы должны идти, — отвечает Сэм. — Идите сейчас, пока на горизонте чисто и нигде не видно их патрулей.

— Сынок, вы должны пойти с нами.

— Мы не можем, — отвечает Сэм. — У нас в городе остался друг. Его нужно найти.

Девятый. Вот кого нам надо отыскать. Последний раз мы видели его, когда он сражался с Пятым перед зданием ООН. Затем и в самом здании. Прежде чем убраться из Нью — Йорка, нам нужно найти Девятого. Надо разыскать его и спасти столько людей, сколько сможем. Я потихоньку прихожу в себя, но все еще слишком истощен, чтобы куда–то идти. Открываю рот, но с губ срывается только стон.

— С него уже хватит, — говорит коп, и я знаю, что он это обо мне. — Вы сделали достаточно. Уходите с нами, пока можете.

— С ним все будет в порядке, — говорит Сэм. Сомнение в его голосе заставляет меня стиснуть зубы и сосредоточиться. Нужно поднапрячься, нарыть сил и продолжить сражаться.

— Он в отключке.

— Ему просто нужно пару минут отдохнуть.

— Я в норме, — бормочу я, но вряд ли кто–то из них меня слышит.

— Сынок, если останетесь, вас тут убьют, — говорит он Сэму, сурово качая головой. — Вы не можете продолжать в том же духе. Вам двоим со всем этим не сладить. Оставьте это армии, или…

Офицер замолкает. Нам всем известно, что армия уже предприняла свою попытку. Манхэттен потерян.

— Мы уйдем, как только сможем, — отвечает Сэм.

— Эй, ты там меня слышишь? — теперь полицейский обращается ко мне. Причем говорит таким тоном, каким со мной разговаривал Генри. Интересно, у него есть дети? — Вы уже сделали все, что могли. Ты провел нас так далеко, позволь нам закончить начатое. Если надо, мы понесем тебя к мосту.

Выжившие собираются вокруг копа, кивая и бормоча что–то в знак согласия. Сэм смотрит на меня, вопросительно подняв брови. Его лицо перемазано грязью и пеплом. Сэм выглядит опустошенным и слабым, будто сам еле стоит на ногах. На бедре у него болтается могадорский бластер, привязанный обрывками проводов, и, кажется, будто все тело Сэма накренилось в эту сторону, как будто дополнительный вес грозит его опрокинуть.