Но еще интереснее то, что эта вселенная без «Звездных войн» стала бы реальностью, если бы Джордж Лукас вообще не сделал тот поворот, не смог получить аттестат об окончании школы и отправился бы искать славы на трассе, куда так рвался в юности. Некоторым историям, похоже, нужно приносить жертвы кровью.

Спустя несколько месяцев после аварии Лукас поступил в колледж Модесто, где за два года заработал «отлично» по антропологии и «хорошо» по социологии. Впервые в жизни он получал образование, которое хотел, которое было ему интересно, которое он даже мог применить на окружающих его автолюбителях. Он прошел ритуал посвящения в умных подростков XX века: прочитал «О дивный, новый мир» и «1984». Обе антиутопии оставили на нем свой обычный нестираемый след, особенно сильный в то время, когда мир, казалось, стоит на грани самоубийства – как во время кубинского кризиса в октябре 1962-го. Но где были оптимистичные, позитивные истории, чтобы сбалансировать их и помочь разобраться в этих пугающих временах? В этот момент Лукас понял, что «в нашем обществе осталось очень мало мифологии».

Еще более важным, чем сертификат об окончании школы, для Лукаса – и для саги «Звездных войн» – был растущий интерес к артхаусу или «личным фильмам», зарожденный во время поездок на выходные в Беркли или Сан-Франциско с Пламмером. Тогда он впервые столкнулся со средой кофеен, где независимые художники в черных водолазках вешали простыни и показывали на них свои новые грезы. Самой влиятельной короткометражкой, которую когда-либо видел Лукас, была лента «21–87». Если смотреть на сухую статистику, то фильм не имеет ничего общего со «Звездными войнами», но тем не менее между ними есть ключевая связь. «21–87» длился меньше 10 минут, его снял канадский кинематографист Артур Липсетт, который совмещал обрывки аудио и кадры из Национального кинофонда Канады.

На выходе Липсетт получил классический образец трансцендентности. В кадрах «21–87» в основном люди крупным планом, пойманные камерой в повседневной жизни. Люди кормят голубей, смотрят на свой город. «Нет секретов, просто обычные факты из жизни, – говорит голос за кадром. – Почему мы не можем выставить это на всеобщее обозрение?» Когда на экране показывают пожилых людей, женский голос говорит: «Я не верю в смерть… Я верю в бессмертие». Название фильма демонстрируется на фоне изображения черепа. Это mementomori и одновременно mementomachina: название происходит из диалога о механизации общества и о том, как она утоляет жажду человека не выделяться. «Кто-то подходит и говорит: «Твой номер 21–87», – повторяет голос за кадром дважды. – Боже, как счастливо он улыбается».

Эта мысль найдет свое отражение в «Звездных войнах» – подумайте, как много персонажей, от дроидов до штурмовиков, обозначаются номерами. Но не это было главным вкладом короткометражки в будущий фильм.

Примерно на третьей минуте фильма птицы летают над городом, а старики смотрят на них и кормят; за кадром раздается: «Многие люди чувствуют, что, наблюдая за природой и общаясь с другими живыми существами, они ощущают некую силу или что-то за этой маской, которую мы видим перед собой, и они называют это Богом».

«Некая сила или что-то». Позднее Лукас скажет, что религиозные авторы тысячи лет использовали фразу «жизненная сила». Но он также признает свой долг перед «21–87» и скажет, что «Звездные войны» – это эхо фильма Липсетта. Во время своего обучения киноискусству он смотрел «21–87» на кинопроекторе больше двадцати раз.

В 1963 году, когда Лукас еще учился в колледже в Модесто, его родители купили ему 8-миллиметровую кинокамеру, такую же, как та, с которой он играл в переулке. Он таскал с собой камеру на гоночные трассы по всему штату, как раньше фотоаппарат Nicon, который ему купили еще в школе. Снимая гонки на пленку, Лукас также работал механиком в гоночной команде «Гоночный клуб Самовольщики».[28] Если уж ему была не судьба гонять на машинах, то он мог хотя бы в них ковыряться. Так и получилось, что однажды на трассе в Лагуна Сека Лукас разговорился с посетителем, заметившим его камеру: это был знаменитый кинематографист Хаскелл Уэкслер. Он сразу понял, что у подростка есть особый взгляд и жажда к визуальному.

Дружба Лукаса с Уэкслером резко повернула его жизнь в новом направлении. Уэкслер показал молодому студенту свою коммерческую киностудию; впервые Лукас увидел киноиндустрию изнутри и понял, что существует возможность кинокарьеры. Уэкслер сказал, что устроил бы Лукаса на должность помощника продюсера – возможно, в документальном фильме, над которым он в тот момент работал, «Автобус» – но кинопрофсоюзы не позволили этого сделать. Лукас сказал, что именно в этот момент он «повернулся спиной к Голливуду». Уэкслер пытался пробить работу для Лукаса в Голливуде до конца его обучения, но без особого успеха.

Примерно в то же время, когда они познакомились с Уэкслером, Лукас подумывал о смене места учебы на более серьезное. Первым его заинтересовал Государственный университет Сан-Франциско, где он бы учился на антрополога. Он также подал документы в колледж дизайна в Пасадене; но отец убил эту мечту, сказав, что за такую профессию сыну придется платить самому. По словам Лукаса, он был слишком ленив, даже чтобы обдумать это. Тем временем Джон Пламмер наслаждался своей учебой в Университете Южной Калифорнии и решил, что Лукасу понравится программа по фотографии на их кинофакультете. «Там учиться проще, чем на уроке физкультуры», – сказал Пламмер Лукасу. Это все, что парень хотел услышать. Уэкслер позвонил преподавателю УЮК по имени Мел Слоан, по легенде, он сказал: «Бога ради, присмотрите за этим парнем». Возможно, это сыграло решающую роль, а может, талант Лукаса был заметен в его ответах на вопросы вступительного теста. Это уже не важно. УЮК принял Лукаса, и молодой человек продолжил свое движение к кинематографу.

Его отец нашел удачное решение: он оплатит обучение Джорджа-младшего как работника своей компании. Лукас будет получать 200 долларов в месяц. Лукас-старший мог решить, что кинофакультет сможет преподать важный урок. Ведь никто из выпускников киношкол не мог сразу устроиться работать на киностудию. Сначала их брали как учеников. Если после четырех лет ученичества ты достигал заоблачных высот ассистента монтажера, то оставалось ждать еще четыре года, прежде чем ты сможешь сам смонтировать фильм.

Голливуд был неприступной крепостью семейных и дружественных связей. Но было место, где семейные связи работали бы на Лукаса, – Модесто. «Через пару лет ты вернешься», – сказал Джордж-старший сыну.

«Нет, я стану миллионером еще до 30 лет», – ответил Лукас. Во всяком случае, так он вспоминал об этом разговоре, когда стал миллионером в 30 с чем-то лет.

Когда «Звездные войны» впервые стали концепцией фильма? Когда любовь к «Флэшу Гордону» переросла в идею перенести на пленку его новую версию? Ответ Лукаса возмутительно неточен: где-то во время киношколы. «У вас накапливается такая стопка идей отличных фильмов, которые вы бы хотели снять, – сказал он в интервью журналу Starlog в 1981 году. – У меня была идея снять космическое приключение… Это была такая очевидная вещь, что я был удивлен, что раньше никто этого не делал».

Ни у кого не было меньше шансов стать звездой класса, чем у Лукаса. Он перевелся из другого колледжа, основным направлением выбрал фотографию, а не кино; в начале своей учебы он посещал всего два курса в киношколе. Кино в то время не было таким модным направлением, как сейчас, и факультет был загнан в унылое здание в дальней части университетского городка, прозванное «стойло». Обращаясь к первокурсникам, декан сказал, что у них еще есть время забрать плату за обучение. «Было очень тесно, количество оборудования было ограничено, и договориться о графике использования оборудования для монтажа и записи звука было тяжело, – вспоминает сокурсник Лукаса Говард Казанян. – Мы учились работать вместе. Мы стали семьей. И я бы ее ни на что не променял».