— А серный колчедан еще до войны мой отец на Больших буграх нашел.

— Подожди-ка,- сказал Сухомлинов и придвинул к себе Сашину схему.- Так это и есть схема Панкратова?

Несколько минут он молча изучал копию, которую Саша перечертил в дневник, потом стал что-то сверять со своей маршрутной картой.

— Так где, говоришь, твой отец руду нашел?

— Вот здесь, у Больших бугров,- ответил Саша.- От сосны на наволоке азимут 240.

— И топаз у Больших бугров? — Сухомлинов взял прозрачно-золотистый кристалл.

Саша кивнул:

— Здесь, азимут примерно 243…- Он не сказал Сухомлинову, что никак они со Славкой не могли взять этот азимут и сколько ни ходили, так и не попали на то место, где Сашин отец нашел серный колчедан.

— Кто же научил-то вас? — удивился Сухомлинов.- Когда Шакирзянов сказал, что у ребят образцы, я думал — просто камней набрали, а тут на тебе: колчедан, лабрадор, топаз!

Саша заметил, что геологу понравился его прозрачный, играющий золотистыми гранями камень. Сухомлинов взвесил его на руке.

— Отличный образчик!-сказал он.- Мы его прямо в Ленинград, в минералогический музей доставим… Ну-ка давайте разберемся, где вы его нашли,- и Аркадий Павлович, сориентировав карту по компасу, засек направление, приложил небольшую линейку, отметив по масштабу место, где был найден топаз.

— Очень интересно,- сказал он.- А это откуда? — В руках у него был отбитый кусок заохренного кварца.

Саша и Славка, перебивая друг друга, рассказали все, что они видели в гранитном гроте.

— Вот,- показал Саша камень, который тоже ему нравился,- там целая стена из лабрадорита и голубые искры горят.

— Ну, а как там лабрадор оказался? Не знаете? И что это за породы, тоже не знаете? — По лицам ребят можно было понять, что в геологии они не слишком сильны.- Когда-то,- сказал Аркадий Павлович,- здесь были очень большие горы, потом они стали разрушаться и выветриваться. Из Скандинавии поползли на них огромные ледники в километр толщиной, натащили с собой валунов, песку, глины… А если снять этот покров, снять торф, песчаные отложения рек, озер, тогда откроется каменное основание самых древних на земле кристаллических пород. Вот эти древние породы мы и видим,- сказал Сухомлинов.- Всем этим скалам около двух миллиардов лет,- посчитайте, сколько это человеческих жизней! И в эти горы,- продолжал он,- из неведомых глубин под огромным давлением проникали расплавленные массы магмы, такой же, как лава вулканов. Лабрадор — это та же магма, проникшая в граниты и остывавшая медленно и постепенно. От такого остывания и растут большие кристаллы, и на гранях этих кристаллов наблюдается иризация, в лабрадоре, например, игра синего и зеленого цвета… Ну, а железистых источников в Карелии много, может быть, и у вас железо найдем.

— Обязательно найдем,- заверил его Славка.

— Аркадий Павлович, — спросил Саша, — а ваша фамилия Сухомлинов или Сухотеплый?

— Это кто ж вам сказал? — насторожился Аркадий Павлович.

— А Шакирзянов…

— Так… А что он еще про меня говорил? Как медведь на меня посмотрел и сдох?

— А медведь и правда сдох? — спросил Славка.

— Не знаю… а дело было…- Аркадий Павлович даже в затылке почесал.- В общем, иду я лесом, смотрю — медведь! — расширил он глаза, наверно, для того, чтоб ребятам было понятнее, какой медведь.- Громадный, лохматый, муравейник разорил и до муравьиного масла добирается… А меня еще не учуял. Что мне делать? Схватил я дубину, да по колоде как хлопну, да как крикну! Он — бежать, и медвежья болезнь на него напала. Ну, думаю, спасся! К муравейнику подхожу, а там целый ком масла лежит — это очень ценное лекарство и от ревматизма и от всяких болезней… Как, думаю, взять его? Котелка у меня нет, и муравьи перебесились: бегают, грызут меня, вроде я медведь. Нарвал я листьев папоротника, кое-как донес это масло до бивака, в кружку сложил, потом на станции в аптеку сдал — штука эта редкая.

— А медведь сдох? — еще раз спросил Славка.

— А кто его знает? От медведей, ребята, лучше подальше: оглянуться не успеешь, как благословит.

— Аркадий Павлович, а какую вы песню пели? — спросил Саша. Ему понравился куплет про комаров.

— Песню? Так это наша песня, геологов. Комар, ребята, самая проклятая штука: на тебе же в хату приедет, тебя же и грызет… Если хотите, у нас и получше песни есть.

— У нас Зозуля тоже песни сочиняет,- сказал Славка.- Знаете какие?

— Ну тогда другое дело, тогда спою вам песню,- и Аркадий Павлович негромко запел, следя за тем, чтобы Саша успевал записывать:

— Сами ребята-геологи сочинили! — сказал он. — А без друзей, ясное дело, ничего не выйдет,

Сухомлинов, наверное, был еще студентом, и хотя Саша и Славка называли его Аркадием Павловичем, пожалуй, с ним можно и на рыбалку поехать, и на лыжах побегать, и в поход, как с товарищем, хоть на край света уйти.

— Эх, Аркадий Павлович,- сказал Саша,- зря мы тогда с пулеметом связались,- и серый колчедан бы нашли, и еще что-нибудь…

— Ну, не знаю, с каким вы там пулеметом связались,- ответил Аркадий Павлович.

— …А потом думаем, как же его ржавый и незаряженный дарить?

— Ну да, я тоже думал,- вмешался Славка,- может, групповой переход будет или провокация на границе, а у нас своя огневая точка! Сунутся фашисты, а мы давай чесать, давай чесать, ведь здорово?

— Кто там без приказа из пулемета чешет? — раздался голос дяди Андрея. У порога, наклонив голову и держась руками за притолоку, стоял Лузгин. По его лицу видно было, что большую часть разговора он слышал.

— Старший лейтенант Лузгин,- войдя в комнату, представился он Сухомлинову.

Тот поднялся и невольно принял стойку «смирно».

— В армии служили? — улыбнувшись, спросил дядя Андрей.

— Да нет, на учебном пункте, в лагерях. Смотрите-ка, уже в привычку вошло,- рассмеялся Аркадий Павлович.

— Значит, хорошо учили,- заметил старший лейтенант.- Так что ты, Слава, насчет пулемета сказал? — садясь за стол и ставя перед собой в ряд их образцы, спросил он у Славки.

Саша заметил, что старший лейтенант, разглядывая топаз и серный колчедан, молча посмотрел на Сухомлинова, как бы спрашивая — стоящие это или не стоящие камни.

Сухомлинов, уже оправившись от смущения, едва заметно серьезно кивнул головой.

— А что,- храбро повторил Славка -Думаете, если б у нас пулемет был, не смогли бы стрелять, да?

— Эх, вы, люди военные,- засмеялся дядя Андрей.- Ну-ка, скажи мне, что такое строй?

— Строй, это святое место,- с готовностью выпалил Славка.

— А если подробнее сказать: строй — это самый строгий порядок, а в строгом порядке у каждого свое святое место,- поправил его Лузгин.- Вот и было бы дело: открыли бы вы огонь из пулемета, а капитан Рязанов посмотрел бы в бинокль и сказал: «Что такое? Что там еще за точка? Своих никого я туда не посылал, значит, противник. А ну-ка всыпьте туда пару мин!» И остались бы от вас рожки да ножки… А насчет места в строю, взять хотя бы тебя,- обращаясь к Саше, продолжал дядя Андрей.- В капитаны метишь, а на капитанский мостик — сто ступенек. На первую не станешь, на мостик не попадешь. Пулемет — на десятой, а первая — русский с арифметикой. Вот здесь оно и есть, ваше святое место.

— Так ведь долго ждать до десятой! — возразил Славка.

Саша ничего не сказал. Последнее время он сомневался, готовиться ли ему в морскую школу или стать пограничником. Хорошо бы моряком-пограничником!

— Я, собственно, к вам вот зачем,- обратился старший лейтенант к Сухомлинову.- Вот эти молодые люди, если поручить их дельному человеку, могут оказать экспедиции серьезную помощь, хотя бы в районе нашей заставы… Ну, а для них это была бы огромная школа.