Никто, кроме пограничников, не ездил по ней, никто не ходил в лес смотреть, как целые семейства грибов поднимают на клейких шапках сосновые иглы, как наливается сизым налетом ягод черничник и по набухшему мху заболоченных ламб рассыпаются белые ягоды клюквы. На этих звериных тропах, камнях и болотах, на этих деревьях шла особая, скрытая от глаз человека жизнь.

Может быть, здесь, где они шли, стлался по заячьему следу огненно-рыжий лис, и, увидев его, взлетели на деревья тетерки. Кто-то тяжелый ступил на бревно, вдавил его в мох, оставил на коре следы мощных когтей…

Может быть, здесь, где они шли, насмерть бился с волком лось-великан и умчалась сквозь чащу лосиха с теленком; а наутро, когда разгоралась заря, токовал на суку осторожный и чуткий глухарь.

Вереницей проплыли над просекой гуси, частой дробью ударил по дереву дятел, засосало у ручья след волчьей лапы, где-то далеко возле деревни заблеял ягненок.

Справа и слева подступал дикий лес с буреломом и завалами, каменными грядами и болотами, где годы и десятки лет, проходя над тайгой, настилали на озера и ламбы подушки мха, по которым наверное никогда еще не ступала нога человека…

— Ну-ка, бегом сюда! — наклонившись над чем-то, позвал их Лавров.- Кто прошел,- спросил он,- медведь или лошадь?

Ясно было, что медведь никак не походил па лошадь, но даже Славка — опытный пограничник — ничего не мог разобрать: на узенькой тропке лежали срезанные чем-то острым стебли травы, и больше ничего.

— А что это? — спросил Лавров и показал на кочку рыхлого мха.

Мох… Обыкновенная кочка мха, больше ничего…

— А ну-ка посмотрим,- сказал старшина и ощупал рукой вмятину подо мхом.- Лось прошел,- сказал он.- Лошадь переставляет ногу низко и стебли вырывает, а у лося копыта острые, он хоть и высоко поднимает ноги, зато траву, как косой, режет…

Вдруг Лавров сделал испуганное лицо и уставился на тропинку:

— Стойте! — шепотом сказал он.- Смотрите!..

Возле кочки мха поперек тропинки был не очень ясно отпечатан след сапога. Кто-то пересек тропинку и ушел в лес.

— Хорошенько смотрите! — приказал Лавров.

Славка даже на корточки присел и прямо носом водил по мху, Саша тоже присел и запустил руку под кочку, как это только что делал Лавров.

— Так не смотрят,- сказал старшина.- Если у вас малозаметный след, надо смотреть против солнца, тогда каждая впадина бросает тень и сразу видно — свежий след или старый, нормально шел нарушитель или вперед пятками… Сюда идите…

Ребята зашли на место старшины, опустились на корточки и, стараясь ничего не пропустить, уставились на отпечаток ног.

Старшина неожиданно подтолкнул их сзади, и они оба так и ткнулись носами прямо в мох. Ни Саша, ни Славка не ожидали, что он сыграет с ними такую штуку. Пока они поднимались на ноги, Лавров был уже на дороге и догонял телегу.

— Получше смотрите! — крикнул он.- Что другое, а след собственного старшины каждому солдату знать положено!

Саша ни разу еще не видел, чтоб Лавров был таким веселым.

— Ура! — крикнул Славка и бросился вдогонку, Саша за ним, оба прямо с ходу налетели на Лаврова.

— Ай-ай, что вы делаете?.. Ой!..- отбивался старшина.- Стойте! Не щекочите! Из пистолета дам стрельнуть!..

Альке страшно надоело сидеть на телеге,- Нюра не пускала его на землю потому, что в лесу было сыро. Высовываясь из-за узла с постелью, Алька кричал «ура» прямо с телеги.

— Давайте пистолет! — потребовал Славка.- А то опять защекочем!

— Что ж ты — возле границы будешь стрелять? — сказал Лавров.- Отъедем, тогда и стрельнем.

Опять он их перехитрил!

Цюра подождал на горке старшину и ребят: впереди был длинный пологий спуск. Все, даже Лавров, сели на телегу и покатили вниз к бревенчатому мосту через ручей, поблескивавший сквозь зелень кустов. И снова потянулись по сторонам укрытые мохом и черничником скалы, сосны, елки, молодой березняк и озера, озера, через каждые полкилометра.

— Теперь можно стрельнуть! — сказал, наконец, Лавров и спрыгнул с телеги.- Кто собьет коробок,- предложил он,- тот будет молодец, кто промажет, тот — мазила. А на мазиле молодец будет верхом ездить.

Ребята запротестовали. Надо было выговорить хоть какие-нибудь льготы. Ясно, что Лавров их обстреляет. В конце концов условились, что ребята будут стрелять по два раза, а Лавров — раз.

Коробок поставили на пенек перед березой, Лавров отсчитал двадцать шагов и вытащил из кобуры настоящий боевой пистолет «ТТ». Он стал, заложив левую руку в карман, расставив ноги на ширину плеч и несколько раз поднял руку с пистолетом, слегка разворачиваясь всем корпусом, чтобы проверить, правильно ли он стоит.

— Большой палец надо вытянуть,- начал он объяснять,- рукоятку не зажимать, мушка должна быть все время в центре и на высоте прорези. Пусть себе пистолет тихонько круги выписывает, лишь бы не дрожал, как заячий хвост.

Первым стрелял Славка. Он пристраивался, пристраивался, а потом сгоряча трахнул оба раза мимо и, сунув пистолет Лаврову, побежал смотреть: может быть, попал? Но коробка не шелохнулась и, как ни крутил ее Славка в руках, была целехонька.

Когда Славка вернулся, Саша встал, как показывал Лавров, взял пистолет двумя руками и, стараясь удержать мушку в прорези, начал подводить ее под коробку.

Только коробка села на мушку, Саша дернул спуск. Грохнул выстрел, пистолет рвануло кверху и чуть совсем не вырвало из рук.

— Ого-го-гой! — обрадовался Славка, который со страшными мучениями ждал, попадет или не попадет Саша. Коробка не шелохнулась.

— Спуск не дергай! — сказал Лавров.

Саша прицелился еще раз. Мушка была в прорези, он тянул спуск, но не успел еще подвести мушку к коробке, как снова грохнул выстрел.

— Ого-гой! — крикнул Славка и осекся: коробки на пеньке не было.

Лавров взял пистолет, ребята помчались к березе. Целая коробка лежала в траве, но самый уголок ее был как будто обожжен — Саша все-таки задел его пулей.

Лавров достал четыре спички, сложил заборчиком и до половины задвинул под крышку. Отойдя на двадцать пять шагов и приказав ребятам стоять у него за спиной, он, как показалось Саше, почти не целясь, выстрелил. Когда ребята подняли коробку, все четыре спички были срезаны начисто.

— Ну-ка, мазилы, — сказал старшина, — давай на седловку: молодец кататься хочет!

Ничего не поделаешь, пришлось Славке, а за компанию и Саше, становиться на четвереньки.

Лавров их выравнивал и так и этак, требовал, чтобы они не ржали и не брыкались, делал вид, что собирается усесться на них верхом, а потом шлепнул обоих и убежал по дороге. Ребята гнались, гнались за ним — никак не могли догнать. А когда у самой телеги догнали, возиться уж никаких сил не осталось. Хорошо, что впереди опять был спуск, и все трое, запыхавшись, взгромоздились на телегу.

Нет, просто удивительно, до чего веселым был сегодня старшина!

Цюра уже битый час толковал с Нюрой о лошадях и этим лошадиным разговором совсем ее замучил. Когда ребята и Лавров догнали их, Нюра даже решила пройтись немного с Алькой пешком, чтоб поразмяться и порассеяться.

Спустившись с бугра, телега выехала к мосту. Цюра остановился возле запруды.

Под мостом, сбегая по желобу, журчала вода. Внизу, в глухих зарослях крапивы и малины примостилась потемневшая от времени старая мельница, срубленная из толстых бревен, крытая прогнившими, тесанными когда-то прямо топором досками.

Ребята спрыгнули с телеги и по тропке спустились вниз. Нюра даже Альку отпустила смотреть мельницу.

Сбежав по дорожке к невысокому входу, Саша попал в верхний этаж. Все здесь было старым и запущенным. На жерновах лежали какие-то деревянные короба, внизу — самодельные деревянные шестерни — короткие колья, вбитые по краю одного колеса, цеплялись за такие же колья другого. От шестерен расходились два вала: один к жерновам, а другой, сквозь наружную стенку, к теперь уже несуществующему водоналивному колесу. Такое устройство, наверное, и с места трудно было сдвинуть, не то что все время крутить. На оставшихся от пола досках лежали высохшие ветки, крепко пахло сухим березовым листом.