Саша постоял у дома и направился вслед за Славкой к складу, где был сейчас Цюра.
На первый взгляд Цюра ничем не отличался от других пограничников — роста он был среднего, но в кости широк, и сила у него была непомерная. Стоило только посмотреть, как он воевал с лошадьми, особенно с Буяном! Выведет Осу или Буяна, или своего Серого на прогулку, упрется короткими ногами в землю, повод на кисть намотает, а руки согнет так, что на плечах гимнастерка чуть не лопается. Буян — и на дыбы, и задом бьет, или, оскалив морду и развевая хвост по ветру, струной натягивает повод и носится по кругу — толку никакого! Стоит Цюра, словно вкопанный, и с самим Буяном, как с малым жеребенком, управляется.
«Настоящий медведь,- говорили пограничники.- Попробуй свяжись с ним — в дугу согнет!» Так и окрестили его Мишуней.
Особенно укрепилось за Цюрой это прозвище, когда он один задержал вооруженного нарушителя и чуть было не задушил его голыми руками. По борьбе Цюра. был первым в отряде. Правда, Лавров иногда клал его на лопатки: Лавров брал не только силой, но и ловкостью.
Открытую дверь склада наполовину загораживал стол с привинченными на углу слесарными тисками. За столом сидел Цюра и что-то записывал в разграфленную книжечку. В глубине виднелась пирамида с оружием, вдоль стен — какие-то ящики, катушки кабеля, железные бидоны и другое имущество.
— А знаешь, как товарищ Цюра лошадь спас? — остановившись за дверью так, чтобы Цюра мог его слышать, спросил Славка.- На шоссе противотанковые шурфы были вырыты для фугасов, это когда война была,- полтора метра глубины, метр ширины. Дождь пошел и налил в те ямы воды. Ну вот, ночью обоз проходил. Самая лучшая лошадь и упала в шурф. Тут — бомбежка! Обозник постромки обрубил, снял хомут и ускакал на пристяжной…- Славка вытянул шею и посмотрел, слушает ли его Цюра.- Лошадь стояла в шурфе и всю ночь ржала…- у Славки даже голос задрожал.- А Иван Афанасьевич нашел себе двух помощников, оглоблю подложил и вытащил ее. Знаешь, какая лошадь была? Кровный дончак! На конный завод забрали! — Славка даже языком прищелкнул и еще раз посмотрел за дверь.
— Истинная правда! Все как есть точно, все правильно! — раздался прямо над ними густой и благожелательный бас. К складу подошел неизвестно откуда взявшийся Зозуля и присел на ящик возле стенки.- Цюра у нас,- продолжал он,- по конячим делам — первое лицо, самый что ни есть специалист, за лошадей и душу отдаст. И скажу я вам по секрету…- тут Зозуля приложил палец к губам и жестом поманил к себе ребят.
Саша и Славка подошли. Как видно, Зозуля не зря затеял этот разговор, и Саша решил выждать, чтобы разобраться, к чему он клонит.
— Так вот. Цюра-то наш,- сказал Зозуля и, оттопырив большой палец, указал им через плечо на дверь,- хитрое дело задумал!..
Саша посмотрел на Славку, но тот, по видимому, тоже впервые слышал про это дело.
— Не ест, не пьет,- продолжал Зозуля,- Серого кормит, гулять водит, на баяне ему играет, кино показывает, сам в конюшню жить перешел: скачки затевает!
Из склада донеслось легкое покашливание.
— …А только,- тут Зозуля вскинул брови и с сомнением поджал губы,- вес у нашего Цюры никак не жокейский, наверняка раза в два больше. Один Серый его, пожалуй, и сдюжит, потому всю жизнь телегу таскает, а как другой конь поделикатнее, так, не дай бог, и копыта откинет!
Цюра, очевидно, слыхавший весь разговор, кашлянул громче, отодвинул табуретку, но промолчал.
— А правда, он лошадь оглоблей вытащил? — спросил Саша.
— Точно. Все правильно! Я вам скажу: не только лошадь, он и Бобика одного спас. Хотя он в натуре и куркуль — душа у него добрая…
Цюра еще раз покашлял в складе, но Зозуля, казалось, не обратил на это никакого внимания.
— Эх, и пушка у нас на фронте была! — продолжал он.- Зда-а-ровая… Как гакнет, аж земля трусится! А под той пушкой такой масенький Бобик жил,- на фрицев брехал… А чтоб та пушка стреляла, пушкари ее салом мазали. Ну вот, залез той Бобик сало лизать, а пушкари и выстрелили. Смотрю: что такое? По небу собака летит, хвостом крутит, туды-сюды окусывается и гавкает…
— Вот и я сижу и думаю,- донесся из склада громкий голос Цюры: — «Что там за собака такая брехливая, что там за Бобик гавкает?..» А-а-а! Степан Григорьевич?! Мое почтеньице. Просим, просим…- Цюра вышел и, уперев руки в бока, стал против Зозули.
— Здравствуйте, здравствуйте, Иван Афанасьевич, как поживаете? — благосклонно отозвался Зозуля.- А я вот тут с хлопцами на разные предметы балакаю…
— Балакайте, балакайте,- разрешил Цюра,- то-то, я думаю: «Что ж оно на всю заставу горелой кашей несет?»
Зозуля мигом вскочил, сосредоточенно потянул носом воздух и, горестно вскрикнув, побежал к своей кухне.
У Саши немного отлегло от сердца. Он сразу понял, что не зря к ним Зозуля подсел: начнет про Бобика, а кончит как раз про пулемет.
— Ну, а вы что скажете? — спросил у ребят Цюра. Глаза у него были узенькие, зоркие. Как посмотрит — сразу определит, чего ты стоишь.
— Мы помогать пришли,- нашелся Славка.- Давайте мы вам что-нибудь делать будем.
— А что ж вы мне будете делать? — все еще подозрительно глядя на них, спросил Цюра.
— Давайте мы вам винтовки или пулеметы почистим…
— Пулеметы уже почищены,- спокойно заметил Цюра.
— Ну, тогда так что-нибудь почистим,- неопределенно сказал Славка.
Саша подошел к тискам и заложил палец между стальными губками. Неожиданно ему в голову пришла мысль, что если он зажмет палец и вытерпит боль, тогда он снова будет иметь право считать себя и волевым и честным человеком. Саша незаметно потянул винт и, побледнев от боли, зажал тиски.
— Один дурень папироску к руке приложил и терпел, пока не выкурил,- спокойно сказал Цюра,- а потом целый месяц руку лечил…
Цюра не знал, что Саша потерял сегодня внутреннюю точку опоры.
Человек уверен в себе только в том случае, если совесть у него чиста, а вот они со Славкой растеряли сегодня то хорошее настроение, которое совсем уже налаживалось, когда ходили за минералами.
— Как ты думаешь,- спросил Цюра,- кому-нибудь интересно, что он папироской руку сжег?
Саша молча ослабил тиски. Палец побелел и весь был покрыт следами стальной насечки.
— И я говорю,- подтвердил Цюра,- вовсе неинтересно. А что ты палец давил, тоже никому не нужно…
Славка, выпучив глаза, с уважением смотрел на Сашу. На такую штуку сам он едва ли решился бы. И хотя Цюра Сашку не одобрял, все-таки вышло все как будто на пользу дела. Сразу видно, что доверять им можно.
— Да нет, дядя Ваня,- сказал Славка,- это он просто так. А мы пришли вам помогать, работать…
— Хм…- сказал в раздумье Цюра.-Ну что ж, раз помогать — работа найдется. Вот тут у меня списанного кабеля катушек двадцать. Если его перемотать да проверить, еще за милую душу в дело пойдет.
Славка испуганно глянул на Сашу: двадцать катушек — не меньше, как на неделю!
— А где мотать? — спросил он.- В складе или во дворе?
— Зачем в складе? Конечно, во дворе. Тут надо каждый метр проверить: нет ли барашков, изоляцию посмотреть, может, там провод порвался, катушки-то из кусков намотаны, концы надо зачистить, связать как положено да произолировать как следует.
Цюра встал из-за стола и повел ребят вглубь склада.
— Тут у нас в котле озокерит есть,- сказал он, указывая на большой темно-коричневый кусок не то воска, не то смолы.- Перемотаете кабель, озокеритом его горячим пропитаем, а потом опять будем перематывать.
— Дядя Ваня,- спросил Славка,- а может, их не надо перематывать, может, вы дадите нам что-нибудь почистить?
— Нет уж, ребятки,- ответил Цюра.- Он, кабель-то, хоть списанный, а денег стоит. Что ж вы, то работать просились, то отказываетесь?
— Это мы так,- поспешил Славка.- Мы хотим перематывать, мы будем работать!
Цюра указал место, где расставить катушки, дал круг изоляционной ленты и нож, показал, как надо связывать концы восьмеркой, и снова сел за стол подсчитывать что-то в своей книжечке.
