Это было его первое дело после инцидента в Бразилии. Он невольно коснулся щеки, провел ладонью по зарубцевавшейся ткани, образовавшейся над проделанным в ней отверстием. Провел языком по ряду искусственных боковых зубов. Голову снова пронзила боль. Фантомная боль, как объяснял ему врач, но все же каждое утро он забрасывал себе в рот пару маленьких красных таблеток. Им ведь абсолютно все равно, с какой болью бороться – фантомной или реальной. Если он не принимал таблетки, жизнь становилась прямо-таки невыносимой.

Правая рука молниеносно взлетела вверх и сжалась в кулак. В нем билась, щекоча ладонь, мечущаяся в поисках выхода муха.

– Вместо одной убитой тут же прилетают десять новых, – заявил Геррера и рассмеялся. – Ты осторожнее, они мстительные!

Зазвонил телефон, и начальник полиции с недовольным видом сдернул трубку с рычага, словно снимал с гриля горячий початок кукурузы.

Миллнер огляделся и, не обнаружив поблизости стенки, по которой можно было бы размазать маленькую тварь, или мусорного ведра, медленно разжал кулак и стал наблюдать за тем, как черная точка отчаянно рванулась к потолку. «Ловим навозных мух и снова выпускаем. Добро пожаловать в полицию», – подумал он.

В Мексику прибыл небольшой отряд сотрудников ФБР, всего четыре человека, руководителем которых он и являлся. Поскольку места было мало, их разместили не в главном офисе местной полиции, а в одном из давно заброшенных полицейских участков на окраине города. В фасаде небольшого квадратного здания еще виднелись дыры от пуль, оставшиеся после нападений местных наркобанд. Когда-то, рассказывали ему, никто из полицейских не соглашался нести в этом здании службу, и участок закрыли. Видимо, предполагалось, что агенты ФБР, которым тут были не рады, сумеют выжить, – или надеялись, что этого не произойдет.

Даже спустя два дня мексиканцы так и не провели в здание электричество, поэтому Миллнер теперь курсировал между офисом Рафаэля Герреры, местного начальника полиции, и зданием федеральной полиции, именовавшейся здесь Policia Federal, чтобы получить свежую информацию.

Хуже всего было то, что новой информации не поступало. Они рассчитывали, что от них потребуют выкуп – признак того, что девушек удастся вернуть домой более-менее невредимыми. Но раз его не требовали, это означало, что, возможно, они имеют дело с торговцами живым товаром. В этом случае девушки вернутся домой в лучшем случае в роли актрис нелегальных порнофильмов.

У них было два свидетеля: водитель автобуса, которого похититель вышвырнул вон, и фермер, который направлялся в город со своим скотом. В отличие от остальных свидетелей происшедшего, фермер, вероятно, просто не успел сбежать до прибытия полиции. Однако в данный момент ему хватало ума для того, чтобы молчать по поводу случившегося. Он клялся и божился, что уснул за рулем автомобиля и ничего, совершенно ничего не видел. Даже когда Миллнер пытался что-то вытрясти из него спустя два дня, несчастный дрожал всем телом. Страх перед наркокартелями, заправлявшими тут с помощью грубой силы, в этой стране был неистребим. Слишком многих свидетелей потом находили обезглавленными, бандиты бросали их тела на перекрестках или прибивали к мостам в целях устрашения. Все знали: если хочешь жить, нужно держать рот на замке.

Похоже, это правило не соблюдал только водитель автобуса. Он рассказывал много, однако почти ничего такого, что могло бы помочь. Он сражался как лев, но нападающих было больше. Говорили они как мексиканцы, носили маски. Как бы там ни было, благодаря его показаниям им стало известно, что на автобус напали по меньшей мере четверо тяжеловооруженных мужчин. Они захватили автобус вместе со всеми пассажирками, а затем словно сквозь землю провалились.

В США случившееся стало предметом оживленных дебатов. В том автобусе ехали девушки со всех концов страны. Участницы групп поддержки, модели, студентки… Самые красивые девушки Америки.

– Боюсь, что это одна из наркобанд развлекается, – сказал ему Геррера во время их первой встречи в Акапулько.

Он производил впечатление человека, потрясенного до глубины души. Позднее американцам довелось узнать, что этот тучный полицейский с трехдневной щетиной и вечно печальными глазами сам был отцом трех дочерей. При мысли о том, что похитители могли сделать со своими жертвами, он просто сходил с ума. В такой ситуации, будучи полицейским, не следовало давать волю воображению, иначе заниматься этой работой не имеет никакого смысла.

Миллнер отпил кофе. На вкус тот был отменным, даже лучше, чем в офисе ФБР в Вашингтоне.

Геррера сидел перед ним, продолжая разговаривать по телефону. Впервые с момента знакомства он казался Миллнеру воодушевленным. Беседуя, он не сводил с американца прищуренных глаз, что-то записывал, постоянно задавал наводящие вопросы. Затем он наконец положил трубку и обеспокоенно нахмурился.

– Одна из девушек? – спросил Миллнер. Возможно, это будет первая хорошая новость, которую он сообщит на родину. – Она жива?

– Да, жива, – отозвался Геррера. – Но с ней обошлись очень сурово. Еще в день нападения ее бросили перед больницей в Чильпансинго, однако местная полиция опознала ее только сегодня. Это Рейчел Вуд.

Миллнер полез во внутренний карман костюма и вынул оттуда листок бумаги. Провел указательным пальцем по строчкам, а затем резко остановился.

– Мисс Флорида, – констатировал он. – Самая младшая. Ей всего шестнадцать лет.

Геррера выругался по-испански.

– Как она себя чувствует? Ее уже можно допрашивать? Нас к ней пустят?

Геррера покачал головой:

– Она в искусственной коме.

– Она выживет?

– Врачи считают, что да…

– Но?

– Кажется, она сломала себе все, что можно сломать. Особенно на лице. Королевой красоты ей, наверное, уже не бывать.

Миллнер понял его. «Что ж, по крайней мере, она жива», – успокоил он себя.

– Вы говорили, что ее бросили там в день нападения?

– Примерно час спустя.

Миллнер поднялся и направился к карте, висевшей на стене в кабинете начальника полиции. Он быстро нашел Чильпансинго к северу от Акапулько.

– Сколько ехать туда от Акапулько?

– Около часа, – отозвался Геррера, который тоже встал и подошел к Миллнеру.

– Значит, она покалечилась во время нападения. Возможно, когда водитель затормозил. В таких автобусах никто не пристегивается, – задумчиво заметил Миллнер. – Как бы там ни было, теперь мы знаем, в какую сторону они поехали. Нужно продолжить поиски в Чильпансинго и в окрестностях. Я сейчас же отправлюсь туда и обсужу этот вопрос с федеральной полицией.

– Знаете, что меня удивляет? – спросил его Геррера, поворачиваясь к двери. Миллнер отрицательно покачал головой. – Что они не дали ей умереть. Не бросили в придорожную канаву. Нет, оставили рядом с больницей. Обычно здесь так не делают.

Миллнер хотел что-то ответить, но передумал.

– Добро пожаловать в Мексику, – негромко сказал он себе, одной рукой закрывая за собой дверь кабинета начальника полиции, а другой отгоняя назойливую муху от лица.

Он приблизился к зданию со стороны рынка, где торговали разными сластями. Как и в предыдущие ночи. Спрятавшись у входа в магазин, он наблюдал за открывшейся перед ним площадью. Глаза внимательно изучали фасад объекта в поисках какого-либо движения в окнах. Дом был действительно примечательный. Он совершенно не разбирался в архитектуре, намного лучше – в каминах, время от времени имел дело с предназначенными под снос мостами. Но это строение ему сразу понравилось.

В желтом свете уличных фонарей выделялась надпись большими золотистыми буквами, змеившаяся вдоль всего здания ратуши. «Одному Господу честь, ибо где Господь не строит город, там впустую работают над ним, где Господь не оберегает город, там тщетно стража сторожит», – прочел он ее часть и невольно усмехнулся. Похоже, Господь в эту ночь не бережет Лейпциг.

Убедившись, что кроме него здесь никого больше нет, он пересек площадь и двинулся мимо надписи в тени фасада. Обогнув здание, он остановился возле башни на другой стороне. Прямо перед ним находился главный вход в Старую ратушу.