Родится же такое деликатное на свете!

И она сдержала слово: напечатала Гришину писанину под рубрикой: «Любопытное и полезное».

Результаты были непредвиденные. Вот тут уж в самом деле и всколыхнулись, и возмутились!

Не надо думать, что всполошились украинские писатели и, увидев в лице Гриши Левенца опасного конкурента, напустили на него сельскохозяйственных критиков Подчеревного и Слимаченко. Автор может засвидетельствовать: украинским писателям вовсе не свойственны такие низкие чувства.

И веселоярцы, кажется, даже не обратили внимания на Гришины заметки, потому что в газетах они читают только о международной обстановке, да и то одни лишь заголовки, и уж если быть точным, то и заголовки не читают, а только спрашивают друг у друга: «А что, Иван, тот рехверент до сих пор еще бесится?» — «Да говорил Микола, будто он малость прикусил язык, так теперь вот другой шебаршит…»

Ну, а газеты выписывают исправно и складывают их аккуратно, потому что теперь ни селедку не надо заворачивать, ни кувшины накрывать: все в холодильниках, в синтетике, в пластиках, в модерне.

Ученые тоже довольно спокойно отнеслись к вторжению Гриши Левенца в сферы биологической науки, ибо что для них какое-то там ощипыванье гусей! Наука сегодня пошла так далеко, что в состоянии смоделировать гуся величиной со страуса, и уже на нем и не пух и перо, а готовые подушки в красных наперниках и в наволочках на заказ. Разве же не рассказывают, что в научно-исследовательском институте Проекткоровомолокофермодоения уже спроектирована ферма будущего, а для нее заодно и корова будущего, которая будет питаться только концентрированными кормами и будет давать только концентрированную продукцию, то есть вместо молока густые сливки, которые можно будет употреблять в их естественном виде.

Журналисты тоже не сгорали от нездоровой зависти, публикуя Гришино исследование о щипаний гусей. Спросите, почему? Да потому, что журналисты это, может, единственные люди на земле, которые вообще не знают, что такое зависть! Они не отпугивают авторов от своих газет и журналов, не закручивают интриг против них, не разводят склок, им чужда ненависть, они доброжелательны, приветливы, готовы не только прийти на помощь постороннему автору, но даже обнять его, как брата, показать, как они его любят и ценят. Еще бы! Пока в номере газеты не будет по крайней мере шестидесяти процентов материалов внештатных авторов, ни один редактор не подпишет газету в печать! Это мудрое правило до сих пор действует во всех наших печатных органах, и именно оно помогло изменить даже то, что целые тысячелетия считалось неизменным: человеческую психологию, человеческий эгоизм, самолюбие и самовознесение.

Вот если бы некоторым категориям наших работников зарплату определяли в зависимости от того, сколько трудящихся они приняли за день и за месяц, скольким помогли, скольким дали совет, скольких согрели добрым словом!

Гриша ощутил потребность такого всеобъемлющего эксперимента, когда его пригласили в редакцию областной газеты и потратили на него добрых полдня, так, будто он был гений.

Его статейку отредактировали, и немного поправили, и немного дополнили, и чуточку приукрасили, и малость заострили. И все это с величайшим уважением и вниманием. А потом еще и устроили с Гришей этакую летучую пресс-конференцию. Хотя и летучую, но очень содержательную и важную.

— Вы верите в то, что гуси могли спасти Рим? — спрашивали Гришу.

— Если бы я был гусем, я бы не спасал этот Рим. Захватчик же!

— А как вы относитесь к ежегодной Международной ярмарке гусей в Ноттингеме?

— Так же, как и вы.

— Разделяете ли вы мнение лингвистов о том, что нет необходимости в объяснении начального «г» в слове «гусь» факультативной диссимиляцией первобытных заднеязычных палатальных в велярные перед интервокальными свистящими согласными?

— Я так думаю, — сказал Гриша, — когда гусь от голода аж синий, тогда он может быть и полетальным, как это вы говорите, то есть летать и перелетать. А откорми его по-хозяйски, набей ему воло — зоб — галушками или кукурузой, так и станет волярным, или как оно там по-ученому.

Одним словом, пресс-конференция удалась на славу — хоть по Украинскому телевидению показывай!

Уладив дела в редакции, Гриша подумал, что грех не воспользоваться случаем, чтобы начать осуществлять совет дядьки Вновьизбрать относительно сельхозинститута и Недайкаши. Дома покупать на почте сразу 365 открыток было бы не совсем удобно, а вот здесь, в областном центре, где тебя никто не знает, будет как раз кстати.

Он покатил на своих красных «Жигулях» (Дашунька для такого торжественного выезда заставила его сесть в машину!) к почтамту, в зале выбрал за стеклянной перегородкой самую симпатичную девушку (как раз к ней и очереди, кстати, не было), подошел, поздоровался и попросил триста шестьдесят пять открыток.

— Сколько-сколько? — не поверила девушка.

— Триста шестьдесят пять.

— Да зачем вам столько?

— А это уже мое дело.

Девушка вмиг поняла, что превысила свои полномочия и попыталась исправить положение.

— Вам с какими сюжетами? Про природу, что-нибудь архитектурное или на историческую тематику?

— Все равно. Лишь бы марка была, вот и все.

— У меня столько не будет. Я сейчас у старшей группы попрошу.

— Просите, а мне дайте одну, я тем временем напишу.

Пока девушка бегала и собирала у своих подруг открытки, Гриша поставил адрес сельхозинститута и фамилию Недайкаши, указал свой адрес, потом написал: «Товарищ Недайкаша, как там мой вопрос? Левенец». Пока девушка пересчитывала открытки, потом давала сдачу Грише, он вертел в руках эту заполненную, не зная, что с ней делать.

— Так вы уже написали? — спросила девушка. — Давайте я отправлю.

— Я хотел спросить, правильно ли я здесь заполнил?

— Правильно, правильно. Постойте. Левенец. Это кто?

— Я.

— Вы — Левенец?

— Ну я.

— Не может быть!

— Могу показать паспорт.

— Григорий Васильевич Левенец из Веселоярска?

— Да я же, я! — смутился Гриша, удивляясь и чуточку даже пугаясь своей неожиданной известности. И это же еще за день до того, как в газете появится его статья про гусей! А что будет потом?

Девушка сорвалась со стула, метнулась туда и сюда, Гриша еще и не опомнился, а уже сыпанули на него целые гроздья молоденьких работниц почтамта, а впереди торжественно выступала красивая пожилая женщина в синем строгом платье, несла в руках букет красных роз, и несла не куда-нибудь и не кому-нибудь, а именно к нему и для него, Григория Левенца.

— Дорогой Григорий Васильевич, мы рады приветствовать вас на нашем почтамте, для нас это высокая честь…

И так далее, и аплодисменты, и улыбки, и доброжелательность, так, будто он герой, лауреат или генерал. Чудеса, да и только!

Гриша что-то бормотал, невольно натыкался на шипы роз, покрылся румянцем, не знал, как ему выпутаться из этой глупой ситуации. Явно не за того приняли! Ему еще не хватало, чтобы попасть в самозванцы!

— Вы, наверное, не… — попытался он объяснить. — Тут какая-то ошибка…

— Ошибка? — удивилась женщина в синем. — А разве вы не Григорий Васильевич Левенец?

— Ну! Допустим.

— А если так, то вы для нас — самый дорогой человек!

— Я? Странно. Никогда не думал. Почему именно я, за какие такие заслуги?

— Для работников нашей системы сегодня нет более ценного человека, дорогой Григорий Васильевич. Вот взгляните сюда. Это же ваша фамилия? Ваш адрес?

Гриша повел глазом туда, куда показывала женщина, и почувствовал себя в положении гуся, которого ощипывают до основания, чтобы пустить голым в Африку.

Сбоку возле каждого из окошек в стеклянной перегородке прикреплены были конверты для образца, как заполнять адреса, и на всех этих конвертах красовалась его, Левенца, фамилия, имя и отчество, его адрес, его село, его сельсовет, где он был теперь председателем!

— И это — по всей области? — прошептал Гриша.