Семья цементировалась, можно сказать, в одностороннем порядке. Поцелуев с одной стороны становилось больше и больше, а с другой стороны они исчезали совсем и вообще… Вы скажете: тут неминуем конфликт. Но разве же возможен такой примитивный (к тому же сотни раз описанный в халтурных книгах) конфликт в обществе, где впервые в истории человечества наконец удалось достичь гармоничного сочетания общественного и личного, где женщина терпеливо ждет мужа с самых затяжных собраний и самых нудных заседаний (малых деток к сердцу прижимает), а муж еще терпеливее ждет свою общественно-активную жену со свекловичного звена или из длительных поездок для обмена передовым опытом (малых деток к сердцу прижимает). Да и еще: у Григория Левенца и Дарины Порубай, как это доказала недавняя демографическая комиссия, плодотворно поработавшая в райцентре, детей еще не было, стало быть, не было чего прижимать к сердцу тому или другому члену семьи, пока тот или иной член семьи покончит со своими трудовыми обязанностями и прибудет наконец в общий и такой дорогой для обоих (обоих? обоих?) дом и в лоно семьи.

Ученые классифицировали бы это так: стандартная ситуация. А про стандартные ситуации романов не пишут. Но скажите кому-либо из женщин, что она — стандартная. Что будет? Выцарапает вам глаза. А если скажете мужчине? Мужчине это все равно. Для мужчины самое главное, чтобы его любила женщина.

Вот так незаметно мы перешли от свеклы к женщинам, но это только словесный обман, потому что женщины никуда не убегут, а свеклу нужно копать и вывозить на сахарные заводы, чтобы там поскорее перерабатывать и получать сахар, который вреден только для пенсионеров, а для остального человечества необходим так же, как хлеб и вода, потому и называется: углевод. Разумеется, автор, еще с молодых лет усвоив теорию о роли личности в истории, а также зная известную народную мудрость о том, что без одного попа вода освятится, не имел никакого намерения придавать чрезвычайный вес личному участию Григория Левенца в «свекловичной жатве». В самом деле: что может сделать один человек? Техника у нас есть? Есть. Передовая? Передовая. Энтузиазм имеется? Имеется. Трудовых масс маловато? Бросим на помощь труженикам полей учеников. Пошлем из городов шефов, студентов.

Потому и неудивительно, что Гриша Левенец оказался на свекловичном комбайне производства днепропетровского завода.

Но вот тут и сказалась вся нестандартность ситуации, в которую попал Гриша. Получалось, что одно дело копать свеклу, когда ты просто механизатор, и совсем другое, когда ты уже председатель сельсовета. Знал же Гриша в прошлом и в позапрошлом годах, что свеклокомбайн выкапывает не все корни, кое-что теряется. Такова его техническая особенность. Механизатор воспринимал эту техническую особенность как нечто посланное чуть ли не с неба, не удивлялся, не возмущался, не употреблял вводных слов и предложений, вспоминая конструкторов и производственников. Садился на комбайн и копал свеклу. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю.

Но Григорий Левенец сегодня уже не просто механизатор, дорогие товарищи! И свекла для него не продукт сельскохозяйственного производства, а политический фактор. Свекловичный корень, который не выкапывает рядовой механизатор, — это мертвая субстанция, побочный продукт, не зарегистрированный ни статистикой, ни общественным мнением (что с воза упало, то пропало), а корень, сознательно оставленный в земле председателем сельсовета (пускай даже и из-за несовершенства техники), — это безобразие и, если хотите, преступление!

Гриша все это увидел, понял и ужаснулся. Первый, кому он мог излить свою душу, был Педан.

— Послушай, Педан, — сказал Гриша своему сменщику, — ты видишь, что каждый шестой корень остается в земле?

— А разве я их считал? — спокойно ответил Педан. — Может, какие-нибудь там и остаются. Черти их маму знают.

— Ну, ты же понимаешь, что это значит?

— А ничего не значит. Если до плановой урожайности не доберем центнеров пятьдесят на гектар, Зинька Федоровна пустит культиваторы по свекловичному полю — тогда уже докопают до последнего корешка.

— И во что же обойдется каждый корень?

— Пускай наша бухгалтерия считает! Мое дело — копать!

— Этого так нельзя оставлять, — заявил Гриша.

— А ты и не оставляй. Напиши, куда надо и что надо. У тебя же теперь печать есть. Напиши и припечатай. Ты еще скажи спасибо, хоть эти комбайны есть. А когда их не было — помнишь? А вот кукурузу начнем убирать — как там? Один комбайн сняли с производства, а другой не начали производить. А ты сиди в кукурузе и хоть зубами ее грызи.

— Надо ставить вопрос в государственном масштабе, — сказал Гриша.

— Вот и ставь, раз тебя избрали.

Зинька Федоровна деликатно уклонялась, и Гриша не мог высказать ей своих мыслей о несовершенстве свеклоуборочной техники. Сказал об этом дядьке Вновьизбрать, тот махнул рукой:

— Ты, Гриша, говорится-молвится, думай не о том, что в земле, а о том, что на земле.

— То есть?

— Ну вот, кажется-видится, копаешь-копаешь, да и оглянись, да и оглянись!

— Я вас не понимаю, Свиридон Карпович, — обиделся Гриша.

— А вот закапает дождь, тогда и поймешь.

Дождь не закапал. Дождь на Украине либо совсем не идет, либо льется так, будто прорвалось небо и землю надо промочить насквозь до самой Америки. И тогда смешивается грешное с праведным, земля с водою, тверди и хляби, все достижения цивилизации и научно-технической революции обесцениваются в один день, наступает господство первобытных стихий, хаоса и обыкновенное свекловичное поле, которое еще вчера было таким ласково-мягким и щедро-доступным, сегодня становится для людей враждебным и ненавистно-неприступным. Свекловичные комбайны в надрывном клекоте своих моторов еще противоборствуют стихии, упорно преодолевают неодолимое, но одиночество их ужасает. Комбайн копает сяк или так, в тяжелом клекоте преодолевает бездонную грязь, оставляет после себя вороха свеклы (на них тоже миллионы тонн грязи!), а вывозить их оттуда — разве что на вертолетах! Все буксует в этом ужасном болоте, все тонет, утопает и не выныривает.

Гриша кинулся искать Зиньку Федоровну. Она теперь уже не устранялась, а просто исчезала в неизвестном направлении. Колхоз — целое государство. Председатель то там, то тут, то еще где-нибудь, сегодня уже нет, а завтра, наверное, не будет. Неуловимость — одна из форм самозащиты всех председателей колхозов, которые знают, что они вовсе не боги, но знают и то, что требуют от них намного больше, чем от всех богов, известных и неизвестных. Не было Зиньки Федоровны — был у Гриши его консультант и великий предшественник дядька Вновьизбрать.

— Свиридон Карпович, — с отчаянием в голосе поднял перед ним руки Гриша, — как же это так? У меня уже дома напряженная ситуация, забыл, когда и высыпался, есть не ем, только о свекле думаю, а свекла лежит и не шевелится! Надо же что-то делать!

— А что же ты сделаешь, говорится-молвится? — довольно спокойно спросил Свиридон Карпович.

— Ну разве я знаю? Может, создать там депутатскую группу по вывозке урожая. Может, народный контроль, пост или что-нибудь еще. Как у нас в селе — пост или группа?

— Группа.

— А может, создать комиссию? И чтобы вы ее возглавили?

— Я-то могу возглавить, кажется-видится, но только на чем же ты вывезешь эту свеклу из этой грязи? Ни группа, ни комиссия не вывезет ее?

— Не вывезет, — согласился Гриша. — Однако надо же что-то делать!

— А кто говорит — не надо? Я, говорится-молвится, Зиньке Федоровне уже все печенки прогрыз. А выходит как? Осень сухая — никаких тебе пробуксовок.

— Ну, — крикнул Гриша, — осень сухая! А если такая, как вот сейчас? Тогда как?

— Кажется-видится, когда зарядят дожди, тогда Зинька Федоровна сидит и ждет, пока просохнет или ударит мороз. Вывози себе свеклу — дешево и сердито. А я что ей говорю? Я говорю: надо коней и возов. Вон у меня дружок в соседнем районе председателем колхоза уже сорок лет. Техника у него такая, как у всех, а еще — восемь десятков коней и полсотни возов. Свеклу ли выхватить из грязи, или минеральные удобрения доставить со станции по бездорожью, или органику на поля — конь незаменимый во всем. А в чем вопрос? В кормах и статистике. Статистика сняла коня из всех отчетов, не оставила для него и кормов в планах. Как хочешь, так и корми. Так что иметь коня в колхозе — это значит надо иметь и характер. А какой характер у нашей Зиньки Федоровны? Женщина.