— Вы мне тут обычаями голову не морочьте, — заявил он, — а немедленно давайте сюда вашего главного зоотехника!

Тут автор очень пожалел, что кто-то отправил на пенсию доктора эрудических наук Варфоломея Кнурца: ведь только он мог бы объяснить товарищу Жмаку, что обычай усаживания молодых на овчину идет еще от мадленской эпохи, где созрело верование, что тотем рода имеет ближайшее отношение к плодовитости молодой пары. А известно же, что душа тотема сидит в шкуре, поэтому надо через прикосновение перенять его могучую силу.

А может, это и к лучшему, что нет в нашей истории Варфоломея Кнурца с его мудреными объяснениями? Ибо если бы товарищ Жмак услышал слово «тотем» и решил, что над ним подшучивают, — как тогда?

Доярок и автора спасла Дашунька. Никто и не звал ее — явилась сама, словно бы для того, чтобы смягчить сурового товарища Жмака своей красотой и обходительностью.

Здоровалась, будто и не здороваясь, приближалась и не приближаясь, кланялась, и в мыслях не имея кланяться, сплошные чары, одурь головы, мираж и фата-моргана.

«Сметану литрами поедает, — с нескрываемой завистью глядя на Дашунькино лицо, подумал Жмак. — Этого Левенца обкрутила и всех обкрутила, чтобы мужа сделали председателем. Ну!»

— Ведите на фермы! — кинул он Дашуньке, приподняв одно плечо выше другого.

— Веду!

— Вы мне разговоры не разводите, а ведите!

— А я и веду.

Она не шла, а летела. Земли не касалась. Такие ноги и такое все прочее, что так бы и липло к земле, а оно плывет у тебя перед глазами, как в цирке. Жмак даже запыхался и покрылся потом, спеша за этим странным видением. Ему с его головой вон где надо сидеть, а он по фермам навоз месит.

— Вот наши коровушки, — не без насмешки в голосе говорила Дашунька. Посмотрите-ка! Бока полные, хребты ровные. Шерсть гладенькая.

— При чем тут коровы? — возмутился Жмак. — Меня коровы не интересуют!

— А что же вас интересует?

— Развитие животноводства!

— Ах, ра-а-азвитие? — она покачала перед Жмаком спиной, бедрами и всем прочим и пошла, пошла, исчезая.

— Растел слабый! — крикнул Жмак вслед Дашуньке. — Коровы плохо доятся! В чем дело?

— А ни в чем, — легонько пожала она плечами. — И растел нормальный, и доятся хорошо, и все в порядке.

— Штаб по растелу создали?

— А они телятся и без штаба.

— Улучшением стада занимаетесь?

— Уже улучшили.

— Рацион выдерживаете?

— На научной основе.

— Резервы вводите в действие?

— Вводим.

— Передовой опыт распространяете?

— Распространяем.

— Повышенные обязательства взяли?

— Взяли.

— Перед трудностями не пасуете?

— Не пасуем. И коров пасем.

— Что?

— Молодняк тоже пасем.

— Как вы мне отвечаете?

— Как спрашиваете, так я и отвечаю.

Жмак хотел было еще к чему-то прицепиться, но не успел. Видение Дашуньки внезапно исчезло, а вместо этого на Жмака двинулось что-то темное, тяжелое, полновесное, как говорят украинские критики, накрыло его таким густым мычанием, что душа Жмака уменьшилась до размера горошины, покатилась в пятки, но зато уж там взорвалась страхом, и этот страх вмиг переметнул дебелое тело уполномоченного через высокую деревянную ограду. Ревело теперь по ту сторону ограды, дико гребло землю, тяжело дышало всеми адами этого и того света. Такого со Жмаком не случалось за всю его деятельность. Что ж это происходит?

— Слушайте! — закричал он Дашуньке сквозь ограду. — Что это за безобразие! Я вас спрашиваю, что это такое?

— Это бык Лунатик, — засмеялась с той стороны Дашунька. — Да вы не бойтесь, я его отведу.

Она в самом деле протянула руку, и полуторатонное животное послушно пошло к ней, и ни тебе рытья земли, ни рева, ни тяжелого дыхания-пырханья. Жмак уже почувствовал себя в безопасности, как вдруг снова, теперь уже сбоку, полетело на него что-то еще более темное, тяжелое (полновесное, полновесное!), более злое и угрожающее, а ревело так, будто все черти из ада вырвались на эту зеленую прекрасную землю.

Жмак хотел было осуществить еще один перелет через ограду, теперь уже на сторону Дашуньки, но бык преградил ему дорогу и держал Жмака под прицелом острых рогов, пока Дашунька не прибежала спасать уполномоченного.

— А это что, я вас спрашиваю?

— Не шевелитесь. Это бык Демагог.

— Демагог? Что за намеки?

— Я же вас предупреждала: не кричите, а то бык разгневается.

— Так уберите его!

— Он не слушается.

— Тогда как же?

— Его надо уговорить.

— Так уговорите!

— Это должны сделать вы.

— Я? Что же мне говорить?

— Повторяйте за мною: «Дорогой и глубокоуважаемый бык…»

— Дорогой и глубокоуважаемый… — пробормотал Жмак.

— Бык.

— Бык.

— Благодаря вашей оплодотворяющей деятельности…

— Благодаря вашей плодотворной…

— Оплодотворяющей.

— Оплодотворяющей…

— Коровы веселы.

— Коровы веселы.

— Телята радостны.

— Телята радостны.

— А у нас всех есть возможность…

— А у нас всех есть возможность…

— Для неуклонного развития животноводства…

— Для неуклонного… Да вы смеетесь надо мной!

Но тут бык Демагог, помотав головой, двинулся в сторону, освобождая товарища Жмака из своего бычьего плена.

Жмак вмиг забыл о том, какую услугу оказала ему Дашунька, набросился на молодую женщину:

— Я этого так не оставлю! Быков тут наплодили, порнографию развели, а растел слабый! Пора кончать с этой порнографией! Окончательно и бесповоротно!

— О чем это вы? — спокойно поинтересовалась Дашунька.

— А вам разжевать? Эти ваши быки — это же пережиток! На птицефабриках обходятся без петухов? Обходятся! И вы на фермах обходитесь без быков.

Дашунька грустно поморщилась. Разве что процитировать этому притворщику стишок столичного поэта «Бык при помощи коровы заглянул за горизонт»? Но удержалась и спокойно спросила:

— Вы предлагаете искусственное оплодотворение?

— Не упоминайте при мне этих страшных слов. Я отец, у меня дочь. Я краснею с головы до пят от таких слов!

— Но как же вы думаете разводить телят, увеличивать поголовье скота, если ни быков, ни искусственного…

— Созовем совещание и найдем способ. Вполне пристойный и, если хотите, высокоморальный способ!

— Товарищ Жмак, — озаряясь сразу множеством улыбок на своих полных устах, спросила Дашунька, — а позвольте поинтересоваться, каким образом явились на свет вы сами?

— На что вы намекаете, при чем здесь я? Я вообще не рождался! закричал Жмак.

— А откуда же вы взялись?

— Я прислан сюда, чтобы навести порядок! Где у вас тут телефон?

— Телефон? Одну минуточку!

Преимущество Веселоярска было еще и в сплошной телефонизации. Дашунька как-то забыла об этом, Жмак, на свою голову, напомнил. Оставив уполномоченного, Дашунька побежала к телефону, нашла своего мужа (от нее он прятаться не мог), сказала коротко:

— Тут у нас этот малохольный Жмак, забери его, а то девчата ведро на голову наденут, а потом не стянешь, тебе же и отвечать!

Кто-то из доярок услышал эти Дашунькины слова и уже этого было достаточно, чтобы те же доярки, которые усаживали Жмака на овчину, вдохновляя его на полезные дела, вмиг собрались вокруг уполномоченного и в весьма резкой форме осудили его попытку оскорбить их всеобщую любимицу Дашуньку.

Жмак, еще до конца не осознав размеров опасности, которая ему угрожала, пустился в рассуждения о том, что такой общественной категории, как всеобщая любимица, в сельском хозяйстве не существует и не может существовать, и хотел было нырнуть в машину и хлопнуть дверцей. Но доярки заявили, что в сельском хозяйстве он только и знает, что земля черная, и выдвинули требование извиниться перед Дашунькой. При этом они окружили его так плотно и были такими материально-плотскими сами, что ни пробиться к машине, ни хлопнуть дверцей не было никакой возможности.

Ситуация становилась тревожно-угрожающей, и неизвестно, как бы она развивалась дальше, если бы не появился Гриша Левенец и не спас товарища Жмака.