— Глобцы! — загремел он, когда Гриша закончил. — Глобцы, не будет дела.
— Почему же? — обиделся Левенец. Надо было везти этого консультанта из областного центра, чтобы услышать то, что и без него уже слышал не раз и не два!
— Нет пантазии, — решительно заявил консультант.
— Да в чем же тут должна быть фантазия? — допытывался почти с отчаянием Гриша.
— Пантазией нужно сразу убить, тогда дадут деньги! — притопнул ногой Тавромахиенко. — Какой вам стадион, для чего? Бегать, прыгать, по канату лезть? Кишки будут рвать от смеха! Все теперь бегают, прыгают и лазят без всяких стадионов. Играть в путбол, волейбол, гандбол, баскетбол? Не смешите меня, а то заплачу. Может, вы Москва, Киев, Тбилиси и у вас есть «Динамо», «Спартак», ЦСКА? Нет? И не будет! Значит, как? Надо убивать пантазией! Бгыки у вас есть?
— Во второй бригаде откормочный комплекс для бычков, — подал голос Вновьизбрать, которого уже начинал интересовать этот громогласный мужчина.
— Так чего же вам, глобцы, надо? — радостно закричал Тавромахиенко. Берите бульдозер, ройте землю и стройте не стадион, а то, что называется ареной!
— Что, что? — не понял Гриша.
— Арену!
— Арену? Зачем? Для цирка?
— Для корриды! Для боя бгыков! Вот вам и пантазия!
— То есть как это — для боя быков? — встрепенулся дядька Обелиск, который до сих пор молчал, лишь переводя взгляд то на Гришу, то на консультанта. — Когда быки бьются, их надо разводить. А тут как же получается?
Тавромахиенко даже поморщился от такой необразованности.
— Не бгыки будут биться, глобцы, а бгыков будут бить, то есть убивать на арене. Коррида, как в Испании или Мексике!
— Убивать быков? — дядька Обелиск задвигал по чисто вымытому полу босыми ногами, грозно нахмурив брови на консультанта. — За такие рассуждения надо ликвидировать, как класс, когда мы все силы отдаем для развития животноводства, вы предлагаете убивать быка средь бела дня у всех на глазах — за что и зачем? Без всякой надобности?
Если бы дядька Обелиск читал стихотворение грузинского поэта Шота Нишнианидзе о смерти быка, он привел бы жалобные строки из этого произведения:
Шел спокойно на плаху — ведь
всегда друзьям ты верил,
Боль тяжкую, друг мой верный,
я стихам своим доверил.
Но так ли уж крайне необходимо читать стихи, чтобы доказать кому-то целесообразность своей мысли?
Гриша испугался: что подумает спортивное светило о веселоярцах? Что у всех у них такое прямолинейное мышление, как у дядьки Обелиска? Поэтому он осторожно повел речь о том, что хотя Украина в какой-то мере и тяготеет к Средиземноморью (через Черное море, Босфор и Дарданеллы), но это все-таки не Испания и украинцы не испанцы. Ну, хотя бы не такие шустрые. Испанцев около трехсот лет поджаривали на кострах инквизиторы, а мы не поддавались. Мексиканцев тоже гоняли то конкистадоры, то захватчики-империалисты, вот и появилась в характере суетливость. А нам от чего суетиться? Мы ведь не испанцы и не мексиканцы. Когда мы суетились? Может, кто-нибудь скажет?
Никто такого не мог сказать, даже дядька Вновьизбрать с его непревзойденным опытом. Казалось бы, идея, так неуместно выдвинутая Тавромахиенко, умерла, еще и не родившись. Но консультант не сложил оружия.
— Глобцы, — заворковал он, — вы мне скажите, глобцы, ваше село передовое?
— Да вроде бы, — несмело промолвил Гриша.
Дядька Вновьизбрать был намного решительнее. Ведь разве не он приложил все усилия, чтобы Веселоярск прогремел на всю Украину, а то и дальше?
— Говорится-молвится, — подергал он себя за левую бровь, — Веселоярск не просто передовой, а еще и образцовый по всем статьям!
— Разве я не говорил? — обрадованно воскликнул Тавромахиенко. — Не будь вы такими, разве бы я к вам приехал? Меня на все бгока! Так и рвут, так и рвут! Приезжайте, Конон Орестович, скажите да подскажите, а я все бросил — и к вам. И теперь вижу — не зря. У вас есть пантазия, глобцы! А ежели так, то что же вам надо? Вам надо выходить на уровень мировых стандартов! А коррида — это и есть мировые стандарты.
— А может, мировым стандартам пора уже выходить на наш уровень? задумчиво взглянул на своих старших товарищей Левенец.
— Говорится-молвится, давно пора! — поддержал его Вновьизбрать.
— И в честь этого водрузить обелиск! — обрадованно воскликнул заслуженный посыльный Веселоярска.
Ганна Афанасьевна была намного осторожней.
— По этому вопросу нам еще не было указаний, — объяснила она, и Тавромахиенко правильно расценил ее слова как намек на возможное неединодушие своих оппонентов и, хорошо зная, что упорством украинского упрямства еще никому и никогда не удавалось сломить, мгновенно сменил тактику. От тактики наступательно-грубой он перешел к политике уговоров и обольщений. Нарисовал перед присутствующими картину корриды. Общий праздник. Зрители в ложе. Не знаете, что такое ложа? Объясним! Нет ложи? Построим! Из дефицитнейших материалов. Есть человек — самого черта из-под земли достанет. Но дядьку Обелиска эти картины не привлекли ни на грош.
— А как же насчет быков? — допытывался он. — Что вы предлагаете? Убивать без всякой надобности?
— Убить бгыка? — одарил его своим разбойничьим взглядом Тавромахиенко. — Глобцы, бгыка убьют и на мясокомбинате. Убить бгыка, а самому жить? А зачем? Все равно ведь умрем рано или поздно. Выиграть бой? Пусть выигрывают торгаши, а для нас главное что? Какая пилосопия? Стойкость!
— Не там стойкость ищете, товарищ, говорится-молвится, — заметил дядька Вновьизбрать. — Мы призваны организовывать трудовые усилия, а ты нас толкаешь на какие-то ненужные выдумки…
— Трудовые? — не растерялся консультант. — Вам хочется ближе к делу? Тогда я спрошу у вас: а где же ваш конь? Где конь вообще? Где эти честные труженики и помощники наши с древнейших времен?
— Коня уничтожили как класс и водрузили обелиск в райцентре, — сообщил дядька Обелиск.
— Ага, коней под полководцев на памятниках? А где они в селе? Почему они забыты? А коррида возрождает для нас коня. Как тягловая сила он для вас ни к чему, у вас есть трактора. Как источник удобрений ваших полей ни к чему. У вас есть минеральные удобрения. Для деликатесных колбас? Украинцы употребляют только свиные. Так зачем же конь? У наших славных предков глобцев-запорожцев конь был товарищем в смертельном поединке. Теперь поединки вышли из моды, а вот корриду можно сделать модной. Пикадоры на конях, копья с разноцветными флажками, бгык выскакивает на арену, тяжело дышит обеими ноздрями, публика ревет от восторга, райпотребсоюз распродает тысячи бутылок местной минеральной воды — мировые масштабы! А когда появляется матадор, любимец девчат и сельского руководства, вокруг арены наступает мертвая тишина, бгык сопит и глухо ревет, минеральная вода льется потоками, потому что коррида всегда вызывает жажду (прошу не путать ее с водочно-самогонной, глобцы), — страшное дело!
— Что ж, — сказал Гриша, — может, Веселоярск в самом деле заслужил иметь свою корриду?
— Я не знаю, что это такое, — впервые взяла слово Ганна Афанасьевна, но если это увеличит нам поступление наличных денег, чтобы было чем платить зарплату сельским служащим, я тоже не возражаю.
Дядька Вновьизбрать был ни за, ни против, но сказал, что можно достать для проведения земляных работ пару бульдозеров и даже скрепер в райдоротделе.
Только дядька Обелиск уперся. Нельзя публично убивать живое существо, особенно быка, ведь всем известно, что быки способствуют развитию животноводства.
Пшонь записывал слова дядьки Обелиска с таким тщанием, что весь покрылся потом и вынужден был вытирать усы своей панамкой.
— А что, если сделать эту корриду бескровной? — предложила Ганна Афанасьевна.
— В самом деле, — радостно поддержал ее Гриша. — Спорт и кровь несовместимы. Тут надо что-то придумать.