Танкмар не мог оторвать о нее глаз. Эта девушка была бы гордостью любого племени саксов! Во время одного из ночных посещений лагеря Гисла попыталась освободить слона от цепей. Однако Абул Аббас сам помешал ей.
Едва уловив запах Гислы, он начал топать ногами и шуметь так, что его охранники проснулись, словно свора дворовых собак. Однако она не потеряла присутствия духа и пошла по пятам Грифо и арабов, пока те не добрались до того самого села. В то время как караван рабов нашел укрытие в домах или между ними, Гисла спряталась на берегу Роны под скалой, откуда наблюдала за всем происходящим, и терпеливо ждала.
Велика была ее радость, когда она увидела, что мужчины покинули село, не забрав с собой слона. Так что она при свете луны переплыла реку и прокралась на пустую обезлюдевшую площадь. Как же она была приятно удивлена, обнаружив не только Абула Аббаса, но и Танкмара! Однако сакс был в жалком состоянии. Она узнала также обезглавленное тело Исаака.
Абул Аббас, казалось, теперь успокоился. В любом случае, он разрешил ей погрузить на себя два тела, а ее, легкую как перышко, посадил себе на спину и уверено переплыл реку к тому месту, где она оставила ребенка. В ту же ночь они наткнулись на заброшенную хижину посреди леса.
С тех пор прошло два дня, и за это время она закопала Исаака в неглубокую могилу на холме и обработала раны Танкмара. Слон отдыхал за хижиной. Гисла даже не пыталась привязать его. Великан, как и раньше, вел себя спокойно.
Несмотря на громкие протесты Гислы, Танкмар провел следующую ночь возле могилы еврея. Лангобардка не могла бы найти лучшего места для последнего пристанища Исаака. Танкмар узнал в этом холме старое кладбище, последнее место упокоения предков. Такие поднимавшиеся к небу холмы и на его родине были гигантских размеров. В них хоронили полубогов, магов и королей. Те, кто на том свете хотел жить славой и силой предков, повелевали хоронить себя также в таких могильных холмах, но не в освященном их центре, а по кругу. Волшебные силы славных мертвецов распространялись далеко за пределы насыпи и даже дарили силу, мужество и полноту жизни на многие годы живым, которые приносили на этих холмах жертвы.
Исаак, конечно, умер ужасной смертью, и, разумеется, его похороны происходили не в соответствии с ритуалом его веры. Однако слава древнего короля теперь падала и на него, и, возможно, он сейчас рядом с тем забытым повелителем сидел за богатым столом внутри холма и с благодарностью вспоминал живых, которые нашли ему достойное место на том свете.
Луна была в зените, когда у Танкмара устали ноги. С момента наступления темноты он стоял у могилы, дольше, чем когда-либо стоял у могил своих родителей или братьев. Гисла пришла на холм – уже в который раз за ночь? – и робко потянула его за руку. Однако он игнорировал ее заботу и пытался успокоить с помощью поцелуя. В конце концов ему пришлось настойчиво оттолкнуть ее.
Снова оставшись один, он устало вытянулся на мокрой траве рядом со свежим холмиком земли и стал смотреть в небо, ища между бегущими по нему облаками звезды. Не так много времени назад он находил в небе созвездие своего хозяина. Теперь он хотел посмотреть, там ли оно еще или же угасло со смертью Исаака. Однако звезды, казалось, совершали немыслимые акробатические прыжки, и, когда его глаза застили слезы, горящие точки превратились в светлые полоски.
– Что мне теперь делать, хозяин? – Дрожащей рукой он попытался нащупать амулет в виде птицы, уже не помня, повесил ли его себе на шею. Достаточно было знать, что он был там. Холодный металл быстро согрелся в его пальцах.
– Вы предупреждали меня, господин. Я должен был подумать над этим, так сказали вы. Однако этому я никогда не учился. Всегда другие люди приказывали мне, куда идти и что делать. Свободным я был только однажды. Сейчас я снова свободен. Но чем свободнее я становлюсь, тем сильнее боюсь. Господин, если вы меня слышите, пошлите мне знак, указание, которые помогли бы мне, Гисле и бедному ребенку найти верный путь. Мы могли бы поселиться здесь. Страна здесь хорошая. Мы могли бы стать семьей с таким домашним животным, которое отпугивает врагов и выполняет тяжелую работу. Но это, разумеется, не соответствует вашим устремлениям. У вас была одна цель, которая оказалась для вас важнее собственной жизни. Я очень хотел бы во исполнение ваших желаний добраться до этой цели и высечь ваше имя на вечных воротах Вальгаллы. Куда же мне идти? Вы научили меня названиям, которые дал ветрам Карл Великий, однако я не могу вести поиски во всех уголках мира, где они веют. Нужно ли мне двигаться дальше на юг, навстречу войне, о которой я даже не знаю, началась ли она вообще? Хозяин, если ваш дух парит над этим местом, помогите мне!
Танкмар до рассвета молча пролежал рядом с могилой Исаака, вызывая в памяти те дни, которые прошли со времени их выхода из Генуи, и надеясь на однозначное указание Исаака или Божье знамение – например, изменение погоды на горизонте, падающую звезду, внезапно поднявшийся ветер или даже какой-то призрак всадника на небе. Однако когда ржаво-красный свет на горизонте возвестил о наступлении дня, Танкмар поднялся с места – мокрый и такой же беспомощный, как раньше, – и стряхнул с себя могильную землю. Гисла ожидала его под дверью деревянной хижины.
Следующие дни тянулись долго и тяжело. Танкмар охотился на белок, бобров и ежей, которых Гисла готовила на огне. Остаток дня он сидел перед хижиной и смотрел по сторонам. Часто Гисла обнимала и пыталась целовать его, однако он отталкивал ее, сначала нежно, потом сердито, на что лангобардка отвечала пренебрежением. Танкмару только этого и надо было. С одной стороны, наблюдение за окружающим и ожидание знака занимало все его внимание. С другой стороны, он испытывал дикое влечение к Гисле, которому не хотел поддаваться. Он чувствовал, что его слишком угнетает печаль по Исааку и озадачивает желание еврея сделать его своим наследником. И, в конце концов, он слишком уважал эту девушку. Она заслуживала большего, чем хромой сакс, который утолял бы свою похоть с ее помощью, как животное. Однако Гисла не понимала его возражений или же не хотела их замечать. Так, в постоянной борьбе Гислы, пытающейся заслужить его внимание, и Танкмара, желающего сохранить самообладание, проходили дни. Однако знаков все не было.
В одну из таких ночей он проснулся, как это часто бывало, от режущей боли в животе. Гисла лежала рядом с ним, положив теплую и легкую как перышко руку на его голую грудь, и глубоко дышала, как крепко спящий человек. У ее ног спал ребенок, удивительно спокойный в эту ночь. Танкмар чувствовал запах дерева, смешивавшийся с проникающими снаружи запахами камфары и мастиковой смолы. Он всмотрелся в грубо вырезанные лица богов, которые в сумраке казались уже не смешными, а живыми. Здесь он мог бы поселиться с женой и ребенком и основать собственный хутор. Им бы только пережить зиму. А весной они могли бы засеять поле. Он вспомнил об обычае саксов, в соответствии с которым ко времени посева крестьянин должен был отнести свою жену на руках в поле и там переспать с ней, чтобы урожай был хорошим.
Вдруг он услышал чьи-то шаги. Они раздавались вокруг хижины, тихие и осторожные. Животные так не ходят. Танкмар широко открыл глаза. Эх, если бы он мог видеть сквозь стены! Кто бы там ни крался в темноте, у него на уме, наверное, было что-то недоброе. Заблудившиеся путники или миссионеры, которые сотнями бродили по стране, громко постучали бы в дверь и попросили ночлега или куска хлеба, а в ответ снабдили бы обитателей дома историями о чудесах святых или королей и рассказывали бы их, пока у тех не заболели уши. Однако тот, кто ходит тихо, как на охоте, ищет добычи.
Шаги послышались уже у дверей. Танкмар отодвинул в сторону мягкую руку Гислы и встал рядом с женщиной и ребенком, готовый к прыжку. Полоску лунного света, проникавшую в помещение через щель под дверью, вдруг перекрыла чья-то тень. На какой-то момент чужак застыл перед дверью, отделенный от Танкмара всего лишь пятью плохо сколоченными досками. Одного крепкого удара ногой было бы достаточно, чтобы разорвать веревку, служившую им дверным замком. Два шага – и нападавший уже стоял бы посреди помещения. Что мог сделать Танкмар против копья или даже меча?
