Танкмар осмотрелся по сторонам, ища обветренные бивни и огромные скелеты. За Абула Аббаса он не беспокоился. Он уж позаботится о своем спутнике. И, разумеется, справится с переходом через горы лучше, чем этот Ганнибал.
Гисла все еще не пришла в себя, когда на вечерней заре, в красных лучах вечернего солнца перед ними на вершине перевала вырисовался горный приют для путников. Вокруг многоэтажного деревянного дома был разбит целый палаточный городок. Сотни мужчин и женщин оживляли горные луга – готовили пищу, мылись, чистили скребницами лошадей, болтали, музицировали или даже упражнялись в танцах или борьбе. Множество костров разгоняло ощущение холода. Обоз императора был перед ними, их цель была достигнута.
Двое всадников, вооруженных копьями, перегородили им дорогу. Увидев слона, они вызвали подкрепление. Исаак проникновенно заверил их, что они путешествуют по заданию императора, однако без письма с официальной печатью слуги франков ему не поверили. Они угрожали ему остриями своих копий до тех пор, пока к ним не подъехал какой-то мужчина в сопровождении пяти вооруженных всадников. В то время как в руках у воинов было оружие, в правой руке их предводитель держал огромную гусиную ногу. Это был высокий неуклюжий мужчина, который так безмятежно вгрызался в жареное мясо, что жир стекал на его бороду, в которой уже виднелась седина, а также на кольчугу.
Танкмар рассмотрел, что кольца кольчуги были уже основательно забиты последствиями многомесячных обедов.
– Фульхер из Герсталя! – Исаак спрыгнул со спины своего гнедого жеребца, оттолкнул копья в стороны и бросился к мужчине с гусиной ногой. Они крепко и коротко обнялись, как давние боевые товарищи. При виде таких дружеских жестов стража опустила оружие.
– Исаак из Кёльна вернулся! Я уж и не думал снова увидеть вас, иудей. Уже три года вас считают пропавшим без вести или мертвым. Что же произошло? Откуда вы как привидение появились в этой ничейной земле?
– Ваше любопытство будет удовлетворено, Фульхер. Однако я сначала должен поговорить с императором. Проводите меня к нему, а затем я расскажу вам обо всем.
– Императора здесь нет. Два дня назад прибыл гонец, привезший тревожные новости с юга. Сарацины готовятся к войне. Они сжигают монастыри и села. Вот собаки! А император – вы же знаете его – должен все взять в свои руки. Он бегом спустился с горы, словно ангел мести, и поскакал вместе с группой вооруженных всадников в сторону Арля.
– Так, значит, все было напрасно. – Исаак сник, словно сброшенная с плеч туника.
Франк положил ему руку на плечо.
– Да он же вернется. Вместо него вас будет принимать его дочь Берта. Если это не помешает вашим планам, вам придется ехать вместе с нами в Аахен. Там мы снова встретим императора. Как же он обрадуется, увидев вас в добром здравии!
И тут он увидел Абула Аббаса:
– Клянусь всеми зазубренными саблями сарацин, что это такое преследует вас? – Гусиная нога упала на землю.
– Слон.
Молча, лишь шевеля губами, Фульхер повторил это слово.
– Абул Аббас очень смирный зверь – если, конечно, не дразнить его. Давайте, ведите меня и моих слуг в лагерь!
– Правильно. За жареным мясом и вином будет очень удобно рассказывать. – Последний взгляд, исполненный скепсиса, упал на серого великана, а затем Фульхер поехал вперед, приказав им следовать за ним.
После безлюдной травяной пустоши лангобардского ландшафта и одиночества гор жизнь в лагере напоминала толкотню на ярмарке. Танкмар увидел здесь котельщиков и псарей за работой, сокольничих, конюхов, седельщиков, кузнецов-оружейников, плотников и портных. Виночерпии, балансируя наполненными до краев кружками с вином, пробирались сквозь толпу. Духовные лица творили богослужение под открытым небом. На горе собралось население целого города, вот только домов и дворцов никто из них с собой сюда не взял.
Слон привлек внимание людей, как вода влечет к себе стадо страдающих от жажды коров. Едва только Абул Аббас появился в лагере, его окружила толпа зевак. Танкмар поставил своего иноходца между людьми и слоном и стал отталкивать в сторону людей, которые хотели прикоснуться к Абулу Аббасу.
Фульхеру кое-как удалось успокоить людей и провести слона вместе с лошадьми на отдаленный склон. Исааку даже не пришлось ссылаться на ценность животного, чтобы Фульхер выставил вокруг него охрану.
Старый еврей приказал Танкмару позаботиться о багаже. Затем он расчесал свои сребристые волосы пальцами, стер с лица дорожную пыль и поправил поблекший парчовый плащ. Затем он взял из багажа шкатулку и куда-то исчез вместе с крепким франком.
Танкмар почувствовал облегчение от того, что не будет вынужден присутствовать при их совещании. Слишком мало понимал он в политике. Тем не менее он сгорал от любопытства. Он осторожно снял Гислу с седла. Девушка все еще была без сознания, и он боялся, что своим ударом рукояткой меча по голове нанес ей больше вреда, чем хотел. Квартирмейстер выделил им три места в общей палатке, в которую он занес Гислу и багаж. Он обследовал голову девушки, однако обнаружил там лишь шишку величиной со сливу, которая не вызывала особого беспокойства. И он покинул палатку в поисках горячей еды.
Исаак и герцог Фульхер зашли в горный приют. Голые деревянные стены были увешаны разноцветными коврами. Везде шмыгали или стояли группками служанки, шепчась между собой. Из какой-то комнаты доносились крики женщины. Это были не крики боли, а настоящие площадные ругательства.
Исаак посмотрел на Фульхера и удивленно поднял брови.
Франк подал плечами:
– Это Берта. Она ожидает родов. По дороге на перевал у нее был припадок слабости. Трудности поездки оказались слишком велики даже для крепкой дочери императора. Зачем ей, с беременностью на позднем сроке, понадобилось сопровождать отца? Вы же знаете, как ревниво она оберегает его! Теперь весь обоз вынужден ждать, пока она разродится и мы наконец сможем ехать дальше, в Аахен. Императору известие о сарацинах пришлось как нельзя кстати. Надо вам видеть, как быстро он улепетывал от своей сварливой дочери.
От ее криков, казалось, разогрелся воздух и стих шепот служанок.
– Я прикажу кастрировать тебя, Ангильберт! Где ты спрятался?
Исаак вопросительно посмотрел на Фульхера:
– У нее уже давно эти боли?
Фульхер наклонился к нему:
– Схватки еще вообще не начались. Она просто дуреет от злости, потому что ее цирюльник запретил ей спать с моими солдатами.
– Значит, она все еще не замужем?
– Это старая песня, друг мой. Ни один мужчина не выдержит жизни с ней. Тех немногих упрямцев, которые надеялись на императорское наследство, Давид приказал упечь в монастырь. Троим парням, которые осмелились публично насмехаться над прелестями Берты, он приказал отрезать мошонки. Других, на которых положила глаз сама Берта, он заставил выпить сок нарцисса, эликсир, который навсегда лишает мужчин потенции. Вы бы видели его, когда он узнал о беременности дочери! Ангильберт, отец еще не рожденного ребенка, на всякий случай сбежал к датчанам.
Исаак ухмыльнулся. «Некоторые вещи никогда не изменятся», – подумал он. Давидом звали Карла Великого его ближайшие приближенные. Это был намек на великого царя израэлитов.
– Итак, значит, она все еще дикая девушка?
– Вполне созревшая фурия, скажу я вам. Если отца нет поблизости, она становится злее кусачей семиголовой гидры. Тем более в таком состоянии. Вам следует соблюдать осторожность. Тут недавно Алкуин вынужден был по приказу императора написать ей хвалебную песню. И там на самом деле говорится, что Берта – одна из «увенчанных короной голубок, которые летают по покоям дворца». Весь двор умирал со смеху над этими стихами.
Мужчины вошли в комнату. Окна были завешены тончайшими кожами животных, которые защищают от холода, но все же пропускают немного света. Свечи горели тускло. На сковороде, стоявшей на треножнике, тлели древесные угли. Основную часть помещения занимала кровать на точеных ножках. На ней сидела молодая женщина, вся мокрая от пота. Ее юбка топорщилась над округлившимся животом. Она была хрупкого телосложения, темные волосы обрамляли ее узкое лицо, однако глаза хорька и лицо со шрамами выдавали в ней невесту воина. Многократно сломанный нос раздувался при каждом вдохе, словно рот задыхающейся рыбы. Красота Берты была какой-то мрачной.