Он принялся погонять волов.

Имма расслабилась:

– Вы не должны ругаться, извозчик Людвиг. И уж особенно не в присутствии монахини.

Людвиг не успокаивался:

– Что-то таинственное должно быть в одеждах монахов и монахинь. Посмотри на саму себя. Ты хочешь добраться до Аахена, а кроме того, что надето на тебе, у тебя нет ничего с собой. Ты должна признать: для такого простого человека, как я, это кажется довольно глупым.

Повозка, покачиваясь, выехала из квартала архиепископа и направилась к городским воротам. Путники вздрагивали от толчков на каждом ухабе, камне или корне дерева. Если Людвиг не мог объехать какое-то особенно большое препятствие, повозка кренилась набок под наводящим страх углом, так что груз позвякивал. Людвигу такие препятствия нравились, и он умело направлял своих волов вокруг лощин и препятствий, словно капитан в штормящем море.

Осень вступала в свои права. После сбора урожая на сжатом мокнущем жнивье было много ворон. Леса сменили цвет с зеленого на пожухлый. Ветер пел о бушующих штормах и о снеге, который вскоре занесет все.

Имма рассказывала. О святых, которые избрали мученическую смерть вместо того, чтобы предать свою веру. О страданиях Христа. О миссионерах и об их чудесных делах. О франке Хлодвиге и римлянине Константине – двух королях, которые отказались от старых богов, чтобы теперь служить одному-единственному.

– Хлодвиг, – поучающе сказала она возчику, – был почти вашим тезкой.

– Ничего в этом нет, кроме монашеского лепета и поповских сказок, – перебил ее Людвиг. – Если я ищу утешения, то иду к виночерпию. Длительную поездку лучше услаждать веселыми историями.

– Вы их найдете в кабаке. – Она сжала губы и замолчала.

– Перестань, перестань! Немного юмора еще не повредило ни одному святому. Ваши так называемые язычники в любом случае знали множество таких историй. Ты знаешь историю о Радбоде, предводителе фризов?

Имма молча воззрилась на него.

– Я сейчас тебе расскажу. Значит, так, сто зим тому назад миссионер Винфрид отправился в страну диких фризов. Там он хотел распространять легенду о боге христиан и заниматься ловлей душ.

– Укоротите ваш язык, извозчик! Винфрид был святым человеком.

– Ну, может быть, и так. Как бы там ни было, он встретил Радбода. «Радбод, – сказал он ему, – все твои предки горят в аду. Но ты можешь избежать этой участи, если дашь себя окрестить». Однако Радбод ответил: «Общество моих древних предков в пекле для меня лучше, чем общество твоих тысяч трусов на небе». – Людвиг согнулся от смеха и шлепнул ладонью по спине Иммы.

Возчик резвился, словно кошка в мышином гнезде, рассказывая одну похабную историю за другой. Он повествовал о фривольных принцессах и распутстве в мужских монастырях. В его фантазиях блудом занимался сам император с баранами, а архиепископы – со старухами.

Имме стало плохо. Как ей только могла прийти в голову идея ехать через всю страну с таким человеком?

Когда солнце село, Людвиг направил повозку в березовую рощицу. Между редкими деревьями быстро было найдено место для ночлега, и вскоре костер разогнал холод и темноту. Имма пыталась приготовить ужин из запасов извозчика. Пока она работала у костра, Людвиг прислонился спиной к березе и стал что-то пить из глиняной кружки.

– Вот, сделай глоток, сестра. Это молодое вино из груш. Оно согреет и развяжет тебе язык. – Он протянул ей кружку.

Она проигнорировала его предложение:

– Когда мы доедем до Аахена? Уже, наверное, недалеко?

Громкий смех Людвига прокатился по лесу:

– Как далеко, ты думаешь, нам еще ехать?

Имма поспешно орудовала кухонными принадлежностями:

– Два дня? Может быть, три?

Извозчик хохотал так, что по лесу пронеслось громкое эхо:

– А я всегда думал, что монастыри – родина ученых. Неужели ты никогда не держала в руках карту страны?

– Для монахини нашего ордена это не обязательно, – уклончиво ответила Имма.

– Тогда слушай внимательно. Аахен находится на другом конце света. Если нам повезет и нас слишком рано не накроют осенние ураганы, если реки не выйдут из берегов и по дорогам можно будет проехать, мы на следующей молодой луне достигнем цели. Так что тебе придется еще добрых двадцать дней и ночей терпеть меня рядом с собой, добрая моя.

Имма уронила палку, которой размешивала суп, в горшок.

– Как теперь насчет глотка? Для успокоения.

Он протянул ей бутылку, однако Имма отрицательно покачала головой.

– Кажется, поездка будет веселой, – сердито проворчал Людвиг. А затем он замолчал и, казалось, интересовался только вином, которое крупными каплями стекало по его бороде.

Вот уже суп дымился в мисках, и они молча поели. Тишину нарушала лишь глубокая гортанная отрыжка Людвига. В конце концов Имма занялась тем, что начала собирать листья для ночлега.

– Что-что? Ты уже хочешь лечь спать? – Людвиг прикинулся удивленным. – Я бы мог еще немного поговорить.

– Вы же сказали, что от моих историй вам становится скучно.

– И это все, что ты умеешь? Рассказывать о святых? Неужели вас там, в монастыре, не учат танцевать и петь?

Она замолчала, потом ответила:

– Танец – это дьявольское дело. Но петь я умею. В Санкт-Альболе я была главной певчей. Вам надо было услышать меня раньше! На утреннее богослужение сестры приходили в церковь, когда их дух еще спал. Но когда я начинала петь…

Людвиг грубо перебил ее. От грушевого вина язык его заплетался.

– Перестань, перестань! Ты слишком заносчива. Лучше покажи мне, что ты умеешь! Давай, пой!

Имма выпрямилась, сложила руки на груди и глубоко вздохнула. Большими глазами она смотрела вверх на ночное небо и тихо и сдержано стала петь «Virgissima virga»[32]:

Людвиг ударом кулака разбил ей нос. Боль пронзила ее, слезы застилали глаза. Словно в тумане она увидела перед собой извозчика.

– Ты хочешь обратить меня в свою веру! – закричал он. – Я так и знал! Ты хочешь меня миссионировать. Поэтому тебя и послали в квартал ремесленников. Ты должна была обратить в истинную веру тамошних глупых язычников. Но из этого ничего не выйдет. Я тебе покажу, что доставляет удовольствие язычникам!

И он стал бить Имму. Один удар пришелся на ее подбородок, второй – на желудок. Она упала на землю, в траву. В голове шумело, нос был разбит. Кровь потекла по ее лицу, и она стала тихо молиться.

Широко расставив ноги, Людвиг встал над ней. Он грубо задрал ее рясу и нижнюю юбку, оголив зад:

– Вот так. Полная луна. Ничего необычного под юбкой у монахинь нет!

Он захрюкал, как животное.

Имме хотелось умереть. Она перевернулась и оказалась на спине. Имма вслепую одергивала свои одежды, пытаясь прикрыться. Но Людвиг стал бить ее ногами – она подняла руки, чтобы защититься. Словно охотник, в свете костра он навис над своей жертвой. Он неторопливо сбросил с себя куртку и стянул тунику через голову.

Закрыв глаза, Имма искала забытья. Она раскинула руки и вцепилась в траву и ветки. Теперь она молилась уже во весь голос. Послышались сначала ругательства извозчика, затем его рычание; Имма пыталась забыться.

Он упал на нее, твердый и тяжелый, словно дерево. Она услышала запах пота и алкогольный перегар. Однако Людвиг уже не делал попыток изнасиловать ее. Он лежал на ней и не двигался. Неужели это пойло усыпило его? Ей удалось спихнуть с себя извозчика.

Перед ней стоял ангел. В свете костра его фигура явственно выделялась на фоне звездного неба. У ангела были волнистые волосы, и был он красоты неземной. В руке ангел держал дубинку.

– Вы можете встать, сестра Имма? Давайте я поддержу вас, – сказал ангел голосом Аделинды и нагнулся к ней.