Демокос. Героев…

Гекуба. Мы знаем наперед все эти слова. Во время войны мужчину зовут героем. Война не делает его храбрее, но все равно он считается героем, пусть хоть и убегающим с поля боя.

Андромаха. Отец мой, умоляю вас. Если в вас хоть немножко теплится чувство дружбы к женщине, выслушайте то, что скажу вам я от лица всех женщин. Оставьте нам наших мужей такими, какие они есть. Пусть они сохранят свою жажду деятельности и свою храбрость. Боги окружили их столькими одушевленными и неодушевленными предметами, увлекательными для них! Пусть это будет гроза или самое обыкновенное животное! И покуда на земле существуют волки, слоны, леопарды — мужчина всегда будет иметь против себя противника и соперника более подходящего, чем человек. Все эти огромные птицы, которые летают вокруг нас, зайцы, которых мы, женщины, часто не можем отличить от вереска, — все это мишени, привлекающие внимание стрелка гораздо лучше, чем сердце противника, защищенного латами. Каждый раз, когда я видела, что убивают оленя или орла, я испытывала к нему чувство глубокой благодарности. Я знала, что он умирал за Гектора. Почему же вы хотите, чтобы я сохранила Гектора ценой жизни других людей?

Приам. Я этого не хочу, дорогая моя. Но знаете ли вы, почему вы, все женщины, такие прекрасные и такие доблестные? Потому, что ваши мужья, отцы, предки были воинами. Будь они ленивы в ратном деле, не знай они, что тусклое и глупое занятие, называемое жизнью, иногда озаряется и приобретает смысл благодаря презрению, которое люди к ней испытывают, то, уверяю вас, вы сами чувствовали бы себя трусливыми и, чтобы избавиться от этого, потребовали бы войны. К бессмертию один лишь путь в этом мире — забыть, что ты смертен.

Андромаха. О, конечно, отец, — и вы это хорошо знаете! На войне погибают храбрые! Не быть убитым — это дело случая или большой ловкости. Нужно хотя бы раз склонить голову или преклонить колени перед опасностью. Воины, которые торжественно проходят под триумфальной аркой, — это те, кто бежал от смерти. Как может страна приумножить и честь и силу, теряя и то и другое.

Приам. Дочь моя, первая трусость — это первая морщина на челе народа.

Андромаха. А в чем заключается самая худшая трусость? Показаться трусом в глазах других и обеспечить мир? Или же быть трусом перед самим собой и вызвать войну?

Демокос. Трус тот, кто смерть за родину не предпочтет другой смерти.

Гекуба. Я ожидала эту поэзию. Она не пропустит случая…

Андромаха. Всегда умирают за родину! Если живешь достойным ее, деятельным, мудрым, — таким же и умираешь. Убитые не могут спокойно лежать в земле, Приам. Они не растворяются в ней для отдыха и для вечного покоя. Они не становятся ни землей, ни прахом. Когда в земле находишь человеческий скелет, рядом с ним всегда лежит меч. Это кость земли, бесплодная кость. Это воин…

Л е а н д р

Г е р о

Л е а н д р

Геро

Л е а н д р

Геро

Л е а н д р

Г е р о

Л е а н д р

Г е р о

1920

Перевод Д. В. Сергеевского

1. Мнесипп. Что ты говоришь, Токсарид? Вы, скифы, приносите жертву Оресту и Пиладу и признаете их богами?

Токсарид. Да, Мнесипп, мы приносим им жертвы, однако мы считаем их не богами, но лишь доблестными людьми.

Мнесипп. Разве у вас существует обычай приносить жертвы умершим доблестным людям, как богам?

Токсарид. Мы не только приносим жертвы, но и справляем в их честь праздники, устраиваем и торжественные собранья.

Мнесипп. Чего же вы добиваетесь от них? Ведь не ради их благосклонности вы приносите жертвы, раз они покойники?

Токсарид. Не худо, если и мертвые будут к нам благосклонны; но, конечно, не в одном этом дело: мы думаем, что делаем добро живым, напоминая о доблестных людях и почитая умерших. Мы полагаем, что, пожалуй, благодаря этому многие у нас пожелают быть похожими на них.

2. Мнесипп. Это вы придумали верно. Почему же Орест и Пилад возбудили ваше удивление так сильно, что вы сделали их равными богам, хотя они были чужестранцами и, более того, вашими врагами? Ведь они, потерпев кораблекрушение, были захвачены тогдашними скифами и предназначены в жертву Артемиде. Однако, напав на тюремщиков и одержав верх над стражей, они убили царя; захватив с собою жрицу и похитив вдобавок изображение Артемиды, они бежали, посмеявшись над общиной скифов. Если вы почитаете их ради всего этого, почему бы вам не создать большое число им подобных? А теперь сами подумайте, вспоминая прошлое, хорошо ли будет, если в Скифию начнут приплывать многочисленные Оресты и Пилады. Мне кажется, что этим способом вы очень скоро станете нечестивцами и безбожниками, так как последние оставшиеся у вас боги при таком образе действия будут уведены на чужбину. Затем, я полагаю, вы вместо всех богов начнете обожествлять людей, пришедших похитить их, и будете святотатцам приносить жертвы, как богам.

3. Если же не за это вы почитаете Ореста и Пилада, то скажи мне, Токсарид, какое еще добро они сделали вам? Ведь в старину вы их не считали богами, а теперь, наоборот, признав богами, совершаете в их честь жертвоприношения. Тому, кто сам едва не был принесен в жертву, вы приносите теперь жертвенных животных. Все это может показаться смешным и противным древним обычаям.

Токсарид. Все то, что ты, Мнесипп, изложил, показывает благородство этих людей. Они вдвоем решились на крайне смелое предприятие и отплыли очень далеко от родной земли в море, не исследованное еще эллинами, если не считать тех, которые некогда отправились на «Арго» в Колхиду. Они ничуть не боялись рассказов о море, не испугались и того, что оно называлось «негостеприимным», я думаю, из-за диких народов, живших на его берегах. Захваченные в плен, они с большим мужеством воспользовались обстоятельствами и не удовлетворились одним бегством, но отомстили царю за его дерзкий поступок и, убегая, захватили с собой Артемиду. Неужели все это не удивительно и не достойно божественного почитания со стороны всех, кто вообще чтит доблесть? И все же не за это мы считаем Ореста и Пилада героями.