– Так, Сеня, ты вставай на стул и держи у ёлки макушку, а ты, Слав, держи вот здесь, посередине ствола. Крестовина совсем плохая, так что сейчас мы это дерево запихнем в ведро с песком, а потом я низ веревкой обмотаю, – говорил Бирюк.
Пока они ковырялись, из кухни через слегка приоткрытую дверь доносились женские визги и смех – там девушки в крайне веселой обстановке готовили праздничное угощение. Сверху послышался какой-то скрежет – на втором этаже явно что-то передвигали. Семён возвел глаза к потолку и немного задумчиво произнёс:
– Как вы думаете – ну, в свете последних событий – Антон с Евгеном там не передерутся? Может, не нужно было их вдвоем отправлять?
– Нет, не думаю, – отозвался Бирюк, путаясь в нижних ветках ели и засыпая ковер зеленой хвоей. – Они ведь прекрасно знают, к чему это может привести.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Слава.
– Они оба понимают, что обладают огромной магической силой. – начал объяснять Бирюк. – Я полагаю, глупо было бы не признать, что они, как ни крути – чрезвычайно могущественные элементали. И Евген, и Антон достаточно умны и дальновидны, чтобы не опуститься до какой-то там рукопашной потасовки – да им это и не нужно. А если уж они схлестнутся – то это явно будет некий глобальный магический конфликт, а не жалкая драка в частном доме в каких-то там Люберцах.
– А, если честно, – поинтересовался Сеня, – ты и вправду думаешь, что у них может дойти дело до открытого противостояния?
– При все более развивающейся нетерпимости и заносчивости Евгения и, как следствие – всё более возрастающей паранойи Антона как ответной реакции – я вполне допускаю такую возможность. – Бирюк произнёс это почти шепотом, потому что в этот момент мимо них несколько здоровых парней тащили стулья. – Думаю, что последствия этого оказались бы ужасными для нас всех. Помните шуточный поединок Антона и Сильфиды? Не знаю, как вы, лично я был впечатлён. Поэтому если они… – Бирюк не закончил мысль, немного помолчал и сказал: – Они оба боятся этого поединка. Но боятся по разным причинам.
– О чём это ты? – Слава даже не заметил, как перестал держать елку, отчего она начала опасно шататься в разные стороны.
– Потому что Евгений боится проиграть этот бой, а Антон – выиграть, – тихо произнёс Бирюк. У него было такое выражение лица, словно он и сам это только что понял.
– Как так? – спросил Сеня.
– Я думаю, резонно предположить, что исход такого боя будет, скорее всего, смертельным – ведь каждый из них всегда доводит начатое до конца, если вы ещё не заметили. И если Антон выиграет – это значит, что ему придется убить Евгения. Зная Антона… полагаю, что ему даже сама мысль об этом внушает ужас!
– А Евген? Ты сказал, он боится проиграть? Но ведь если он проиграет, он умрёт. В таком случае, не всё ли ему равно, каков будет исход поединка?
– И все же Евгену, скорее всего, такой итог кажется жалким и унизительным, вне зависимости от того, погибнет он или нет. Он хочет оставить после себя нечто большее, чем просто воспоминания… представьте себе, все будут говорить потом: Владыка Вод одолел Огненного Князя. Он не хочет такой памяти о себе. Ему важно даже то, что скажут о нём после смерти. Даже уйдя на тот свет, он желает оставить всем нам образ, овеянный величием…
– Здорово ты всё это понимаешь! – Славик, кивая, похлопал Вову по плечу.
– Просто выстраиваю логические цепочки, вот и всё, – ответил тот.
Они ещё некоторое время возились с елкой, пока с кухни не раздался Танин крик: – Во-о-ов! Подойди сюда!
– Так, вы вот тут довяжите ещё – и всё. Я скоро вернусь, – и Бирюк убежал помогать Тане.
Таким образом, разговор был прерван, и Семён со Славой продолжать его не стали – да и что тут ещё можно было бы добавить?
Наконец елка была закреплена и уверенно установлена, все блюда – доделаны, приготовлены и украшены, а гости – отловлены по всему дому и лично, твердой хозяйской рукою Бирюка усажены за столы. Несмотря на все Танины старания, которая постоянно пыталась пересчитать количество гостей и полагающихся им стульев и тарелок, народу все равно оказалось немного больше, поэтому некоторым места за столом все же не хватило, и они расселись на диване и креслах в этой же комнате, вполне, впрочем, довольные и ничуть не обиженные. Настойчивые попытки Бирюка в том, чтобы все члены Авалона сидели друг рядом с другом тоже успехом не увенчались – все своевольничали и садились кто и где хотел. Получился полный разброд: Слава и Семён уселись в одном конце стола, Бирюк, Таня и Антон – в другом, а Мария с Евгеном, разделённые (хвала небесам!) Настасьей, очутились примерно посередине, хотя середина эта тоже была довольно условной – составленные столы петляли и извивались змейкой несколько раз, чтобы целиком уместиться в одной гостиной.
Шустрый и вездесущий Марат специально сел так, чтобы расположиться прямо напротив Настасьи, и все это время подмигивал ей, весело скалясь и бросая недвусмысленные взгляды что, конечно же, не укрылось от внимания Евгена. Пока что он, разумеется, молчал, не желая устраивать разборки при стольких свидетелях, но бедную Настю определенно ожидали впереди не самые приятные минуты очередных диктаторских нравоучений. Маше подругу было, конечно же, жалко, но она уже была рада хотя бы тому, что Михаилу, так жадно рвавшемуся усесться рядом с нею, этого сделать не удалось – соседнее место заняла совсем незнакомая ей полная девушка, в огромных количествах пожиравшая все, до чего могла дотянуться своими толстыми руками. Это Малиновскую вполне устроило: по крайней мере, можно было спокойно наслаждаться праздником, не отвлекаясь на бредовые истории соседей по столу.
В итоге к еде приступили буквально за пятнадцать минут до наступления Нового года; потом все вместе дружно послушали торжественное обращение президента, постоянно прерываемое чьими-нибудь нелепыми комментариями, а под бой курантов с бокалами, стаканами и кружками чокались со всеми подряд, и громко и оглушительно кричали «УРА-А-А!», так что даже закладывало в ушах. А после уже началась полная неразбериха и кто, где и когда был в какой-либо момент времени, – понять не представлялось никакой возможности. Кто-то – вроде Славы – упорно не желал вылезать из-за стола, пока не съест всё, что можно; часть гостей во главе с Бирюком почти сразу же отправилась на улицу пускать фейерверки (благо бушевавшая метель к этому времени уже заметно поутихла), и оставшиеся в доме едоки всякий раз дружно вздрагивали, когда в небе над домом раздавалось очередное «БА-БАХ!», а затем гостиную ярко озаряли вспышки всех мыслимых и немыслимых цветов.
Малиновская первое время тоже посидела за столом (все-таки очень уж поздно они приступили к ужину, если его можно было так назвать, и времени, чтобы как следует поесть, оказалось не так много), потом она пару раз выбегала во двор смотреть на запускаемый салют, но каждый раз почему-то забывала куртку, и потом бегом неслась обратно в дом, клацая зубами от холода.
Немного позже врубили музыку и начались танцы, хотя, честно говоря, это больше было похоже не на прекрасное и эстетическое зрелище, а на дикие пляски невменяемых африканских зулусов. Нельзя было сказать, что новогодний банкет прекратился – просто, когда музыку на время выключали, выбирая, какой из дисков ставить следующим, все снова дружно садились за стол, набивая свои животы. Во время танцев за столами по-прежнему жевали, но хотя бы не все.
Кроме того, примерно к часу ночи подошли и те, кто встречал Новый год с родителями, а часть гостей, наоборот, бесследно растворилась. Хотя, вполне возможно, кто-то из них просто ушёл на улицу делать шашлык, а некоторые сладкие парочки уже успели уединиться в комнатах на втором этаже. В любом случае, народу явно не убавилось, если даже не сказать наоборот, и безудержное, никем не останавливаемое веселье продолжалось всю ночь напролет, пока на часах не наступило пять утра. Малиновская запомнила это время лишь потому, что, успев потанцевать три раза с приставучим Мишкой, один раз с Антоном и ещё один – с каким-то совершенно незнакомым парнем (сквозь грохот музыки она разобрала, что его звали не то Тимофей, не то Тимур), она вышла в коридор и посмотрела на часы, стрелки на которых показывали три минуты шестого.
