– Я принимаю этот дар из почтения к тебе и твоему народу, Монфрод, хотя он и не развеселит более моего сердца, потому что в нём навеки запечатлеется скорбь о той, которую я любила превыше всего.

     И она трепетно взяла с подушки ожерелье, но одевать не стала, да и после, хоть и прониклась его неземной красотой, все же носила очень редко, потому что украшение отныне стало материальным воплощением её боли о медведице, как и созданные ею Древа – о Бессмертных.

     Как Маша узнала позже, Дварфы вообще очень редко дарят кому бы то ни было созданные ими вещи, а уж такие необыкновенные – и подавно. Мария всегда берегла ожерелье как величайшую из драгоценностей, относясь к ней с должным почтением, и оно долго хранилось в её личной спальне в Нифльхейме, а позже было перенесено в замковую сокровищницу, и верная стража своим неусыпным взором следила за его сохранностью, как и за многими изумительными творениями, созданными дварфами, кои не имели себе цены…

     * * *

     В самом начале мая Авалон в последний раз прибыл в Нифльхейм, чтобы завершить все начатые дела. Долгие работы по восстановлению интерьеров замка были практически окончены, новых видимых врагов пока что не наблюдалось, поэтому друзья своим единым коллективным решением одобрили небольшую, как они её назвали, «паузу», чтобы немного отвлечься и посвятить самую малость времени самим себе. За главного в их отсутствие, как и прежде, оставляли Алексиса, чему тот был чрезвычайно рад.

     Намечалась очередная летняя сессия, а у Антона к тому же были назначены выпускные экзамены и защита диплома – он как раз заканчивал институт. Если бы не всё случившееся, подобное могло бы ожидать и Евгена, но… не срослось.

     В обозримом будущем планировался также окончательный переезд Татьяны к Бирюку – влюблённые постановили, что хватит уже, наконец, жить по сезонам, решив окончательно объединиться, окунувшись в полноценную семейную жизнь. Все чаще заходил разговор и о свадьбе…

     Малиновская доставала вопросами по той же теме Антона и Настасью, но те пока что лишь отшучивались, в один голос твердя о том, что не стоит так резво торопить события. Как ни странно, друзья восприняли новость об образовании новой пары достаточно спокойно, и никто к ним особо не приставал.

     У остальных членов Авалона пока что было без изменений, однако на фоне произошедших потрясений никто особенно этому не огорчался – напротив, как никогда прежде хотелось стабильности и спокойствия, а перемены пускай подождут.

     После того, как Марии удалось создать Великие Древа, многим, вдохновлённым её примером, тоже захотелось свершить нечто подобное в своей области магии. Похожая возможность вскорости представилась и Антону: в последний день перед уходом он так же, как и его замечательная подруга, претворил в жизнь одну из своих величайших идей. Правда, в отличие от Малиновской, её конечный результат можно было считать скорее плодом коллективного творчества духа и мысли всего Авалона, однако Антон, вне всякого сомнения, приложил здесь наибольшую силу.

     На то время, пока Авалон будет отсутствовать, Владыка Вод – на всякий случай – задумал создать вокруг замка магическую защиту. Остальные друзья, взявшись за руки и сформировав, таким образом, единую непрерывную цепь, мысленно помогали ему в осуществлении замысла, и в этот день миру явилось величайшее из чудес, могущественнейшая из когда-либо сотворённых магий Новых Бессмертных. Вокруг древней твердыни Нифльхейма огромной стеной до самого неба поднялась магическая водяная завеса, отделив замок от всего остального мира – она была соткана из воды Охранного рва и проходила колоссальным непрерывным полукольцом вокруг всех башен, опоясывая замок. Начинаясь высоко в отрогах непроходимых и неприступных гор, она спускалась вниз, в долину, и, пересекая мощёный тракт, уходила в сторону, к водам Великого озера, чтобы там снова забраться ввысь, достигнув резко обрывающихся в голубую бездну озёрной глади горных уступов с противоположной стороны.

     Такова была сотворённая великая магия Воды, и мерцающей на солнце серебристо-стеклянной стеной, прозрачной водяной преградой, встала она вкруг Нифльхейма, и никто без ведома друзей не мог миновать её. Существовал лишь один единственный способ, чтобы проникнуть внутрь – человек, зверь либо бессмертный должен был могуществом своим превосходить любого из Авалона, и, прежде всего – Антона, ибо такова была особая охранная магия этого творения. Только один Бессмертный мог сравниться с ним в силе – Огненный Князь, но с тех пор как Евгений был низвергнут в битве и сгинул неведомо куда, Антон – как все думали – остался могущественнейшим магом обоих миров, поэтому им теперь ничто не угрожало.

     Для дварфов, живущих в замке, было сделано исключение: любой представитель малого народа мог беспрепятственно проходить сквозь водяную стену, но для всех остальных вход был закрыт. Лишь стоило хоть кому бы то ни было оказаться поблизости, Антон и его друзья уже заведомо знали о том, и пройти дальше можно было только с мысленного разрешения создателя стены, либо кто-то из Авалона должен был лично провести гостя с собой, держа его за руку.

     Более всего, как ни странно, эта магия поразила и впечатлила самих дварфов: среди них тут же возникло поверье, будто новый Господин Нифльхейма настолько могущественен, что способен осуществить всё, о чём только подумает, и даже может приказывать рассвету обращаться в закат. Это было, разумеется, полной чепухой: Антон ведь не обладал магией Света, да и если бы даже обладал, никогда не смог совершить бы подобного – менять время суток не подвластно никому, даже величайшим из рода Бессмертных. Но дварфы твердо уверовали в пущенные слухи, и переубедить их было попросту невозможно. Пришлось смириться…

     Уже возвращаясь домой вместе с друзьями, Мария, обернувшись, бросила последний теплый взгляд на свои Деревья и невольно залюбовалась переливающейся в закатных лучах гигантской водяной занавесью, сквозь которую серыми точёными иглами проступали замковые башни и мощная арка центральных ворот. Авалон задержался вместе с нею, и все они долго смотрели на укрытый ими теперь от всех бед и невзгод Нифльхейм.

     – Не слишком ли мы размахнулись с чародейством? – спросила Маша у Антона. – Наверное, для дварфов это будет несколько обременительно – каждый раз проходить сквозь эту преграду? Да и для нас тоже…

     – Возможно, – степенно ответил ей Антон. – Помнится, однако, что в прошлый раз, когда я предупреждал, никто не хотел меня слушать, и все вы знаете, что из этого вышло. Здесь же отныне будет так, как сочту нужным лишь я.

     Маша слегка приподняла бровь, некоторые переглянулись, но возражать никто не решился.

     Рядом стояли люди, прошедшие вместе и радость победы, и горечь разлук. Но после всего пережитого все они навсегда останутся вместе: Антон, приобнявший Настю за плечо…. крепко прижавшаяся к Бирюку Татьяна… ухмыляющиеся друг другу Слава и Сеня… и она сама – Мария, Бессмертная Миррен Лилит, уносящая отсюда больше воспоминаний, чем любой из её друзей…

     Красивый бело-синий поезд метро подъехал к перрону, уже переполненному утренними пассажирами. «Станция “Преображенская площадь”» – произнёс бесплотный женский голос, и двери вагона разъехались в стороны.

     Настасью вместе с остальными вынес наружу людской поток, и она покорно следовала заданному маршруту. Лишь на миг замерев посреди сверкающего огнями станционного вестибюля, она, определившись с направлением, двинулась к выходу. Идя по пятам за высоким парнем в светло-бежевой ветровке, она лениво смотрела по сторонам. Идеально-симметричные колонны станции, облицованные тёмно-зелёным мрамором, вдруг напомнили ей своды центральной галереи Нифльхейма – только те были высечены в виде древесных стволов, – но общий тон и глубина цвета поразительно совпадали. Она тихонько улыбнулась самой себе и, пройдя турникеты, очутилась в подземном переходе под площадью.