— Ты не понимаешь: я должна вернуться, потому что это поможет спасти отца от заклятия.

— Этот дракон обещал помочь? И тебе не приходило в голову, что это ловушка? Уловка, чтобы увезти тебя?

— Не он… другой. — Я отвела глаза.

Озриэль понял.

— Кроверус? — холодно уточнил он.

Я кивнула. Наступила пауза. Она длилась и длилась, и это молчание было красноречивее любых слов. Звучавшее в нем осуждение заползало внутрь, заполняло легкие, как пух на прядильной фабрике, затрудняя дыхание.

Наконец Озриэль шевельнулся, подошел ко мне вплотную, но я все равно не могла поднять на него глаз, мягко взял за руку и сказал прерывающимся голосом:

— Не лети с ним, Ливи, прошу. Мы найдем способ помочь твоему отцу, обещаю. От проблем не бывает единственного верного средства. Выходов всегда несколько. Почему же ты выбираешь тот, что ведет прочь от меня?

Глаза нещадно щипало. Сильнее всего хотелось плакать от тона, каким это было сказано, — полным бесконечной нежности и терпения.

— Обещаю, я из-под земли достану лекарство для твоего отца. Посмотри же на меня, Ливи.

Я стиснула зубы, чтобы унять дрожь в подбородке, еще на миг задержала свою руку в его, а потом прошептала:

— Прости, Озриэль.

И, не оглядываясь, кинулась к поджидающему меня ящеру.

Боялась, что, если обернусь, увижу еще раз Озриэля и друзей, то не смогу вынести прощания, не смогу улететь. А именно это я и должна сейчас сделать, даже если весь остальной мир против. У меня еще будет время вымолить прощение, сперва нужно помочь отцу.

— Оливия, подожди!

Я узнала голос Магнуса, но лишь прибавила шаг. Он догнал меня у входа в кабину и прыгнул на запястье.

— Я уже не мальчик, чтобы за тобой бегать. Решила улететь, даже не попрощавшись? Я-то думал, что наша дружба хоть что-то для тебя значит, а еще я, между прочим, за тебя отвечаю, и… — Тут он осекся, потому что я расплакалась.

— О, Магнус, — только и смогла выдавить я и поспешно нырнула в тень проема, боясь услышать за спиной другой голос и другие шаги.

Уже сидя в кабине в часе лета от Потерии и в сотый раз проворачивая в голове слова ифрита, я снова и снова гнала от себя вопрос: так ли уж он был не прав, говоря, что я просто не хочу искать другой выход? Неужели я и впрямь придумываю отговорки, потому что сама хочу вернуться туда, куда в первый раз попала отнюдь не по своей воле…

Полет стараниями мейстера Хезария проходил довольно гладко. Надо отдать ему должное, дракон сделал все, чтобы развлечь дам, одна из которых славится сварливым нравом, другая пребывает в глубочайшем унынии, а третья и вовсе молчит (на сей раз Арахна наотрез отказалась разлучаться с Магнусом и отправилась в добровольную ссылку с ним). Я старалась не показывать, как расстроена, но с таким же успехом можно пытаться пририсовать улыбку грустному клоуну. Мейстер понял мое настроение, но делал вид, что не замечает ответов невпопад, за что я была ему благодарна.

Профессору Марбис, напротив, не сиделось на месте. Она говорила без умолку, изучала обстановку, сыпала искусствоведческими терминами, критиковала и советовала. Глаза постоянно держала широко открытыми, стараясь даже лишний раз не моргать, и то и дело незаметно щипала себя за руку, чем всякий раз вызывала у меня чувство вины. Мраморный фонтанчик с русалкой она рассматривала особенно долго, потом хмыкнула и целомудренно прикрыла наготу бесстыдницы шалью. Мейстер беспокойно заерзал, наверняка в сотый раз проклиная про себя господина Трясински, которому был обязан интерьером кабины.

Профессор взяла в Академии бессрочный отпуск, предупредив перед отъездом мадам Черату. Ее мельтешение мне не докучало. Наоборот, избавляло от необходимости поддерживать беседу. Мейстеру же ее присутствие доставляло удовольствие. Он жаждал наверстать упущенные за полвека разговоры. Заметив, что наступила тишина, я обернулась. Профессор Марбис застыла перед раскрытым шкафом, благоговейно затаив дыхание.

Полки ломились от поэтических сборников, расставленных в алфавитном порядке.

— Небольшой подарок, — пояснил дракон, беря в руки томик в потемневшей от времени обложке, надпись на которой уже не читалась. — Подумал, тебе захочется отвлечься в дороге. Ничего особенного: пара десятков коллекционных изданий и раритетный сборник «Страсти по поэтике», о котором у нас вскользь зашла речь в шестидесятых.

Небрежный тон никого не обманул. Судя по корешкам и переплетам, в шкафу хранился золотовалютный запас небольшого королевства в книжном эквиваленте.

Придя в себя, профессор бережно забрала у дракона томик, погладила его с материнской нежностью и вернула на полку, после чего принялась расставлять книги в новом одной ей ведомом порядке, то и дело что-то восклицая и бормоча. Даже всегда аккуратный пучок на затылке выглядел взволнованным. Когда она не откликнулась и в третий раз, мейстер вздохнул и направился ко мне.

— Похоже, вы лишились компании профессора до конца полета.

— У нас впереди весь остаток жизни, — пожал плечами он, присаживаясь рядом.

— Тогда не показывайте ей сразу свою библиотеку, если хотите увидеть в ближайшие годы.

На неуклюжую шутку дракон ответил вполне серьезно.

— До свадьбы мы будем жить раздельно. Я уже пригласил лучшего декоратора, чтобы Мелюзина обустроила башню по своему вкусу. Башня — это просто общее название, — пояснил он. — Там вполне уютно, а форма здания может быть абсолютно любой.

— А ваша принцесса не возражает против новой соседки? — хмыкнул Магнус.

— Я постарался исключить возможность их встречи.

В этот момент я как раз подносила последний элемент к башне из печенья, которую возводила на тарелке. Рука дернулась, и вся конструкция рассыпалась.

— У вас есть принцесса? А как же профессор…

— Прошу, тише.

Мейстер быстро обернулся, но, убедившись, что невеста полностью поглощена подарком, снова расслабился. Бросил горсть мелких зефирин в форме бабочек в кофе (Магнус поморщился), отхлебнул, одобрительно крякнул и откинулся на высокую спинку кресла.

— Мелюзина не терпит упоминания о ней. Она не понимает и не одобряет традицию Решального Горшка. Сколько я ни пытался объяснить, что романтика тут ни при чем, и у нас с принцессой деловые отношения, она не хочет ничего слушать. К тому же считает это архаизмом, ущемляющим права женщин.

— Она не одинока в этом мнении, — заметил Магнус.

А я задумалась, не потому ли профессор так долго отказывала дракону: не каждая будет рада делить мужчину с другой, пусть и на деловых началах.

— Ритуал пленения принцесс придумал не я, — возразил мейстер. — Он существует столько же, сколько и сами драконы. У каждой народности свои обычаи.

— Но что если обычаи одной народности ущемляют обычаи другой? — нахмурилась я.

— Традиции на то и традиции, чтобы соблюдаться вне зависимости от чьих-то желаний.

— Вы сейчас говорите, как Хоррибл.

— Это он говорит, как я, — проворчал дракон и снова отхлебнул кофе.

Заметив, что машинально крошу печенье на тарелку, я поспешно отряхнула ладони.

— Значит, это правда, что у каждого дракона есть принцесса?

— У каждого члена Клуба, — вскинул палец мейстер и кивнул: — Да, истинная правда.

— Теперь-то вы можете сказать, что с ними… с нами происходит после ритуала?

— У всех по-разному. Вариантов в Горшке — неизмеримое множество.

— Я слышала цифру «двести тысяч».

— На деле их гораздо больше, это усредненное значение. Каждый случай индивидуален, и исход зависит как от самой девушки, так и от дракона.

Я бессознательно поскребла щеку и, заметив, что собеседник наблюдает, прикрыла ее, но поняла, как это глупо, и отняла руку.

— Позволишь?

Дождавшись кивка, мейстер наклонился вперед и осмотрел расчесанный участок с тем же тщанием, с каким профессор Марбис сейчас изучала «Место поэтики в гендерной эволюции».