Х а м м ф е л ь д. До новых встреч, милашка.
Г р е т а. Хайль!
Входит А н б е р г. Г р е т а уходит.
А н б е р г. Если не ошибаюсь, Грета?
Х а м м ф е л ь д. Она.
А н б е р г. С моими?
Х а м м ф е л ь д. С твоими. Но они уже немножко и мои.
А н б е р г (улыбкой прикрывая недовольство). Не напрашивайся в родство, Генрих, оно не столь уж симпатично. Слушал запись?
Х а м м ф е л ь д. Да, вот послушай! (Включает магнитофон.)
Музыка. За столиком в фойе кинотеатра — В е р е ж н и к о в, Т о м к и н, Э м а р. Появляется Г р е т а.
Г р е т а. В этом кинотеатре показывают самые скучные фильмы. Но зато здесь пою я! А вы — не скучные?
В е р е ж н и к о в. Как видите, пьем воду.
Г р е т а. Трое — и ни одной женщины!.. А говорят: война и кризис на мужчин.
Т о м к и н. Красивая пичуга.
Г р е т а. Меня уже ищет наш крокодил-маэстро! Иду, иду!
Э м а р. Как тебя зовут?
Г р е т а. Грета. (Подвигается к Эмару.)
Э м а р. Нет, милая, я лысею, а тут вон какие молодцы!
Г р е т а (тут же «переключается», наваливается грудью на плечо Вережникова). Сегодня я буду петь для вас!
«От цветов ты, любимый, отвык,
Ты, суровый, идешь на Восток,
Наколи мое сердце на штык
И неси, как цветок,
И неси, как цветок.
От цветов ты, любимый, отвык.
Жить без сердца куда веселей!
Радость просто дорожку найдет…
Я открыта, как дом без дверей.
Кто захочет, войдет,
Кто захочет, войдет…
Уноси свой цветок, дуралей!»
Любовь — катастрофа, любовь — молния…
Х а м м ф е л ь д (выключает магнитофон). Эта «молния» ничего не осветила… (Пыхтит, закуривая.) А в моей мусорной корзинке, Лео, кое-что накопилось… Вот, почитай. (Передает Анбергу папку с документами.) Здесь зафиксировано все, что твои мальчики делают за стенами монастыря. Кое-что записано на пленку. Особенно интересен один роман.
А н б е р г. Роман?
Х а м м ф е л ь д. Да.
Анберг нетерпеливо подался вперед.
Тебя, я вижу, еще волнуют романы… Так вот, один из твоих, Сверчинский, на экскурсии, в школе, познакомился с молоденькой учительницей Анной Зеехолен. Раз-другой случайно встретились… Но Зеехолен, сам понимаешь… нельзя: русский! А потом все-таки не смогла пройти мимо. Уже потянуло, сам понимаешь! И тогда мы на всякий случай поставили в ее квартирке аппаратуру. Хочешь послушать, Лео? (Включает магнитофон.)
Стук двери, шаги. Голоса А н н ы и В е р е ж н и к о в а. Как бы сквозь основную сцену мы видим — они вошли в комнату.
А н н а. Ты первый мужчина в этой комнате. Я здесь родилась.
В е р е ж н и к о в. Да? (С искренним волнением и любопытством оглядывается.)
А н н а. Может быть, правда, что немки сентиментальны? Скажи мне, пожалуйста, словами, почему ты меня любишь?
В е р е ж н и к о в. Вот сейчас мне просто не верится, что все это на самом деле, что я держу твои руки…
А н н а. Ты это понимаешь, за что ты полюбил меня, что нас роднит?
В е р е ж н и к о в. Может быть, одинокость?.. Когда я повстречал тебя в школе и потом… Ты всюду была одинокой — даже среди толпы учеников… И потом, ты красивая, правда.
А н н а. Я впервые хочу, очень хочу, чтоб это было так. Как хорошо, что я красивая!
В е р е ж н и к о в. Да, хорошо.
Хаммфельд выключает магнитофон.
Х а м м ф е л ь д. Дальше — не для нашего возраста, Лео. Тебе еще не открутили голову твои русские мальчики?
А н б е р г. Советский лидер недавно выразился в том смысле, что один шпион может иногда сделать больше, чем дивизия или даже корпус… Таким образом, в моей тихой обители готовится сто пятьдесят дивизий! Стоит потрудиться, Генрих!
Х а м м ф е л ь д. Дай мне Сверчинского сюда, в гестапо, на недельку…
А н б е р г. И роман этот продолжается?
Х а м м ф е л ь д. Да. Вот взгляни, папаша, на свою невестку! (Передает Анбергу фотографию Анны и снова включает магнитофон.)
Голоса. Снова мы видим А н н у и В е р е ж н и к о в а в комнате Анны.
А н н а. Век небывалого артистизма. Массовое притворство… Здесь у нас ложь давно уже стала религией. Я привыкла и лгу сама, даже не замечая этого. Мы лжем толпами на многотысячных сборищах. Лжем в кругу друзей. Даже в супружеских постелях у нас боятся проронить хотя бы одно слово против общепринятой лжи.
В е р е ж н и к о в. Извини, от политики меня почему-то клонит в сон.
А н н а. Но ты собираешься воевать против собственной родины! Разве это — не политика?
В е р е ж н и к о в. Не хочешь ли ты сделать из меня коммуниста?
А н н а. Коммуниста? Нет. Я хочу освободить твою душу от фанатизма ненависти. Ты инженер. В Швеции ты найдешь работу. Я буду преподавать, я знаю шведский язык. Бежим, в этом — спасение. Я хитрая, о, ты еще не знаешь, какая я хитрая! Я все организую очень ловко, достану документы…
В е р е ж н и к о в. Нет, Анна, нет.
А н н а. Я не хочу тебя потерять! Ах, жаль, я не верю в бога. Кто мне поможет уговорить тебя?..
В е р е ж н и к о в. Если ты не веришь в бога, во что же ты веришь?
А н н а. Только в себя. Истинно лишь то, что я существую, все остальное ничего не значит.
В е р е ж н и к о в. И я — тоже?
А н н а. Ты — это я, самое главное мое я.
В е р е ж н и к о в. Мне иногда хочется так поглупеть, чтобы ничего-ничего не соображать!
А н н а. И глупей, пожалуйста. Умные в наше время почти неизбежно подлецы; все, все понимают и прислуживают, приспосабливаются. Уж лучше быть глупым, так хотя бы честней.
В е р е ж н и к о в (целует Анну). Молчи.
А н н а. Диктатор. Ты зажимаешь мне рот… Ах, я догадалась, почему я сегодня так много болтаю! Я страшно голодна.
В е р е ж н и к о в. Сейчас ты станешь доброй и молчаливой.
А н н а. Отчего бы?
В е р е ж н и к о в. Иллюзия, цирк…
А н н а. Хлеб! Сгущенное молоко! Браво! У меня есть рыбная паста и макароны, завтрашние. Будет княжеский ужин. Открой коробку.
В е р е ж н и к о в. Где ты раздобыла такие ножки?
А н н а. Пусти… На сковородке горит маргарин…
В е р е ж н и к о в. Пусть все сгорит…
Хаммфельд выключает магнитофон.
А н б е р г. Как ты думаешь, Генрих, он ее так же любит?
Х а м м ф е л ь д. Любит. Я отлично изучил этот скоротечный роман. Дай мне Сверчинского сюда, в гестапо, ну хоть на два часа!
А н б е р г. Спасибо, Генрих, мы постараемся разобраться сами! Мы всех, всех выворачиваем наизнанку.
Перемена света. Выстрелы. Появляется В е р е ж н и к о в, вслед за ним Б е с а в к и н.
Б е с а в к и н. Всех обскакал! Пока остальные трюхают, поговорим в нормальной, человеческой обстановке.
В е р е ж н и к о в (улыбаясь, озирается). Аппаратуру для подслушивания в придорожных кюветах еще не ставят?..
Б е с а в к и н (вглядываясь в лицо Вережникова). Что-то ты в последние дни в каком-то задрыпе, а? (Смахнул со лба пот.) В двух словах — самое главное. Быстро.
