Вскоре после того, как А л е к с е й и З о я скрылись в Зоиной комнате, входит Н и л а. Осторожно оглянувшись, вынимает из-за пазухи свернутую трубочкой бумажку.
Н и л а (читает). «Дело завершается вполне удачно. Осталось, видимо, немного. Встречаться с Бренком вам не следует. Мы со своей стороны примем меры. В случае крайней опасности можете его уничтожить. Митрофанов». (Быстро чиркнув спичкой, сжигает записку. Затем, прислушавшись к смеху, доносящемуся из Зоиной комнаты, приподнимает половицу в углу, но тотчас же опускает ее и выпрямляется.)
С полотенцем в руке выбегает А л е к с е й, за ним З о я.
З о я. Побежим к реке, там и я искупаюсь.
А л е к с е й (увидев Нилу, остановился). Слушайте, как вас зовут?
З о я (нетерпеливо). Алеша!
А л е к с е й. Постой…
Н и л а. Рановато вы на других начинаете заглядываться, танкист.
З о я. Идем. Нилой ее зовут.
А л е к с е й (радостно). Точно, вспомнил! Все вспомнил… Нила Снижко? Так?
Н и л а. Допустим, так. (Идет к выходу.)
А л е к с е й. Стой, стой! Ты же нас в сорок первом из окружения выводила, меня и ребят нашего батальона! Осенью сорок первого, под Харьковом… Через линию фронта, а линия эта менялась так быстро…
Н и л а. Это факт не из моей биографии.
А л е к с е й. Зачем темнишь? Ты же десятки раз жизнью из-за нас рисковала. С фрицами по-ихнему, по-немецки, балясы разводила, чтобы разузнать да пройти…
З о я. Неужто, Алеша?..
А л е к с е й. Голову на отсечение — она!
Н и л а. Спасибо, хоть один человек по-доброму подумал. Может, плеваться вслед перестанут! Да только не про меня все это.
А л е к с е й. Что я тебе, какой-нибудь лунатик?! Я и раненый был и в танке горел, а котелок в исправности — и не темни! (Вскричал.) Ильюху-то, Ильюху Кульнева небось помнишь?!
Н и л а. Какого Ильюху?
А л е к с е й. Да сержант, а теперь лейтенант, командир нашего взвода… Ильюха Кульнев, рослый такой, плечистый… А? Ведьма глазастая, притворяешься ты, что ли?!
Н и л а (замкнуто). Меня сержанты никогда не интересовали.
Алексей, крайне обескураженный, идет к выходу.
З о я. Говорила я тебе… (Выходит вместе с ним.)
Н и л а (одна). Ильюха Кульнев…
В задумчивости она роняет слова песни. Как бы вторя ей, вступает баян. И мы слышим сержанта Кульнева и его бойцов.
Г о л о с К у л ь н е в а. Запомните нас веселыми!
Г о л о с Н и л ы. Кого — вас?
Г о л о с К у л ь н е в а. Всех наших, кого через фронт вели! А мы вас не забудем!
Г о л о с Н и л ы. Через время и война забудется, сержант, и военные встречи.
Г о л о с К у л ь н е в а. Эх, если б музыка могла превращаться… Я бы такие памятники расставил… И здесь, где прощаемся, может быть навсегда, и на каждой поляночке, что с этой буду сравнивать, вспоминаючи… (Играет на баяне.)
Г о л о с а б о й ц о в. Прощай, недотрога, спасибо! Счастливых тебе дорог!
Г о л о с К у л ь н е в а. Запомните нас веселыми.
Факт не из моей биографии.
Входит Ф е д о р. В каждой черточке его лица светится радость.
Он шагнул было к Ниле, но сдержался, заглянул в пролом стены в комнату Зои.
Федор… Что это значит?..
Ф е д о р. Много, так много можно было бы сказать… но… Вот получите свой комсомольский билет!
Н и л а. Вы?! (Погасила вспыхнувшую радость и даже насторожилась.) Мой комсомольский билет?
Ф е д о р. Да, ваш. Возьмите же его.
Н и л а. Интересно посмотреть, что это такое. (Раскрывает билет, с волнением всматривается.)
Ф е д о р. Мне передал его полковник Митрофанов. Специально пригласил и…
Н и л а. Та-ак… (Спрятала комсомольский билет в карман.) Так, так, так… (Вдруг сильно прильнула к груди Федора.) Федя!
Ф е д о р (гладит ее волосы). Сказал, что доверяет, и просил молчать. Теперь мы вместе…
Н и л а (торопливо утирает слезы). Всё, всё… Извини, сорвалась.
Ф е д о р. Бесстрашная моя.
Н и л а (как бы оправдываясь за минутную слабость). Нет, кто одинок среди людей, тот не живет, будто и нет его на свете…
Ф е д о р. Если б я мог взять на себя хоть частицу того, что ты переносишь…
Н и л а. Теперь мне будет легче, гораздо легче. Ты, как потайной проводок, будешь связывать меня с людьми. Ах, как мне хочется по-человечески, попросту говорить, может быть, глупости болтать, плакать, петь — с ними, моими, советскими!
Ф е д о р (обнимает Нилу). И я могу теперь просто вот так смотреть в твои глаза — и верить, верить?!
Н и л а. Чтобы верить, у человека в общем-то больше причин, чем для того, чтобы не верить…
Входит Ч у ф а р о в.
Ч у ф а р о в. Мне сказали, что ты снова пошел сюда… Когда это кончится, Федор?
Ф е д о р. Никогда, Аркадий Игнатьич.
Ч у ф а р о в. Вот как! Тогда я снимаю с себя всякую ответственность за твое общественное лицо.
Ф е д о р. Хорошо, договорились.
Ч у ф а р о в. Где же твоя острота глаза?
Ф е д о р. Все дело в том, дорогой мой дядя, что у нас с вами разные глаза. (Взволнованно.) Почему я должен был сразу оттолкнуть ее?! Ведь она родилась и выросла среди нас, она…
Ч у ф а р о в. Так что ж, ты ее простил?
Ф е д о р. Если б я… в конце концов я мог бы ее даже убить.
Ч у ф а р о в. Так какую ж ты видишь между нами разницу?!
Ф е д о р. Разница между нами в том, что вы могли бы ее убить и не попытавшись понять ее хоть немножко!
Ч у ф а р о в. А что понимаешь в ней ты?!
Ф е д о р. Да, конечно, овчарка… Боитесь, как бы не обвинили в мягкотелости, объективизме, беспринципности? Раз — и голова с плеч! Или в душу наотмашь…
Ч у ф а р о в. Что же мне — полюбить ее? Ее?! Я щадил тебя, но если так… Смотри, какие фотографии я сегодня получил! Вот и вот… Это все она… И с кем, в каком виде! Я думаю, ты не пожалеешь тысячи рублей…
Ф е д о р. Дорогой Аркадий Игнатьич, боюсь, что эти снимки вы больше купили для себя, чем для меня…
Ч у ф а р о в. Ты… ты… Вот они, умные сердца! Я иду к Маше, к твоей матери. Я покажу ей эти фотодокументы. Я позову ее сюда, — может быть, она тебя образумит. (Выбегает.)
Н и л а (после паузы). Хорошо ты с ним… А обо мне он знает только дурное.
Ф е д о р. Да, но хотел ли он, стремился ли он узнать хорошее?! (Мягко, с улыбкой.) Мне кажется, любовь к тебе сделала меня совсем-совсем взрослым. (Целует Нилу.) Ты знаешь, Митрофанов разрешил тебе переехать отсюда.
Н и л а (удивлена и обрадована). Куда?!
Ф е д о р. Если ты не возражаешь — ко мне.
Н и л а. Милый мой…
Ф е д о р. Митрофанов велел тебе поторопиться. Он сказал, что подошлет машину к четырем часам на угол Кутузовской улицы.
Взглянул на часы, с улыбкой.
Ты пока собирай свое приданое…
Н и л а. Может быть, мы сходим за машиной с тобой вместе?
Ф е д о р. Лучше, если ты за это время соберешься. Мы скорее выберемся отсюда.
Н и л а (крепко целует Федора). Иди!
Ф е д о р. Мы будем жить возле самого парка. Чудом уцелел наш дом… то есть не весь дом, а… Это был такой огромный скворечник из стекла и бетона, в стиле Корбюзье. В общем — комната «люкс»! Версальский шик, даже паркет сохранился. Мама пока и день и ночь в госпитале… Слушай, я, кажется, свихнусь от счастья. (Обняв Нилу, выбегает.)
