Еще одна девушка из этой группы, зашедшая в подвал, звонко рассмеялась, и в конце совсем не по-девичьи хрюкнула.

— Теперь, — сказал Рори Кин, пламенные волосы которого были настолько густыми, что казалось, если он поднесет к ним расческу, то она сгорит и превратится в угли. — Пей, сколько влезет, друг Мэтью, а мы будем задавать тебе вопросы, и мы надеемся, что ответы твои будут верны, как дождь, потому что мы любезно к тебе отнеслись, но в следующую секунду можем отправить тебя в могилу без сожаления со вторым ртом на твоем горле, если нам не понравится то, что ты скажешь.

И, продекламировав это, он положил угрожающе выглядящий нож на ящик рядом с головой Мэтью, а Мэтью — в некотором замешательстве — отметил, что лезвие ножа уже было запачкано чьей-то засохшей кровью.

Возможно, это был очень мощный ром. А возможно, дело было в том, что Мэтью все еще холодно проклинал себя за то, что пропустил полночную встречу. Правда, вероятнее всего, дело было в том, что через несколько секунд после того, как Рори Кин заговорил, и нож, перепачканный чужой кровью, появился в поле зрения, вихрь воспоминаний пролетел сквозь разум Мэтью — обо всем, что он делал и видел, обо всех тех тяжких злоключениях, выпавших на его долю, обо всех людях, которых он любил, которых потерял… обо всей той боли, которую он испытал, будучи вынужденным оттолкнуть Берри, надеясь таким образом защитить ее от величайшей акулы всех морей, Профессора Фэлла.

Поэтому, храня все это в сознании, под прожигающим взглядом Рори Кина с инструментом, могущим поспособствовать мучительной смерти, в двенадцати дюймах от его головы, Мэтью посмотрел в румяное лицо хозяина Черноглазого Семейства и сказал с едва скрываемой яростью:

— Не смей угрожать мне.

До этого момента на лице Рори Кина сияла насмешливая полуулыбка, но теперь Мэтью увидел, как она тает, как маска из воска под пламенем свечи.

— Мне не важно, кто ты. Какая тут роль у каждого из вас, — продолжил он с прежним напором. — Я направлялся в таверну «Три Сестры» и увидел кого-то, кому нужна была помощь, поэтому постарался помочь, насколько мог. За это я получил пинок в челюсть, а еще был брошен в подвал на грязный матрас, а теперь мне угрожают смертью, если мои ответы не будут «верны, как дождь». Возьми свой нож, засунь его себе в задницу и отвали от меня, потому что я в эти игры играть не собираюсь.

В помещении воцарилось гробовое молчание. Лицо Кина было совершенно непроницаемым, прочесть что-либо по нему было невозможно.

— Ты забыл кое-что, Мэтью, — вмешалась Пай.

— Что? — раздраженно рявкнул он.

— Тебя тут еще помыли, — сказала она мягко.

Кин все еще не двигался и не выказывал ни одного признака эмоций. Больше никто не решался заговорить.

После того, как в помещении пролетела одна молчаливая вечность, рука Кина поднялась и забрала нож. Он вернул его в карман своего коричневого плаща. Мэтью заметил, что у этого человека есть татуировка — глаз в черном круге — на руке между большим и указательным пальцами. Кин некоторое время изучал Мэтью, как мог бы изучать мертвую рыбу из улова.

— Мои извинения, — произнес он. — Но, знаешь ли, у нас деловой интерес. И у нас тут идет борьба таких интересов. Необходимо быть осторожными с теми, кому доверяешь. Мир беспощаден, я прав? — он дождался, пока Мэтью согласится, но Мэтью хранил молчание.

— Отличненько тогда, — продолжил Кин. — Я сделаю скидку на то, что тебе крепко досталось, мозг у тебя чуть в кашу не перемололся, а несколько глотков рома, похоже, сразу ударили тебе в башку. Я предпочту не заметить, что нашей Пай твой длинный елдак приглянулся. Я опущу и тот момент, что ты был одет так, будто сбежал из тюрьмы или работного дома, а еще, что ты был грязный, как будто не мылся несколько месяцев. Я видел шрам у тебя на лбу. Ты явно его получил не в детской перепалке, а угодил в какую-то мутную историю. Положим, я на все это закрою глаза, — сказал он. — Но заруби себе на носу: я никогда не позволю тебе говорить со мной в таком тоне снова.

Лицо его во время этой тирады оставалось совершенно бесстрастным, и ни следа эмоций на нем не появилось.

— Это — понятно?

Мэтью хотел с вызовом вздернуть подбородок и ответить твердое нет, но понял, что это скользкий путь, который может очень плохо закончиться, поэтому хмуро пробормотал:

— Понятно.

Выражение лица Кина не изменилось. Затем — медленно — улыбка снова показалась на его губах.

— Поесть хочешь? — спросил он. — Готов поспорить, хочешь. Паули, иди, принеси ему какой-нибудь еды. Тушеная говядина устроит? Из таверны «Пьяная Ворона», которая через улицу. Вообще-то там в основном конину подают, но вкусно. Так как?

Мэтью кивнул.

— Хорошо. Паули, принеси еще одну бутылку. И мне тоже захвати. Давай, беги.

Послышался звук чьих-то шагов по каменным ступеням, затем пол явно сменился на деревянный, потому что стук изменился.

— Пока что я тебя оставлю, — сказал Кин, обращаясь к Мэтью. — Пай останется с тобой, будет отгонять крыс. Пай, ты же не против?

— Не против, — отозвалась она.

— Ну и хорошо, — Кин поднялся. — Поговорим о делах позже, Мэтью.

Затем он повернулся и, окруженный группой людей, которых Мэтью не разглядел, покинул подвал.

Прошло довольно много времени, прежде чем Пай заговорила. Голос ее звучал очень тихо.

— Рори впервые убил, когда ему было двенадцать.

— Расскажи.

— Вот и рассказываю. Он отрубил своему папаше голову топором. Это было сразу после того, как он его мамашу забил до смерти на его глазах… ну, топор был несколькими минутами позже. У его папаши от джина крыша поехала. Рори должен был либо убить его, либо сам умереть.

Мэтью понимал это, поэтому ответил:

— Мы все несем за собой окровавленный топор — в том или ином смысле. Просто мне не нравится, когда мне угрожают без причины, поэтому…

— У Рори есть причина, — Пай присела на колени на пол, чтобы лучше видеть молодого человека. А он, в свою очередь, мог лучше разглядеть ее. — Один из наших был убит около двух недель назад. На улице Кресцент, это через дорогу к северу от «Трех Сестер». Дело в том, что он в тот вечер как раз выпивал там. Поэтому когда ты сказал, куда направлялся… а еще ты тут чужак, и это все заставило его… скажем так, напрячься.

Мэтью внезапно осенило. Черноглазое Семейство. Называемое так, видимо, из-за темного макияжа, который они на себя накладывают. Именно это он увидел во время нападения, когда получил удар в челюсть — черные глаза. Мысль, мелькнувшая в сознании, увлекла его воспоминаниями обратно в тюрьму Святого Петра, где он читал «Булавку» своим сокамерникам — Беловолосому и Сломанному Носу.

Тогдашний заголовок гласил: Альбион Снова Атакует. Убийство Совершено на Улице Кресцент.

Мэтью вспомнил, что жертву звали Бенджамин Грир, и он был недавно освобожден из тюрьмы Святого Петра. Тогда Беловолосый сказал: Бенни… черт, он был хорошим парнем. Сбежал с бандой под названием Черноглазое Семейство и устроил не один беспорядок… может, он и делал кое-что, что нельзя назвать порядочными поступками, но у него было доброе сердце.

Мэтью решил, что не в его интересах заявлять, что он знает имя члена Черноглазого Семейства, который был убит мечом Альбиона. Сейчас было явно не то время, чтобы идти столь опасным путем, поэтому пришлось придержать обжигающий поток вопросов, готовый вырваться из его рта.

— Ты хотел что-то сказать? — спросила Пай, потому что он уже почти начал говорить, но вовремя одернул себя.

— Нет.

— А похоже, что хотел.

— Я хотел спросить… — он переменил тему. — По поводу того, что случилось прошлой ночью. Ты… на той улице с теми непонятными, разукрашенными под индейцев уродами, которые тебя били… к чему это все?

Пай, которая не только стриглась, как мальчик, но и носила мужскую одежду, вдруг достала откуда-то глиняную трубку, ловко забила ее и приготовилась закурить. — Меня поймали Могавки, которые развлекаются тем, что наряжаются индейцами. Стараются подражать индейцам-могавкам из колоний. Берут себе соответствующие имена даже. А иногда носят с собой копья и томагавки. Огненный Ветер у них там всем заправляет.