— И куда же нас собираются отвезти?

— В мой дом. С вами будут хорошо обращаться этим вечером. Мои люди продолжат искать Мэтью. Если он найдется — а я ожидаю, что так и будет — то расклад будет самый положительный. Но в любом случае, я уверена, Профессор захотел бы задержать вас — рано или поздно.

Хадсон кивнул.

— Хороший план. Но вы забываете одну вещь.

— О? Пожалуйста, просветите меня.

Резким движением правой руки он нанес ей такой сильный удар кулаком, какой только мог — прямо в лоб над левым глазом. Она завалилась назад, не издав при этом ни звука, и Хадсон был уверен, что она просто начнет падать, как срубленное дерево.

— Вот, что может сделать бык.

Забодать, — хотел закончить он, хотя понимал, что вряд ли кто-то мог бы понять смысл этого образа лучше, чем он сам. Однако он придержал это слово, изумившись тому, что Матушка Диар не потеряла равновесия от удара, который мог бы лишить сознания взрослого мужчину. Она лишь потрясла головой, приходя в себя и прикоснулась к покрасневшему месту, куда прилетел кулак, хотя след остался не более сильный, чем если бы ее просто укусил москит.

— Ох, боже, — проскрипела она. — Неплохо сработано.

А затем ее глаза вспыхнули, и она прогремела:

— Фрост!

Немедленно послышался стук сапог на лестнице. Хадсон схватил стул и бросил его прямо в грудь Фросту, останавливая того на бегу, когда он показался в комнате. Фрост упал на спину, пистолет вылетел из его руки и оглушительно выстрелил. В воздухе повисло облако дыма, когда пуля пробила один из цветных фонарей. Фрост столкнулся с двумя своими товарищами, следовавшими за ним, и они, запнувшись, кубарем повалились с лестницы все втроем.

Берри не успела выкрикнуть предупреждение: Матушка Диар оказалась прямо на Хадсоне.

Старая или нет, эта женщина все еще была полна сил и мощи, присущей ей, похоже, с рождения. Фонарь, который она схватила с ближайшего столика, врезался в левый висок Хадсона, куски стекла воткнулись ему в щеку и челюсть, тут же превратив лицо в сплошное кровавое месиво. Он рассеянно замахнулся для удара, однако массивная женщина увернулась в сторону, тут же приготовившись пнуть своего противника прямо в пах. Перед самым пинком Грейтхауз успел поймать ее ногу за ступню и с силой дернуть ее вверх, заставляя Матушку Диар свалиться с такой силой, что она едва не пробила пол собственной таверны.

Лицо горело от боли, кровь залила его левый глаз. Он отступил от грозной старухи и постарался как-то прояснить зрение, однако та не теряла времени зря, она ползком добралась до своего врага, схватила его за лодыжки и дернула его так, что он тут же рухнул, стукнувшись головой о столик — удивительно, как при этом ему удалось не сломать себе шею.

Пока Матушка Диар вставала с пола, Берри ухватила ее за белые волосы одной рукой, а кулаком второй — нанесла ей удар прямо в нос. Послышался звук, напоминающий треск хрупкого тонкого стекла, а затем голова Матушки Диар… вдруг отделилась от волос.

Берри замерла, растерянно уставившись на утыканный золотыми заколками белый парик в своей руке.

Старуха тем временем окончательно поднялась на ноги. Из обеих ноздрей у нее лилась кровь, в разъяренных глазах стояли слезы боли. Она была совершенно лысая, ее скальп казался мучительным полем битвы толстых и жутких темно-красных ожоговых рубцов. Возможно, именно поэтому ее глаза были настолько навыкате? Из-за старого пожара?

Вид этих ужасных увечий вкупе с окровавленным лицом привел Берри в ужас и заставил окаменеть. Матушка Диар в слепом гневе кинулась на девушку, выхватила свой парик и стукнула противницу так, что та мгновенно потеряла сознание. Как только она упала, Матушка Диар водрузила парик обратно на голову и — хотя надет он был задом наперед — перевела свое внимание на дезориентированного раненого человека, который раньше выглядел, как бык, а теперь едва ли напоминал слабого теленка, тщетно силящегося подняться хотя бы на колени.

Фрост, Уиллоу и Карр, наконец, показались на лестнице, и Хадсон, будь его зрение в норме, мог бы порадоваться, увидев, что Карр придерживает сломанное запястье, а Фрост прикладывает руку к груди. Мужчины добрались до своей жертвы.

— Стойте! — вдруг скомандовала Матушка Диар, и ее люди замерли на месте.

Старуха вытащила из-под лифа розовый кружевной платок и приложила к кровоточащему носу. Хадсон все еще пытался встать. Грузная женщина подошла к нему и опустила руку на его голову так, что тут же отправила его обратно на пол.

— Вот видите, как бывает, — тоном наставника произнесла она. — Когда люди забывают о своих манерах?

Затем она ухватила Хадсона за волосы и врезалась коленом прямо ему в лицо, и последней его мыслью перед тем, как красная пелена боли накрыла его, была о том, что эта «матушка» была той еще сукой.

— Я полагаю, мы пришли, — сказал Кин.

— Похоже на то, — ответил Мэтью. На вывеске перед ними значилось: 1299 Флит-Стрит, а ниже была приписка См. Лютер, Печатник. Учитывая предполагаемое богатство Лорда Паффери, было странно видеть, что знаменитая «Булавка» появляется на свет в столь простецкой печатной лавке — даже вывеске не хватало краски.

С неба падал легкий дождик, оставляя на дороге небольшие лужицы.

Кин сказал:

— Никогда не думал, что окажусь в подобной лавке. У меня какое-то забавное чувство по этому поводу.

— Какое такое чувство?

— Я не знаю… встретиться с Лордом Паффери лицом к лицу. Он, вроде как… ну, знаешь… такая важная персона.

— Он обычный человек. Человек с хорошим воображением и очень слабой тактичностью, но он совершенно обыкновенный: две руки, две ноги, костюм — все, как у других людей. И… он обладает ключом к внешности Альбиона. Так что соберись и пойдем. Я куплю тебе эль, когда покончим с этим.

— На мои-то деньги?

— На мои деньги, которые ты забрал из моего плаща и все еще не вернул.

— Этих денег тебе не хватило бы даже на гнилое яблоко! А-а, черт с ним! — воскликнул Кин, взяв себя в руки. Он тревожно оглядел улицу: движущихся повсюду пешеходов, разъезжающие по дорогам вагоны, кареты и повозки. На Рори был надет потертый костюм с серыми заплатами на локтях и коленях. Галстук, который он небрежно обернул вокруг шеи, был испачкан в саже. Рубашка когда-то давно, наверное, имела белый оттенок, который теперь превратился в желтоватый. В общем и целом, как рассудил Мэтью, Рори готов был сегодня предстать перед Лордом Паффери в своем наилучшем, джентльменском облике.

Кин знал, что выглядит неподобающе. Осознавал, что в этой части города при такой погоде будет неуместно расхаживать в потрепанном костюме, попадаясь на глаза членам высшего общества. Он заметил, как мимо проехала цепочка из крытых карет с тщательно подобранными лошадьми, которые одним своим видом показывали, насколько дорого стоят, а внутри этих экипажей угадывались очертания модно одетых дам с высокими прическами и их прекрасных сопровождающих, которые, похоже, родились в мире, где каждый мог принимать ванну так часто, как только хотел. Он знал, что он не мог — и не должен был — идти с Мэтью к Лорду Паффери в том виде, в котором ходил обычно, и даже с готовностью признавал, что его внешность была оскорбительной для расфуфыренных дам и джентльменов с Флит-Стрит, потому что его костюм был приобретен у гробовщика и принадлежал покойнику, который не успел его доносить.

— Ладно, — выдохнул Кин, стараясь собрать все свое мужество в кулак. — Давай уже покончим с этим.

Примерно сутки тому назад после того, как Мэтью принял обет Черноглазого Семейства и получил метку, он нашел Кина на складе в Уайтчепеле и представил свою идею, разъяснив, что куда более важно узнать, кем является Альбион на самом деле, чем устраивать атаку на Могавков ночью. В конце концов, мог ли Кин быть на сто процентов уверен, что знает, где располагается логово Могавков?