Внутри у Винса все сжалось.

– «Коулфорд Сванн» известна во всем мире качеством своего маркетинга и рекламы. И не просто так. За последние три года Мелани вложила все силы, чтобы создать лучшую в своей отрасли команду профессионалов. И потому принятое нами решение далось особенно тяжело.

Ох, ради бога, давай уже к делу, подумал Винс.

– В понедельник утром отдел маркетинга и рекламы перестанет существовать. А потому вынуждена с искренним сожалением сообщить, что сегодня – ваш последний рабочий день. В течение дня я буду говорить с каждым из вас индивидуально, поэтому, если вы вернетесь на рабочие места и дождетесь возможности поговорить со мной тет-а‑тет, я буду вам очень благодарна. А пока, пожалуйста, никому ничего не рассказывайте. Официальное объявление будет сделано в понедельник утром. Сейчас я хочу воспользоваться возможностью и от имени всех директоров поблагодарить вас за вашу работу и преданность нашей компании.

Она натянуто улыбнулась, собрала бумаги и вышла из комнаты.

Когда за ней закрылась дверь, все сотрудники дружно застонали.

– Черт подери, – произнес Деметриус.

– Блин, – прошипел Сиан.

– Фантастика! – воскликнул Билли.

Винс не знал, что и подумать. Он столько раз представлял себе что-то подобное, мечтал о всплеске адреналина из-за неожиданной свободы, о том, что он сможет сделать, куда поехать, но теперь, когда все случилось, он почему-то чувствовал себя обиженным. Он им не нужен. Они не сделали для него исключения. Они с удовольствием отпустили его в закат, променяли на неизвестного, безликого человека в каком-то офисе, который будет писать им рекламу вместо него.

Его бросили. Причем те, кого он даже не любил. Он чувствовал себя раздавленным.

Через несколько часов встреча со страшной Джилл немного залечила его раны. Они выплачивали ему три зарплаты, неиспользованные отпускные и давали прекрасную рекомендацию. Другими словами, он получил кругленькую сумму и незапланированный отпуск. У Винса невольно появилось праздничное настроение.

Ну, Магда, держись, подумал он. Сегодня мы пьем шампанское.

Джой и Джордж обедали в китайском ресторане в Норбитоне. Джой никогда не думала, что будет когда-нибудь заниматься в Норбитоне чем-то иным, кроме как проезжать мимо этого местечка, но жизнь, как она начала понимать в последнее время, – штука странная и непредсказуемая.

Она ела гигантских креветок китайскими палочками. Раньше ей не удавалось постичь мастерство есть палочками, и она решила, что вполне сможет прожить и без этого, но Джеймс пришел в такой ужас, когда они первый раз пришли в китайский ресторан и она попросила приборы, что Джой со стыдом принялась учиться.

Он научил ее, что верхнюю палочку нужно держать, как ручку, а нижнюю класть между большим и безымянным пальцами, что нижнюю нужно держать неподвижно, а верхнюю использовать как пинцет. Джордж вообще много чему ее научил за прошедшие недели.

Он научил ее открывать шампанское. (Крутить бутылку, а не пробку. Пробка должна выстрелить тебе в руку, а не в потолок.) И как правильно пить шампанское. (Держать бокал за ножку, а не за чашу. Иначе шампанское согреется.)

Он научил ее делать заказы в дорогих ресторанах (просто называть основной ингредиент блюда, например: «я буду ягненка», а не «я буду филе ягненка с кускусом и острым баклажаном») и как пробовать вино (если оно не закрыто пробкой, достаточно сказать «хорошо» и поставить бокал, в дальнейших комментариях нет необходимости).

Он научил ее говорить «гостиная», а не «холл» и искать «уборную», а не «туалет». Разумеется, он не учил ее открыто, это было бы слишком невежливо – она научилась всему сама, читая между строк. Джой начала понимать, что внешне либеральный и свободный Джордж был приверженцем этикета и традиций. Он морщился, когда кто-то громко ругался в его присутствии, ожидал безукоризненного сервиса и непременно жаловался, если ожидания не оправдывались; считал отвратительным сериал «Жители Ист-Энда», ненавидел местечковый говор и очень злился на опечатки в газетах.

Он не то что был снобом, но, несомненно, в его представлении существовал значительный слой общества, пребывающий за пределами его понимания. Люди, которые читали желтую прессу и ездили отдыхать по турпутевкам. Люди, которые сами мыли свои машины и ели на заправках. И Джой странным образом чувствовала, что он находил какую-то воодушевляющую новизну в том, что она пришла к нему из этого загадочного мира. Похоже, он был очарован домом ее родителей, когда Барбара настояла на вечеринке в честь помолвки, и заинтригован жизнью в тупике Эссекс, непрерывным потоком людей с именами вроде Рита или Дерек в одежде из «Маркс энд Спенсер», сосисками в тесте, сэндвичами с ветчиной, выдаваемыми за канапе, и потертой пушистой крышкой на унитазе.

Когда мама Джой предложила разместить объявление о грядущей свадьбе в соответствующем разделе газеты «Телеграф», он рассмеялся – от души, но немного высокомерно. Он употреблял такие слова, как «плебейский», «выскочка» и «неотесанный», и вращал вино в бокале, прежде чем выпить.

Со временем Джой много чего узнала о Джордже – и хорошего, и не столь хорошего, – и впереди ее ждало новое открытие.

– Итак, – начал он, – моя прекрасная будущая жена, ты уже связалась с банком по поводу новых данных?

– О чем ты?

– О твоей новой фамилии. Не забудь, паспорт тоже придется сменить.

Джой сглотнула. Помимо подростковой клятвы не выходить замуж до тридцати она решила, что когда все-таки это случится, она ни за что не возьмет фамилию мужа. Это был дремучий архаизм. Это противоречило всем ее принципам. Ее имя было ее личностью; неотъемлемой частью ее самой. Эту фамилию каждое утро выкрикивали в школе, эту фамилию она использовала при заполнении всех анкет. Эта фамилия не была известной и не переполняла ее гордостью за предков, но это была ее фамилия и она не хотела ее терять.

– Хм, Джордж. Но, понимаешь, я не собираюсь менять фамилию…

Джой не представляла, что произойдет дальше, и представить не могла, как отреагирует Джордж. Но смеха она никак не ожидала.

– Очень смешно, – расхохотался он.

– Нет, Джордж. Я серьезно. Я поклялась, что никогда не поменяю фамилию, еще когда была маленькой девочкой.

Улыбка сменилась на лице Джорджа выражением нескрываемого ужаса.

– Но мы женимся. Тебе придется сменить фамилию.

– Нет. Не в наше время.

– Да. Это очень важно.

– Но почему? Почему важно? Не понимаю.

– Господи. Мы женимся. Ты станешь моей женой. У тебя не может быть другой фамилии. Я стану посмешищем.

Джой фыркнула.

– Перед кем?

– Для кого, – отрезал он. – Для друзей. Коллег. Родных.

– Ох, Джордж, поверь, им совершенно все равно, какая у меня фамилия.

– Разумеется, нет. Они подумают, что ты меня не уважаешь.

– Не уважаю? Джордж, на дворе 1993 год. Этот образ мыслей канул в Лету вместе с карманными носовыми платками.

– Возможно, в твоем мире, – фыркнул он, и Джой решила не обращать внимания на очевидный намек на их разное общественное положение. – Но в моем мире женитьба считается официально зафиксированным союзом между двумя людьми. Мы станем одним целым. Станем семьей. С одной фамилией.

– Ну хорошо, тогда давай возьмем мою фамилию. Станем оба Даунер.

– Ой, не глупи.

– Что в этом глупого? Ты только что сказал, что раз мы женимся, у нас должна быть общая фамилия – так давай возьмем мою фамилию.

Он вздохнул и взял своими палочками пучок зеленого лука.

– Ты ведешь себя инфантильно.

– Почему? Что не так с моей фамилией?

– Все с ней нормально. Но это твоя фамилия. Это неправильно. К тому же это было бы неуважением к моей бедной усопшей маме.

– Твоей усопшей маме! Как насчет моих живых родителей?

– Ой, прекрати. Это как-то низко.