Джой замолчала и глубоко вздохнула. В крови бурлил адреналин, левое веко начало дергаться. Она смотрела на Алана и ждала ответа.

Он медленно кивнул и поднял на нее глаза.

– Хорошо, – снова повторил он. – Я понял. Иди.

– Что?

– Я сказал – иди.

– И все? Тебе больше нечего сказать?

– Ты слышала.

Джой с сомнением посмотрела на дверь, уверенная, что сейчас ее отец скажет что-нибудь еще, проявит эмоции, попросит прощения. Но нет. Вместо этого он придержал для нее дверь.

– Ты говоришь, я тебе не нужен, – сухо проговорил он, пока она шла мимо него в коридор. – Ну и хорошо. Ты тоже мне не нужна. Вообще-то, я никогда тебя не хотел. Всего хорошего.

Джой повернулась и посмотрела на отца, пытаясь разглядеть в его глазах боль, но они были мертвы. Она открыла рот, но не смогла выразить свои чувства словами.

А потом она навсегда покинула дом Тони Моран и жизнь своего отца.

Джой стояла на стремянке в старом спортивном костюме Джорджа, который был ей велик на пару размеров, с валиком в одной руке и лотком для краски в другой.

Джордж на кухне готовил чай и собирался сделать нечто необыкновенное. Он планировал это уже давно. Он знал, что сделает это с того момента, когда впервые увидел Джой. Он хотел сделать это прошлым вечером, но в последний момент струсил. Он подумал, что, возможно, этого не стоит делать вообще, но сейчас, когда он предложил ей приготовить чашку чая, а она улыбнулась ему со стремянки и ответила: «О да, пожалуйста», и на щеке у нее была мятно-зеленая краска, которой она красила его квартиру в его старом спортивном костюме днем в субботу, ему захотелось сделать это сильнее, чем когда-либо.

Джой тоже знала, что он собирается это сделать. Она чувствовала искры, летящие от его стремительных передвижений по квартире – словно маленькие светлячки. Последние два дня все шло к этому.

После работы в пятницу Джордж встретил ее на своей машине и смотрел на нее целую минуту, прежде чем завести мотор.

– Ты же не против? – спросил он. – Просто хочу тобой полюбоваться.

– Нет, – ответила она. – Сколько угодно.

Похоже, потом он собирался что-то сказать, но в конце концов завел машину и поехал.

Они пошли ужинать в маленький французский ресторан за зданием оперы в Ковент-Гарден, где ели жирную утку в чесночном масле, соленую икру трески и мягкие утиные ножки с золотистыми ломтиками имбиря. Они обсуждали свои тяжелые и беспорядочные прошлые отношения.

– Знаешь, – сказала Джой, – если сейчас ничего не выйдет, я всерьез задумаюсь о том, чтобы стать монахиней.

– Серьезно?

– Да. Это лучшие отношения, которые были в моей жизни.

Она не обманывала. Джордж не был ее величайшей любовью, но Джой вообще сомневалась, что это имеет значение. Зато в его обществе она наслаждалась каждой минутой: он звонил, если обещал позвонить, общался с ней с уважением, граничащим с почтительностью, и с ним она твердо стояла на ногах. Еще она обнаружила, что отсутствие эстетической привлекательности – не помеха отличному сексу, и неоспоримым доказательством послужил тот факт, что прошлой ночью Джордж помог ей достичь первого в жизни глубокого оргазма.

– Поверить не могу, что у меня ушло на это семь лет, – тяжело дыша, призналась она потом. – В фильмах все выглядит так легко.

– Честно говоря, – робко признался Джордж, – мне казалось, что они у тебя постоянно.

– Нет, это точно был первый. Ты не почувствовал разницу?

– Нет, – признался он. – Ты всегда довольно… громкая.

– Да?

– Ну да. В хорошем смысле. Очень хорошем.

– О нет! Я кричу, как порнозвезда?

– Нет, – рассмеялся Джордж. – Вовсе нет. Просто занимаешься сексом очень увлеченно. Это хорошо. Прекрасно. Еще одна черта, которую я в тебе люблю.

Это было одно из нескольких косвенных упоминаний слова на букву «л» за выходные, и эти упоминания делали ее счастливой, и, хотя Джой точно не любила Джорджа, она, несомненно, не была в него не влюблена. Она любила находиться с ним рядом. Любила, как он на нее смотрит. Любила его чувства по отношению к ней. Любила, как он с ней обращался. Вернее сказать, она чувствовала, что однажды, если все в нем совсем немного изменится, она сможет научиться любить его.

Джордж учил ее быть взрослой именно в тот период жизни, когда ей очень нужно было повзрослеть. Он словно не замечал, что Джой была еще ребенком, он увидел в ней зрелого человека и пригласил в свой взрослый мир, не сомневаясь, что она сможет достойно себя вести. Они жили взрослой жизнью: ездили в большой взрослой машине и делали серьезные взрослые вещи. Говорили о политике, философии, чувствах, жизни. Они готовили друг для друга по кулинарным книгам – ужины из двух блюд с креветками, клешнями краба и сложными соусами, и ели эти блюда при свечах, включив музыку. Они проводили по двадцать минут, выбирая в магазине вино, учитывая не стоимость бутылки, а погоду в год сбора урожая. Днем по воскресеньям они ездили за город и фотографировали пейзажи огромным «Никоном» Джорджа.

У Джорджа были взрослые друзья с детьми и ипотеками, которые сыграли свадьбы в графствах, расположенных неподалеку от Лондона, и которые устраивали грандиозные приемы в садах своих родителей.

Даже его привычка курить травку казалась взрослой. Худая сорокалетняя женщина по имени Мэриан приходила к нему домой каждые две недели и приносила небольшой кусок гашиша. Она убирала волосы в пучок и рассказывала о своих детях и путешествиях, пока делала косяк, чтобы покурить с ним вместе. Через полчаса она аккуратно убирала двадцатифунтовую купюру Джорджа в кошелек, который носила на талии, садилась в блестящую «Тойоту Короллу» и возвращалась в свой типовой домик в Кэтфорде.

Джой больше не ощущала себя тинейджером-переростком. Она была готова оставить этот период жизни позади. Она хотела читать толстые, сложные романы давно умерших русских писателей, готовить домашний паштет, учиться играть в шахматы, читать серьезные газеты и использовать в разговоре длинные слова.

Ей не хотелось возвращаться в круговорот баров и клубов, очаровывать глупых мальчишек, пахнущих сигаретами, и мечтающих о сексе куда сильнее, чем они притворялись. Не хотелось провести очередную вечеринку на кухне со скучным типом, которого избегают все остальные – из вежливости, ведь он поймет, что на самом деле ей не нужно в туалет и это просто предлог. Не хотелось, чтобы к ней хоть раз в жизни снова не пришли на свидание, не хотелось опять сидеть в пабе с друзьями, размышляя, что мужчина ее мечты может находиться где-то за углом.

Джой хотелось стабильности. Уверенности.

А Джордж как раз собирался предложить ей все это в чистейшей концентрированной форме.

– Смотришься очаровательно, – сказал он, ставя чай на верхнюю ступеньку стремянки.

– Угу, – протянула Джой, убирая волосы с глаз тыльной стороной ладони, – не сомневаюсь. Измазанные краской спортивные костюмы всегда были мне особенно к лицу.

– Это что-то в духе Фелисити Кендал. Взъерошенные волосы, мальчишеские замашки. Ни один англичанин не устоит. Во всяком случае, я не могу.

Он улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь Джой спуститься с лестницы.

– Слушай, – сказал он, повернув к себе ее круглое лицо, – я скажу быстро, чтобы не пойти на попятную, но когда ты вчера заявила, что готова стать монашкой, если у нас ничего не получится, ты говорила серьезно?

– Да. – у Джой внезапно перехватило дыхание.

– Хорошо, потому что я чувствую то же самое. Я тоже готов стать монахом. Правда, монахом-агностиком. Ну вот, я опять отошел от темы, потому что на самом деле я хотел спросить… – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Ты хочешь выйти замуж? За меня?

И хотя Джой всегда утверждала, что никогда не выйдет замуж до тридцати, хотя она знала Джорджа всего восемь недель и сомневалась, что хочет провести остаток жизни с этим человеком, она заглянула в его зеленые глаза, впитала каждую молекулу его безусловной и нескрываемой любви, поняла, что он никогда ее не оттолкнет, всегда будет хотеть ее, что она навсегда останется для него девушкой мечты… И сказала «да».