От непогоды брезент поблек и уже представлял собой слабое укрытие от ветра и уж совсем не спасал от морозов.
Гурко появлялся в палаточном городке, как правило, задолго до рассвета, шел мимо палаток, выслушивал рапорты дежурных ордеров, разговаривал с дневальными солдатами. Позже, перед побудкой, к генералу присоединялась свита из старших офицеров, адъютанты.
У палаток егерей дневальный развел костерок, грел руки. Увидев генерала, вытянулся:
— Голодно, солдат? — спросил Иосиф Владимирович.
— Да уж как иному быть, ваше высокоблагородие, коли в зиму повернуло.
— Сколько лет служишь, солдат?
— Пять, ваше высокоблагородие.
— Откуда призван?
— С Рязанщины, ваше высокоблагородие, из деревни Лесной.
— Поди, леса у вас хорошие?
— Ни единого деревца, ваше высокоблагородие.
— Отчего же деревню назвали Лесной?
— В лета давние, сказывают, так барин пожелал.
— Ну, дневаль, солдат. Скоро срок службы закончится, домой, к земле воротишься, хлеб растить.
— Да уж как, ваше высокоблагородие, по земле соскучился…
К исходу дня Иосиф Владимирович почувствовал общее недомогание, болела голова и тело было чужим.
«Не ко времени болезнь», — подумал Гурко.
Такое с ним случилось три года назад. Тогда он только взял себе в денщики Василия. Увидев, как мается генерал, Василий поднялся на рассвете, сварил какие-то травы, влил в это снадобье спирт и поднес генералу:
— Ваш благородь, испейте.
Выпил тогда Иосиф Владимирович, потом пропотел, трижды денщик белье ему менял, а утром поднялся совершенно здоровым…
И вот сегодня прошлое недомогание почувствовал. Позвал денщика:
— Кажется, Василий; надо варить твое зелье. Нам по лазаретам не время отлеживаться.
— А я вас, ваш благородь, в госпиталь и не отпущу. Попьете травки, хворь позабудете.
Правду сказал псковский крестьянин, а когда Гурко поправился, спросил:
— Неужели, Василий, от бабки познание твое?
— Ваш благородь, от бабки истинно. Она многое чего умела…
Тотлебену не спалось. Накинув на плечи подбитую мехом генеральскую шинель и надев папаху, он толкнул набухшую дверь. С улицы пахнуло морозом. Свежий ветер ворвался в сени. Тотлебен переступил порог, остановился на крылечке.
Сквозь рваные облака проглядывали крупные звезды. Множеством костров горела Плевна, а вокруг, насколько хватало глаз, в расположении российских войск из труб землянок роем взметывали искры, гасли на взлете.
Тотлебен прислушался. Ничего, кроме завывания ветра. Но генерал знал: по его приказу с восточной стороны Плевны полным ходом идут саперные работы. Солдаты роют траншеи, приближаясь к вражеским укреплениям, устанавливают батареи, чтобы с утра с короткой дистанции начать обстрел вражеских позиций. А под Гривецкие высоты по его, Тотлебена, чертежам румынские инженеры закладывают мины.
Железным обручем охватили Плевну. Блокадные участки определены четко между корпусными генералами, с диспозициями, предусматривающими взаимную поддержку.
По всем предположениям Тотлебена, Осман-паша уже перевел армию на голодный паек. Подтверждением тому служат участившиеся рекогносцировки противника, военные демонстрации. Осман-паша ищет место для прорыва блокадного кольца. Не позже чем вчера три табора пытались пробиться в районе Софийского шоссе. Осман-паша бросил в дело две тысячи конных черкесов. С визгом и гиканьем они ринулись на позиции гвардейского полка. Солдаты отбили атаку.
«Мечется Осман-паша, мечется, — подумал Эдуард Иванович. — Ан крепко мы капкан захлопнули. Заставим, заставим Османа пардону просить, саблю отстегнуть. Что и требовалось доказать…»
Иногда Тотлебен задавал себе вопрос: почему Осман-паша после того, как генерал Гурко взял Горный Дубняк и Телиш, не вывел армию, прорвав не укрепленное блокадное кольцо?
На прошлой неделе в Порадиме император, остановив Тотлебена, заметил чуть раздраженно:
— Эдуард Иванович, двадцать дней как вы приступили к задуманной операции. Скоро ли конец?
— Ваше императорское величество, не торопите события. Как записано в Ветхом Завете: «Если Бог за нас, кто против нас?»
Александр пренебрежительно усмехнулся:
— Дорогой Эдуард Иванович, вы настолько сведущи в Библии, что вам не мешало бы вспомнить и другие слова, записанные там же, в Ветхом Завете: «У всякого благоразумного проси совета и не пренебрегай советом полезным».
Повернулся к Тотлебену спиной и, сопровождаемый свитой, молча удалился.
Ох, как много мог бы сказать Эдуард Иванович в тот час, будь на месте императора кто другой, и о никчемности штурмов, и о громадных потерях… А все почему? Промедлили, пропустили Осман-пашу в Плевну, так уж извольте подчинить свою стратегию соответственно сложившейся ситуации…
Вот и главнокомандующий проявляет недовольство им, Тотлебеном, в медлительности обвиняет. Не иначе, государю нашептал…
Эдуард Иванович думает еще о том, что блокада продлится от силы недели две, и гарнизон Плевны капитулирует. Тогда история и рассудит его, Тотлебена, с великим князем Николаем Николаевичем…
В трех метрах от Тотлебена стоял караульный солдат. Эдуард Иванович спросил:
— Какого года службы, братец?
— Третьего, ваше превосходительство.
— Из мужиков? Зовут-то как?
— Так точно, ваше превосходительство, из мужиков. Силантием Егоровым кличут.
— Значит, хлебопашеством занимался. Поди, по земле соскучился, Силантий Егоров?
— Известно, ваше превосходительство, земля, она мать-кормилица.
— Ничего, Силантий, закончим войну, отслужишь срок, домой воротишься.
— Святое дело, ваше превосходительство, хлебушко сеять.
— Оно, братец, так, да и воевать кое-когда надобно. От нынешней войны куда подеваться?
— Это верно заметили, ваше превосходительство, исстрадался здешний народ и без нас не обойдется. А на лютости башибузуков насмотрелись мы.
— Правда, Силантий, правда. На российского солдата у болгарина вся надежда… Добро, солдат, неси свою службу, а мне позволь часок-другой поспать. Прошлую ночь глаз не сомкнул. Как видишь, не всегда генеральской жизни позавидуешь.
— Да уж куда точнее, ваше превосходительство. Однако ни один генерал в мужики не подался.
Тотлебен рассмеялся от души:
— Ты, братец, не про-ост!
Солдат понравился Эдуарду Ивановичу. В комнатке, умащиваясь на деревянной кровати, генерал подумал, что хоть и государь снова торопит с наступлением, он, Тотлебен, не отступит от своего плана. Но что Осман-паша? Его будут пытаться выручить. Весьма возможно, турки перебросят крупный отряд из Разграда к Ямболу и отсюда железной дорогой на Татар-Пазарджик… По данным полковника Артамонова, Сулейман-паша перебрасывает свои бригады от Шипки к Разграду. Уж не замыслил ли он начать наступательные операции по ту сторону Балкан? Тогда его удар будет направлен на прорыв блокады Плевны. Устоит ли Федор Федорович Радецкий?
Как опытный шахматист, Тотлебен мысленно двигал бригады, дивизии в местах возможного наступления. Прикидывал контрмеры неприятеля, взвешивал соотношение сил…
Султан надеется на Осман-пашу, он требует от него любой ценой удержать Плевну, понимая, что от этого зависят последующие боевые действия российской армии.
Подбадривая Осман-пашу, султан своим фирманом присвоил ему титул «гази» — непобедимый.
Эдуард Иванович улыбнулся. Если бы титулы и звания судьбу решали! Положение армии Осман-паши безнадежное. Блокада Плевны завершена. Со взятием Гурко Горного Дубняка и Телиша Осман-паша потерял последнюю связь с Софией и Видином…
Глава 7
Стоян мечтал, как он привезет Светозару в Петербург. Скорее всего это случится весной, когда наступят теплые дни и первая зелень тронет землю и кустарники.
За решетчатыми оградами особняков садовники будут расчищать дворики, вскапывать цветники. С вокзала Стоян повезет Светозару на извозчике, на ходу знакомя с городом.
