Бакстер покачал головой.

— Хотите за это взяться? — обратился он к Рейнеке и к Дженкинсону. — Тогда будьте хитрее. Ты можешь сама разбираться со своей грязью, Даллас, но кто-то тем временем запачкает все Управление, всех нас. Мы все обязаны этому помешать. При этом, возможно, будет спасена чья-то жизнь, потому что нет никакой уверенности, что смертям пришел конец.

— Как я сам об этом не подумал! — пробормотал Дженкинсон. — Скользкий же ты тип, Бакстер!

Тот, глядя на Еву, ухмыльнулся.

— Да, я такой: скользкий и блестящий. Женщинам нравится!

— Ну, так действуйте, жонглеры, только осторожно. Сколько, кстати, тем двоим зарезанным пацанам, Дженкинсон?

Взгляд Дженкинсона сразу погас.

— Одному пятнадцать, другому восемнадцать. Братья.

— Они — твой приоритет.

— Кто же спорит, Даллас? Мы не уроним ни один из подброшенных мячиков.

— Пибоди, на тебе снабжение всех необходимыми данными.

— Слушаюсь, сэр.

— Если надо, свяжитесь с Фини и с Макнабом на темы электроники, с Мирой по ее профилю. В лаборатории обращайтесь только к Дикхеду. Крышка с котелка рано или поздно слетит, но только не под давлением изнутри нашего отдела. Необязательно говорить вам об этом, но я все равно скажу. Если к вам обратится пресса или вообще кто-нибудь, ответ возможен только один: вы ни при чем, все вопросы к лейтенанту Даллас. И последнее. Бакстер!

— Я весь внимание.

— Всю летящую грязь принимаю на себя я. За это мне и платят чуть-чуть больше, чем тебе. Тем не менее твоя помощь и твое желание ее предложить — это ко всем относится — заслуживают высочайшей оценки. Все свободны.

— Никому не позволим покушаться на нашего лейтенанта! — заявил Дженкинсон и первым покинул комнату.

— Очень мило! — сказала Пибоди. — Дженкинсон в своем репертуаре.

Ева наморщила нос.

— Не выношу пафос!

В двери появилась физиономия Трухарта, выражающая неисчерпаемое рвение.

— Прошу прощения, лейтенант, к вам Надин Ферст.

— Она здесь?

— Так точно, сэр. Бакстер прогнал ее от вашего кабинета, но она расположилась вместе со всеми нами. Мы не знали, как вы на нее прореагируете.

— У нас все, Пибоди?

— Все.

— Пришлите ее сюда, Трухарт.

— Слушаюсь, лейтенант.

— Ей положено находиться на Невисе или еще где-то, где пальмы и песочек, в обществе племенного производителя по кличке Бруно.

— Это тот, с развитым брюшным прессом? Она рассказывал мне про него у тебя на дне рождения.

— Да, пресс у него, похоже, что надо. Ладно, я с ней разберусь. А ты займись теми, чьи имена уже прислала Мира. Позаботься, чтобы у всех были данные, чтобы начать работу.

— Уже бегу.

Пибоди бросилась к двери, но оттуда как раз появилась Надин в сверкающих сапогах до колен, в облегающих черных брючках, в маково-красном свитере под распахнутым пиджаком, с меховой шубкой в руках.

— Тут у вас минус пять и вероятность пурги к вечеру. На острове в момент моего отлета было плюс двадцать восемь и ослепительное солнце. Твои копы не пускали меня даже с этим. — Она бросила на длинный стол красивую коробку. — Двойные шоколадные кексы, мечта копа.

Отвергнуть лакомство?! Неужели ее копы перерождаются на глазах?

— Пибоди, захвати это с собой и угости ребят. С ума они, что ли, посходили — отказываться от шоколада?

— Сначала я угощусь сама, а то они мне ничего не оставят. Мои любимые!

— Только что сделаны, может, еще теплые, — поддала жару Надин. — Приятного аппетита, Пибоди.

— Как провела Рождество, Надин?

— Недурно, а ты?

— Тоже. — Поймав укоризненный взгляд Евы, Пибоди схватила коробку. — Еще увидимся!

Надин бросила свою шубку на стол и водрузила рядом с ней полосатую, как зебра, сумку размером с контейнеровоз — рождественский подарок Евы.

— Тут варят нормальный кофе? — Она указала на автокухню.

— Нет.

— Паршиво.

— Где Бруно?

— Дуется. Не знаю, пришло ли время проявить вкус и найти подходящий подарок, который обозначит расставание. Он — чудесное развлечение, пока я решаю, что для меня важнее — продолжить развлекаться или поставить точку. Я еще настроена на развлечение. Но хватит про меня. Что у тебя нового?

— Ничего такого, из-за чего тебе стоило бы возвращаться.

Надин достала из своей огромной сумки-зебры папку.

— Здесь письма мне, связанные с книгой и с фильмом. Я уже все просмотрела и отсеяла тех, кто никак не может быть вовлечен: четырнадцатилетнего мальчишку, женщину, недавно отметившую свое столетие прыжком с парашюта, ученого, занимающегося алеутами. И еще некоторых. Я знаю в этом толк, Даллас.

— Все равно напрасно ты прервала свой отпускной секс и примчалась сюда.

— Хорошо сказано — «отпускной секс»! Признаться, это приятное занятие, но подруга важнее. А уж если она — отличный коп. Можешь поменять эти причины местами. Добавь еще одну — отличный сюжет! Он обязательно станет громкой сенсацией.

— Знаю.

— Давай поможем друг другу. Не это ли предназначение друзей? Не для этого ли созданы хорошие копы и ловкие репортеры? Расскажи мне все, что можешь, и я с этим поработаю. Пусть я и прервала свой отпускной секс, но официально я еще не на работе. Я одна, без команды.

Еве очень хотелось настоящего кофе, который ждал ее в кабинете, но вести туда Надин она не собиралась. Не в этот раз.

— У нас появился второй потерпевший.

— Второй? — Надин снова запустила руку в «зебру» и достала блокнот и карандаш. — Видишь? Никакой записи, только от руки. Мои каракули никто не прочтет. Имя?

— Вендал Ледо.

— Связь с Баствик?

— Неизвестно. Он был мельчайшим наркоторговцем. Жил и работал в Квадрате.

— На уважительном удалении от Баствик. Как его убили?

— Хороший репортер может выяснить это сам.

— Выясню. Связь с тобой — или предпочитаешь, чтобы я и это сама раскопала?

— Считай, что узнала это из случайного источника, не очень желавшего делиться сведениями. Однажды он врезал мне кием, который я перед этим сломала об голову другого козла.

— Ясно, легкие жизненные неурядицы. — Надин оторвалась от блокнота. — Не хочешь же ты сказать, что его убили за то, что он ударил тебя бильярдным кием?

— Типа того.

— Убийца не оставил нового послания?

— Оставил.

— Какое?

— Тебе достаточно знать, что оно в общих чертах повторяет первое.

— Я бы могла помочь, если бы… Подожди. — Она в очередной раз залезла в сумку и достала коммуникатор. — У меня стоит будильник. Только что сработал.

— Плевать.

— Расскажи мне, что сможешь, и скажи, что мне можно делать, а чего нельзя.

— Я не могу. — Прервавшись, Ева взяла собственный коммуникатор. — Это наш главный по связи с прессой, — объяснила она Надин. — Даллас, частный режим. — Слушая и давая короткие ответы, она стала ходить вдоль стола. — У меня Надин Ферст. Знаю. Никаких отклонений от плана. Тоже знаю. Ладно. Послушайте, Киунг, вы забыли, как я вас хвалила? Вот и себя похвалю: я не дура. Я ей скажу.

Она убрала коммуникатор в карман.

— Он позвонит тебе через две минуты и сообщит то, что можно. Назови его «безымянный источник в Управлении полиции Нью-Йорка».

— Годится.

— Можешь остаться здесь, если хочешь, а мне пора идти.

— Хорошо. Эй, не так быстро, Даллас!

Ева оглянулась.

— Что еще?

— Будь на стреме.

Ева заморгала.

— Что я слышу? Ты стоишь передо мной в лакированных сапогах, доходящих до промежности, щеголяешь с «зеброй» — и советуешь мне поберечься в таких выражениях?

— Бруно обожает военные триллеры и учит меня специфическим словечкам.

— Я знаю и не такие. «На стреме».

У нее почему-то полегчало на душе.

Не имея выбора, Ева согласилась провести днем пресс-конференцию. У нее еще осталось время, чтобы поработать, прежде чем Пибоди доложит о результатах работы с обновленным списком Миры.

— Мейсон Тобиас, — начала Пибоди, садясь вместе с ней в машину в гараже. — Двадцать шесть лет. Холост, женат не был, ни с кем не сожительствовал. Живет с матерью, сейчас работает посудомоем и рассыльным в «Шейкис Дайнер». Раньше был кладовщиком, помощником мусорщика, развозил пиццу от «Мидтаун Пицца», предыдущая должность — охранник в торговом центре. Задерживался за неоднократное проникновение на частную территорию, нарушение общественного порядка, хулиганство в Сети, сопротивление аресту. Был случай нападения, не получивший развития в суде. Против него вынесено два ограничительных судебных постановления.