— Я сумела добраться до коменданта в доме Ледо. Он уже почти два года не вызывал никого морить насекомых.
— Мы и сами были близки к этому выводу.
— Да, достаточно было оглядеться и принюхаться. Я запросила информацию на Ледо, поговорила с его матерью. Ее сильнее всего беспокоило, почему это ее проблема. Она не видела сына уже лет пятнадцать. Разговор получился короткий — что толку? Связаться с Ателли?
Ева, помедлив, пожала плечами.
— Почему нет? Если ему охота достойно проводить Ледо в последний путь, зачем мешать? — Она еще раз проверила время. — Рапорта чистильщиков еще нет. Загляну-ка я в морг. Но первым делом брифинг.
— Что-нибудь подготовить?
— Готовить нечего. Мы не можем выпустить ориентировку на задержание неизвестного, одетого как борец с насекомыми или посыльный.
Решив, что подчиненным потребуется вся информация, она все-таки приготовила все, чем располагала. Когда они начали собираться, она уже вывела на экран свой журнал с фотографиями обоих потерпевших и мест преступления, с данными по времени, с рисунками Янси и с предполагаемым обликом убийцы, выдающего себя за посыльного.
Дженкинсон явился в красном галстуке в синенький и желтенький горошек — как же он замучил сослуживцев таким странным вкусом! — и с кругами вокруг глаз, свидетельствовавшими о сильном утомлении. Ева вспомнила, что он и Рейнеке расследуют двойное убийство: двоих подростков исполосовали ножами, чтобы отнять у них рождественские подарки — воздушные скейтборды.
— Дело движется? — спросила она.
— Транспортное управление предоставило записи камер со станции метро, где сошли потерпевшие. За ними увязалась какая-то троица. Сейчас мы стараемся опознать каждого из троих. Ничего, мы их схватим! — Он указал на экран. — Здесь с опознанием не больно разбежишься. Я был о Баствик невысокого мнения. Уж очень она старалась выставлять копов остолопами. Но и ты не промах: знала, с кем имела дело, и подготовилась. Имела право.
Нет, подумала Ева, не всякий коп — Дженкинсон. Не всякий умеет так подготовиться, чтобы его не выставили остолопом.
— Давайте покончим с этим, — обратилась она к собравшимся, — чтобы все могли вернуться к своим делам и продолжить ловить преступников. Первая потерпевшая: Баствик, Леанор. Почти все вы знаете, кто она такая, некоторые — на собственной шкуре. Но для тех, кто не знает…
Она перечислила необходимые подробности, рассказала об убийстве и о месте преступления, вывела на экран послание.
Кто-то что-то забубнил, у кого-то скрипнул стул. Большинство, как она заметила, изучая лица, уже что-то слышали. Однако крышка была закрыта так плотно, что картина во всей полноте вызвала удивление.
— Мы ждем утечек, и скоро, но я не хочу, чтобы их источником стала эта комната, мой отдел. Мы с Пибоди ведем это расследование на двух уровнях. Первый — это поиск того, у кого был мотив, средства и возможность убить Баствик. Второй — это поиск человека с мотивом, связанным со мной. Доктор Мира определяет неизвестного как организованного, умелого человека с самоконтролем. Убийца не оставил на месте следов, постарался предотвратить опознание. Мы считаем, что он долго изучал и преследовал Баствик, чтобы изучить ее правила и замашки.
— У людей, вроде Баствик, всегда куча врагов, — подал голос Бакстер. — Такие враги могут считать тебя другом.
— Именно по этим соображениям сейчас изучается поступающая для меня корреспонденция. Мы с Пибоди занимаемся теми ее авторами, которых Мира считает потенциальными подозреваемыми. Одновременно мы отслеживаем угрозы, поступавшие потерпевшей, ищем подозрительных авторов и сопоставляем их с моими.
Она повернулась и расширила изображение на экране, вставив фотографию Ледо.
— Второй потерпевший — Ледо Вендал, мелкий наркоторговец, подсевший на собственный товар.
— Вот дерьмо! Ледо! — Рейнеке подался вперед и чуть не утопил свой мятый галстук в чашке кофе. — Я брал его еще молокососом. Был болваном тогда и с возрастом не изменился. Таким же, видать, и помер. Не вижу связи с Баствик. Не представляю такого, как он, ее клиентом.
— Я тоже. Сейчас единственная ниточка между ними — я. Полюбуйтесь, это торчавший из груди Ледо обломок бильярдного кия. Мы ждем отчета чистильщиков с места преступления, хотя они вряд ли что-то обнаружат.
— Вы сами как-то раз пострадали от сломанного кия Ледо, — напомнила Кармайкл, пожимая плечами. — Помните, лейтенант, как вы явились сюда с фонарем под глазом? У Пибоди тогда был такой вид, словно она еле отбилась от уличной банды. Я тогда еще спросила, откуда такой фингал.
— Я не успела увернуться от удара, — сказала Ева. — Вот и огребла. С тех пор прошло два года. А вчера вечером его убили — якобы ради справедливости.
Она показала коллегам второе послание.
— Это уже назойливость, — пробормотал Бакстер, заставив Еву удивленно поднять брови. — Первый текст тоже больной, но хотя бы обстоятельный: правосудие, то да се, она тебя обидела и поплатилась за это. А здесь уже больше напора, требовательности.
— И желания признания, — тихо дополнил Сантьяго. — Вашего признания, Даллас. Если он его не получит, то убьет еще кого-нибудь, демонстрируя свою преданность. А если получит, то совершит новое убийство, потому что вы его вознаградили.
Она и сама пришла к тому же выводу. Куда ни кинь, всюду клин.
— В общем, отовсюду выпираешь ты, — сказал Дженкинсон. — Либо оскорблен он, либо ты, если Уитни тебя отстранит. Кто-нибудь тебя донимает, босс? Больше обычного?
— Нет. Я уже ходила по этому кругу. Больше всего шансов сулят письма и банальная полицейская работа: стучаться в двери, допрашивать, соображать, что могли бы нам рассказать сами потерпевшие.
Она помолчала и бросила на весы самую тяжелую гирю.
— Исходя из доступных фактов, неизвестный, вероятнее всего, служит в правоохранительных органах или в обслуге. Или хочет в них служить.
Никто не выбранился, не выразил возмущения. Все с горечью, молча приняли сказанное ею к сведению. Хороший, крепкий у нее все-таки отдел!
— Можно прикинуть, не писал ли письма кто-то из покушавшихся на копов, — сказал Сантьяго, глядя на Кармайкл.
— Точно, — сказала та. — Мы с Сантьяго возьмемся за это.
— А мы с Трухартом проверим отставных и отстраненных от службы полицейских. — Сказавший это Бакстер посмотрел на своего молодого помощника в форме.
— Валяйте.
— Лейтенант? — произнес Трухарт.
— Слушаю вас.
— Он упорно повторяет слово «правосудие». Что, если поискать по письмам того, кто не добился правосудия или остался при мнении, что с ним поступили несправедливо? Какой-то потерпевший или связанный с потерпевшим человек? Баствик состряпала оправдание подозреваемого или досудебную сделку. Возможно, Ледо сыграл при этом какую-то роль: продавал наркотики кому-то, вышедшему сухим из воды, потерпевшему или самому разыскиваемому. Вдруг наркотики сыграли роль в том, что разыскиваемый стал убивать?
— Он у меня мыслитель, — прокомментировал не без гордости Бакстер.
— Мы учитываем такую версию. Ты прав, что указал на нее, — сказала Ева Трухарту. — Но это все равно что искать свихнувшуюся иголку в куче других иголок. Учти, не в стоге сена! Я заказала перекрестный поиск человека, связанного с обоими потерпевшими. Пока что результат нулевой. Если связь существует, то крайне мутная.
— А мы ее все-таки поищем, — сказал Рейнеке, кивая Дженкинсону.
— Вы заняты собственным расследованием, — напомнила Ева.
— При всем уважении, босс, нам это не помешает, — возразил Дженкинсон. — Все здесь работают достаточно давно и могут долго стоять на одной ноге с одним закрытым глазом. Всем ведь понятно: если орудует коп или кто-то связанный с копом, то двух мертвецов, конечно, не оживить, но чем скорее мы положим этому конец, тем меньше грязи прилипнет к Управлению. Да и к вам, лейтенант.
— О своей грязи я позабочусь сама.
После недолгого молчания слово взял Рейнеке:
— Дженкинсону неудобно дважды вступать с вами в спор, поэтому его заменю я. Вы не правы, лейтенант.