— Предположим, я откажусь от дела, решу, что оно недостойно моего времени и усилий. Что тогда? Что? Не совершит ли он новое убийство, не превзойдет ли себя, не выберет ли того, ради кого я уже не пожалею своего времен и сил?

Мира щелкнула себя по носку красной туфельки.

— Образцовый коп! — похвалила она. — Да, такое возможно. Ясно одно: он зациклен на тебе.

— Не скажу, что это ясно и для меня, но я этого не исключаю. Как и того, что все дело было в самой Баствик. Я должна делать свою работу, одобряешь ты меня или нет. Нам бы следовало задаться другим вопросом: почему он зациклился на мне? Почему нафантазировал себе эту дружбу? Как мне ее использовать, чтобы остановить его? Вот где мне нужна твоя помощь!

Мира вздохнула и посмотрела на Евину автокухню.

— Хочешь своего любимого чаю? Кажется, он у меня еще есть.

— Не отказалась бы. Уж очень ты меня огорчаешь.

Ева встала и запрограммировала чай.

— По-моему, это и есть недопустимо личный подход.

— Никуда не денешься, — сказала Мира и улыбнулась оглянувшейся на нее Еве. — Но хороший психиатр, совсем как хороший коп, умеет сохранять объективность. Этот человек идеализирует тебя, Ева, а это очень опасно.

— Почему? — спросила Ева, протягивая Мире чашку. — Я не про опасность. Почему он меня идеализирует?

— Ты — сильная женщина на опасной работе. У тебя яркая карьера.

— Мало ли женщин служит в полиции! — возразила Ева. — Многие в офицерских званиях.

— Добавлю, что многие твои дела попадают в фокус внимания прессы. Ты замужем за крупным, исключительно успешным и притом загадочным человеком, тоже привлекающим очень много внимания.

Пока они пили чай, Ева хмуро обдумывала услышанное.

— А тут еще популярная книга, героиня которой — ты. Не говоря об успешном фильме, расхваленном критиками, — продолжила Мира. — Ты рискуешь своей жизнью ради защиты и службы, хотя могла бы беззаботно путешествовать, вести богатую жизнь, наслаждаться привилегиями. Ты выбрала работу, трудишься, не жалея сил, идешь на смертельный риск ради торжества правосудия.

— Бурные аплодисменты! Убийство Баствик-то при чем? Зачем вообще кого-то убивать, раз я такая? Раз попросту делаю свою работу?

— По мнению убийцы, ты должна бороться за торжество правосудия по-другому, — сказала Мира. — Ты — идеал, профессиональные правила тебе только мешают. Этот человек желает сделать так, чтобы справедливость восторжествовала для тебя самой.

— А Баствик? Какое мне было дело до нее?

— Не тебе. В глазах этого человека она олицетворяла всех защитников, всех, с кем ты сражаешься. Всех, кто проявлял к тебе неуважение, кто не почитал тебя так, как он.

— Господи! — Ева покосилась на свою доску, на фотографии Леанор Баствик, живой и мертвой. — У нас с Баствик почти не было общих дел. Если что и было, то давно, целых два года назад.

— Он мог долго вынашивать свой план, все обдумывать, взвешивать. Может оказаться, что Баствик ляпнула что-то лишнее — на публику или приватно, но так, что ее подслушали, — и эти ее слова усилили отвращение этого человека. Пока только отвращение, не ярость.

Ева опять взглянула на свою доску.

— Баствик была видной персоной среди адвокатов. Это могло послужить причиной того, что его выбор пал на нее. Убийство хорошо спланировано, каждый шаг выверен, преступник ни на секунду не забывал о своей цели. Надеясь, кстати, что его преступление вызовет огласку. Если бы он действовал бескорыстно — а в своем послании он как будто пытается доказать именно это, — то не стал бы марать стену. — Она посмотрела на Миру в ожидании подтверждения своей правоты. — Так ведь? Если ты оказываешь кому-то услугу от души, то слава тебе ни к чему.

— Ни к чему — если от души. А тут ожидалась реакция. Твоя реакция.

— Убийце нужно мое внимание — это я понимаю. Не добьется — повысит ставки. А если добьется, все равно убьет опять. Это дело ему понравилось. К тому же, если кто-то становится объектом твоего внимания, за неимением чего-то еще, то тебе хочется множить дары. Хочется или нет?

— Верно, но одновременно хочется одобрения, похвалы, даже взаимности. Отклика — вот чего ему подавай.

— В любом случае, если только мы не ошибаемся и дело не в самой Баствик, то он еще не закончил. Если у меня не заберут дело, то у меня быстрее получится его остановить. Мне будет проще вычислить его следующую жертву.

— А вдруг следующая — ты? Вдруг ты его разочаруешь, вдруг он решит, что ты его предала? Идолов рано или поздно низвергают, Ева.

— В какой-то момент я неминуемо окажусь следующей.

Мира немного посидела молча, прихлебывая чай.

— Если бы он тебя просто дразнил, играл с тобой в прятки, я бы так не насторожилась. Но это не соревнование, а что-то вроде жертвоприношения. — Она вздохнула и отставила чашку. — Я сама буду анализировать корреспонденцию. Поищем рецидив, того, кто уже тебе писал или еще каким-то образом пытался на тебя выйти. Кого-то, кто воображает, что вы как-то связаны. Попробую вытянуть это из корреспонденции. Я прочла рапорт Пибоди без должного внимания, — продолжила Мира. — Но все равно поняла, что убийца отлично контролировал каждый свой шаг, был осторожен, заранее знал привычки потерпевшей, разбирался в том, как у нее работает система охраны. Значит, он либо изучал, преследовал ее, либо какое-то время находился с ней рядом. Тебя он тоже изучал. Он жаждет твоего внимания, но, конечно, не хочет, чтобы его остановили, тем более сцапали. «Ваш истинный и верный друг», — процитировала Мира. — Выходит, он в это верит и считает себя единственным, кто способен и желает за тебя вступиться. Рорку нужно быть осторожным.

— Рорку?

— Эта женщина повела себя с тобой неуважительно, а Рорк ее не покарал. Получается, он тебя недостоин.

— Думаешь, теперь он примется за Рорка?

— Не сразу, — ответила Мира, — но рано или поздно это произойдет. У него может возникнуть потребность убрать твоих близких, чтобы самому почувствовать себя ближе к тебе. Сейчас у него есть короткий список врагов. Но, поверь мне, он знает имена всех, кого ты любишь, с кем дружишь. Взять хотя бы твою напарницу…

Ева возмущенно привстала.

— Пибоди? Мои подчиненные? — Так далеко ее мысли не заходили. — Тогда я пас!

— Нет! — Мира помотала головой. — Права была ты, я ошиблась. Если ты откажешься от дела, его мотивы не изменятся, наоборот, он может повысить ставки. Теперь ты должна быть вдвойне осторожна в публичном пространстве: следи за своим языком, помни, что любое твое слово может попасть в прессу. Он будет цепляться за все, что ты говоришь, за любой жест. То, что он чувствует, как относится к твоим словам и делам, — это для него и есть правда. Ты не просто следователь, Ева, ты связана с потерпевшей не только у убийцы в голове. Ты для него — мишень.

— Я должна защитить людей вокруг меня, — сказала Ева, думая, среди остальных, и о самой Мире. — Так что вернусь-ка я к работе.

В юридической фирме стояла благоговейная тишина. Этого Ева не ожидала: она полагала, что после смерти одного из партнеров от рук того, кого этот партнер, возможно, когда-то представлял в суде, там должна царить суматоха.

Мельком глянув на ее жетон, женщина в дымчато-сером полосатом костюме, на острых красных каблучках, вышла к ней из-за стеклянных дверей.

— Здравствуйте, лейтенант, здравствуйте, детектив. Я Каролайн Дауд, секретарь мистера Стерна. Я провожу вас к нему.

— У вас тут нешумно, — заметила Ева, шествуя за ней из плюшевого серо-малинового вестибюля в высокий просторный коридор.

— Сами понимаете, как мы ошеломлены и подавлены. Смерть мисс Баствик всех нас шокировала. Это колоссальная потеря!

— Давно вы здесь работаете?

— Пятнадцать лет.

— Значит, вы всех здесь знаете.

Ведя Еву и Пибоди мимо закрытых дверей, Дауд бросила на них быстрый взгляд.

— У нас крупная фирма. Но вообще-то вы правы, я знаю всех.