Легкое появление — легкое отступление.

Зато посередине — предел мечтаний, всплеск эмоций, момент наивысшего вдохновения.

Может, не зря все так прославляют третий раз? Сейчас будет как раз третий раз, он и покажет Еве всю ценность, всю важность дружбы. Когда она опять предстанет перед камерами, в ее взгляде будут признание, сигнал. Взор ее будет полон тайного единения и одобрения.

Может, пусть в этот раз объект встретит свою участь в сознании? Заклеить рот, связать руки, слегка оглушить — но не вырубать?

Это будет новый опыт. В жизни многовато повторяемости, слишком часто приходится делать то, что нужно, на рассчитывая ни на какую награду.

Этот, третий, выслушает перечисление своих преступлений. А потом ледоруб, воткнутый в глаз, поразит его мозг.

Не язык, а глаз — хотя и язык у него препоганый. Снова символика. Ева обязательно это поймет и оценит. И подаст сигнал.

Правда, избыток движения может помешать точному поражению цели. Но оно того стоит. В этот, третий раз нельзя спешить. Вся прелесть в том, чтобы провести больше времени с человеком, который оскорблял, унижал, совершал насилие — словесное и физическое — в отношении женщины, стоящей выше его на сто голов.

Как и человек, который готовится поступить с ним по справедливости. Это человек неизмеримо выше его, совсем как Ева.

Как Ева.

Ева оценит эту медлительность, которую можно трактовать как зачитывание прав обреченному. Так процедура приобретет более официальный характер — не этого ли не хватало раньше, не этого ли хотелось Еве? Да, зачитать подобие «Миранды», совсем как Ева, перечислить нарушенные им законы, как делает она.

А потом совершить то, на что способен только истинный Евин друг и напарник.

Наказать виновного.

Этим вечером он засидится у себя в мастерской допоздна, он будет там один. Он не любит компанию, презирает людей, хоть и зарабатывает их увековечиванием.

Без спешки подкрасться к зданию. Работа есть работа — последняя за день доставка.

Убедиться, что магазинчик на первом этаже уже заперт. Отлично! Осмотреть трехуровневую парковку; камеры здесь только для вида, дети все равно их разбивают.

Торговая точка на втором этаже тоже закрыта — тем лучше.

А на третьем этаже из-за штор сочится свет. Там квартира, а он должен находиться у себя в мастерской, потому что не любит, когда его беспокоят, особенно не выносит шума на наружной лестнице.

Что ж, в этот раз его удивят особенной доставкой.

Вверх по лестнице. Подсмотреть за гостем некому. Башмаки бесшумно ступают по железным ступенькам, бурое пальто почти сливается со стеной. Тьма, хоть глаз выколи, случайные прохожие внизу торопятся из холода в тепло, в уют.

Ну, вот.

Звонок на третьем этаже. Закрыться коробкой — вдруг какая-то из камер все же исправна?

Осторожность и тщательность.

Снова нажать, долго не отпускать. Терпение, настойчивость. Работа есть работа, сделаешь — гуляй, как все остальные. Последняя доставка за день.

— Что за хрень?! — Дирк Хастингс рванул на себя стальную дверь. — Ты чего раззвенелся? Тупой осел!

Крупный плечистый мужчина с вытаращенными глазами цвета грязи. От него так и разит злостью.

Мерзкий хам! Ничего, скоро ты издохнешь.

— Извините, сэр. Вам посылка.

— Ты что, неграмотный? Для кого здесь написано: «Никаких долбаных посылок!»

— Простите. — Рука медленно, осторожно лезет в карман. — Внизу закрыто, а здесь пометка «срочно». Вы Дирк Хастингс?

— Да, чтоб я сдох!

Потерпи, уже скоро.

— Распишитесь, и я уйду. Ну и холодина!

— Найди себе работу в помещении.

Хастингс потянулся за коробкой, убийца посторонился и достал шокер. От электрического разряда глаза Хастингса чуть не вылезли из орбит, здоровенное тело пошатнулось и рухнуло.

Чем они крупнее, тем веселее, ха-ха.

Отлично.

Осталось только затащить его в мастерскую. В этот раз можно не спешить. Клейкой ленты полно. До чего крупный и сильный! Только не дать ему сползти вниз!

Убийца наклонился и подхватил бесчувственного Хастингса под мышки.

— Эй, Дирк, малыш! Что за шум? Слушай, у меня припасена бутылочка…

На площадку этажом выше вышла рослая полуголая блондинка. Ее нарисованный рот образцово округлился, потом она издала вопль.

Убийца в панике выпустил разряд из шокера, блондинка в ответ метнула в него бутылку «Пино нуар». Заряд прошел мимо, а бутылка разбилась о стену. Пока сыпались осколки и лилось вино, блондинка с криком и с прытью антилопы метнулась обратно, наверх.

— Я вызываю полицию! — крикнула она. — Беру коммуникатор и вызываю! У меня нож, вот такущий! Лучше бери ноги в руки, паскуда!

Убийца, полуслепой от слез разочарования, схватил свою коробку, окинул напоследок взглядом место своей неудачи и был таков.

Ева сидела за своим письменным столом и разглядывала последний набросок Янси. Мейсон, как и Мисти Полински, говорит об узком лице. Нижнюю часть лица по-прежнему скрывает шарф, но теперь видны нос, форма темных очков, даже верхняя губа.

Она согласилась с соображениями Янси. Если Мейсон не напутал — а Янси ему доверяет, — неизвестный, скорее, широкоротый и худощавый.

Это занятие показалось Еве похожим на собирание трудной головоломки при отсутствии большинства элементов.

Янси, прикинув процент вероятности, совместил два наброска. Теперь в распоряжении Евы появилось семь лиц. Узнаваемыми портретами это все равно не назовешь. Как она ни вглядывалась, определить, знакомо ли ей хотя бы одно лицо, невозможно.

Значит, с лицом пока надо повременить. Все внимание словам. Глянув на часы, она поняла, что тормошить Рорка еще рано. Поэтому она открыла первый рапорт Кармайкл и Сантьяго.

— Вот дерьмо! — Она еще раз заглянула в рапорт. — Дерьмо!!!

— Я как раз вовремя, — сказал Рорк, входя.

— За истекшие два года мне писали более двух тысяч человек, обращавшиеся в органы правопорядка и получавшие по разным причинам отказ.

— Ты удивлена?

— Вообще-то да. Во-первых, им что, заняться больше нечем? Примерно пятнадцать процентов из них воображали, что я способна им помочь. Ответ на первое изумление — простое «нет», на второе — с какой стати? Около девятисот писали мне больше одного раза, причем целых триста семьдесят три — это жители Нью-Йорка и окрестностей. Еще у меня семьдесят восемь предложений заняться сексом, девяносто трем снилось или казалось, что я с ними трахаюсь, а девять человек предлагали мне заключить брак.

— Секс с кем-либо, кроме меня, во сне или в ином измерении — основание для развода.

— В одном случае мы были стрекозками. Золотистыми стрекозками, совокуплявшимися на лету над морем цвета хорошего портвейна.

— Знаешь что? — Он присел на край ее стола. — Ты настоящая ЗНАМЕНИТОСТЬ.

У нее и без него грозила лопнуть голова.

— Ну, хорошо, публичная фигура, — уступил он. — Пусть фантазируют. В небольших количествах фантазии полезны для здоровья и помогают творчеству.

— Совокупляющиеся стрекозки, — повторила Ева.

— Чувствуешь, какой полет воображения? Можно рассказать тебе о моей переписке?

— Ты тоже получаешь такой бред? Конечно, получаешь! — сказала она, не дав ему ответить. — Наверное, тебе предлагают стрекозиный секс во всех измерениях.

— С животными и с мифологическими существами — таков стандарт. Популярным способом соблазнения и любимой сексуальной игрушкой выступает еда. Особо изобретательные сочетают одно с другим.

Она уставилась на его довольную физиономию.

— Будет время — почитай, развлечешься.

— Люди совсем долбанутые. Я выделила живущих неподалеку, а тех, кто сдвинут на сексе, отправила в конец. Секс здесь не на первом месте. Может, проверим их через мощности компьютерной лаборатории?

— Подождем еще полчасика, а потом… — начал Рорк.

При сигнале ее коммуникатора он осекся.

— Черт, это тебя, Даллас.