Рядом с Ульрихом неуклюже, но надежно шел Марко. Меч он сразу же обо что-то сломал, кажется, разрубив монаха вместе с какой-то толстой деревянной колонной. Но это нисколько не ослабило его: мечом он владел хуже, чем топором. Когда он, отбив щитом пущенное в него с близкого расстояния копье, выдернул из-за пояса свое любимое мужицкое оружие — опустошения во вражеском строю резко возросли. С ловкостью, которой от него мало кто мог ожидать, он уворачивался от булав и мечей, отражал самые сильные удары и с устрашающим ревом раскалывал топором шлемы и щиты. Стальные кольца и пластинки от разрубленных кольчуг со звоном летели направо и налево. Тыл обоих великанов прикрывал Франческо. Он отважно отбивался от врагов своей дамасской саблей, и горе было тем, кто пренебрегал им как противником. Уже несколько голов, будто срезанные бритвой, слетели после ловких ударов оруженосца с монашеских плеч и катались теперь под ногами дерущихся… В воздухе стояли запахи крови, пота и железной окалины.
Постепенно для Ульриха стала проясняться общая картина боя: передовой отряд монахов проник в замок через подземный ход, перебил часть охраны без шума, но на каком-то этапе не все сошло гладко, поднялась тревога. Монахи блокировали часть рыцарей в их комнатах, где они спали после пьянки, а многих, вероятно, успели перебить. Сейчас главной задачей нападавших было удержать донжон и измотать защитников замка до того момента, когда через подземный ход пройдут основные силы. Они могли подойти с минуты на минуту. Кроме того, Ульрих предполагал, что монахи могут атаковать замок и со стороны подъемного моста, пока гарнизон замка будет вовлечен в битву за главную башню. Он продолжал махать мечом, лихорадочно размышляя, что же предпринять. Конечно, можно пробиться к воротам, оставить замок, а потом, собрав все войска вассалов, начать штурм. Но отдать врагу фамильный замок Ульрих не хотел даже на минуту…
К защитникам замка подошло подкрепление со двора, человек пятьдесят латников во главе с Гильомом. Эта свежая сила внесла перелом в ход схватки, и вскоре монахи, беспорядочно отмахиваясь мечами, стали отходить к лестнице. Как мы помним, здесь положение стоявших на верхних ступеньках было предпочтительнее. Несколько излишне горячих латников, которые кинулись преследовать монахов, замертво упали с лестницы и скатились по ступенькам вниз.
— Не возьмешь их! — с досадой сказал рядом с Ульрихом какой-то знакомый голос. Ульрих поглядел в ту сторону и увидал де Бриенна в разодранной кольчуге, всего залитого кровью.
— Ерунда, — сердито сказал Ульрих. — Тащи на лестницу все, что есть горючее!
— Зачем — не понял подвернувшийся Гильом, но Ульрих, слегка двинув его по загривку, заорал:
— Поворачивайся, болтун! Живее!
Гильом, его латники, рыцари и оруженосцы побежали собирать дрова, обломки мебели, тряпье и стаскивать все это к лестнице. Собралась здоровенная куча, которую нагромоздили на нижних ступенях и подожгли факелами. Хлам горел плохо, но дыму давал много. Из конюшен и со двора замка, куда монахи так и не попали, натаскали несколько здоровенных охапок сена, сырой соломы, нарубили мечами несколько охапок прутьев. Мощные клубы дыма устремились вверх. В узкие бойницы его не успевало вытягивать. Послышались кашель и чихание монахов, проклятия и богохульства, столь непристойные, что даже светские особы подивились дерзости монахов. Задыхаясь в дыму, со слезящимися глазами, те стали отступать наверх. Люди Ульриха непрестанно перебрасывали дымящиеся охапки сена и остальной горючий материал все выше и выше… Наконец был освобожден второй этаж, горячий дым тянулся за монахами кверху. Часть монахов отступила в боковой коридор, в направлении кабинета, некогда принадлежавшего отцу Ульриха…
— Там подземный ход! — взволнованно крикнул Гильом. — Они вылезли оттуда!
Ульрих, а также несколько латников бросились вслед за монахами. Один из них, обернувшись, метнул нож, и бежавший впереди Ульриха латник, загрохотав оружием и доспехами, рухнул на каменный пол. Ульрих рассек монаха почти пополам и, перепрыгнув через обмякнувшее тело врага, вломился в кабинет отца… Один из монахов успел юркнуть в камин, а другого убили подоспевшие латники. На полу кабинета, посреди кучи разного хлама, лежали двое убитых латников, не подозревавших об опасности. Лица их, с широко открытыми глазами и вскинутыми на лоб бровями, выражали не испуг, а скорее удивление.
— Черт побери, — сказал Гильом, — об этом ходе мы ничего тогда не знали…
— Эх вы, вояки! — пожурил Гильома Ульрих. — Теперь-то хоть не пропустите их! Вели прислать сюда землекопов, каменщиков — пусть сыплют сюда, в эту дыру, все, что можно!
— Да ведь они разберут все это, руками разроют… — покачал головой Гильом.
В этот момент со стороны лестницы послышались страшный грохот и крики ужаса. Впечатление было такое, что рушится весь замок. Каменные стены вибрировали, двери и переплеты окон дребезжали, Гул и грохот нарастали, накатываясь откуда-то сверху.
— Всем уходить в коридор! — заорал Ульрих. Едва латники, спотыкаясь и падая, влетели в коридор, как через площадку лестницы пронеслось что-то огромное, крутящееся, разбрызгивающее во все стороны куски мяса, кровь и клочья одежды. Это нечто пролетело угол лестницы, шмякнулось в стену, вскочило и полетело дальше вниз. Раздался удар, треск и вопли: это нечто угодило в огнеподносчиков, таскавших охапки сена. Впервые в жизни Ульрих почувствовал, что боится умереть, но тем не менее с яростным боевым кличем рванулся вверх по лестнице. Огнедымовая баррикада была разметана в щепки и клочья, тускло тлевшие по разным углам темной лестницы. Ульрих знал, что в темноте он в любую секунду может быть зарублен или заколот, но мчался вперед — вверх по ступеням, боясь лишь одного появления НЕЧТО! С ревом и победным гиком он ворвался на площадку, ступив ногой в какую-то липкую массу. Он не сразу догадался, что это было человеческое тело, расплющенное в лепешку. Ульрих миновал еще четыре витка лестницы, с удивлением ощущая, что еще жив, тут он передохнул, прислонившись плечом к двери комнаты Агнес фон Майендорф. Дверь подалась, и Ульрих, резко обернувшись, пинком стального сапога открыл ее и увидел странное, но вполне мирное зрелище. В своей постельке, поверх одеяла, совершенно голая и простоволосая спала Агнес фон Майендорф. Не лежала, не валялась убитая или изнасилованная, а мирно и безмятежно спала. Сон ее был столь глубок и спокоен, что ни шум битвы, ни грохот, который произвело НЕЧТО, свалившееся по лестнице, ее не разбудили. Монахи, правда, видимо, заглядывали сюда, но разумно сочли, что воспользоваться баронессой можно будет после окончательной победы, и решили не торопиться.
— Ну и ну! — хмыкнул Ульрих. Мимо двери по лестнице протопали многочисленные сапоги — латники торопились наверх…
Вернемся же теперь к Альберту, Корнуайе и отцу Игнацию в тот момент, когда мы их покинули.
И здесь монахи некоторое время старались вышибить дверь, но провозились достаточно долго. Как раз в тот момент, когда наконец дверь была выломана, завязалось побоище в главном зале и на площадках лестницы. Часть монахов сбежали вниз, а в комнату, где находились Альберт и его наставники, ввалились лишь четверо. Монахи не предполагали, что два старика и юноша дадут им столь яростный отпор. Корнуайе и Альберт обнажили мечи, а отец Игнаций схватил со стены старинное оружие, «моргенштерн» — саженную дубину, утыканную огромными железными шипами. Этой штуковиной можно было действовать и как копьем, и как палицей. Пока Альберт и Корнуайе рубились каждый со своим персональным противником, отец Игнаций ловко отбивался «моргенштерном» сразу от двоих. Один из монахов, остервенело махая мечом, пытался отбить дубину в сторону, чтобы дать возможность товарищу нанести точный удар по священнику. Однако он не рассчитал, и конец меча, врубившись в дубину, застрял в ней. Отец Игнаций ловко и сильно крутанул дубину, и меч вылетел у монаха из рук. «Моргенштерн» метнулся вправо, на другого монаха, острыми шипами поразив его сквозь кольчугу в левый бок между ребер. Второй монах попятился к двери, будучи уже обезоруженным, но отец Игнаций, вырвав из тела монаха шипы своего «моргенштерна», яростно выбросил его вперед, и острие длинного шипа пригвоздило врага к стене… В ту же секунду Альберт нанес тяжелый удар поперек живота своему противнику, и хотя не смог прорубить его кольчугу, но заставил скорчиться от боли в три погибели, подставив под удар затылок. Следующий удар Альберта напрочь снес монаху голову, и целый поток крови хлынул под ноги Корнуайе. Старик поскользнулся, потеряв равновесие, не успел закрыться, и разящий удар монаха наискось рассек его от левой ключицы до сердца.
