Подумав, Табари осторожно сказал:
– Поскольку кое-кто из вас захочет работать здесь еще лет восемь – десять, давайте займемся чистой логикой. Я категорически исключаю наличие пещеры. Что там еще может быть? – Наступило молчание. – Чего главного нам тут в Макоре не хватает?
– Запасов воды, – предположил кибуцник.
– Верно. – Он все еще произносил это слово как «веено». – И о чем это говорит?
– Источник должен быть или у основания холма, что для Макора сомнительно из-за его каменного основания, или где-то снаружи – как в Мегиддо и Гезере.
– Верно. И к чему это нас ведет?
– Судя по тому, что тут происходило, где-то около 1100 года до нашей эры они пробили сквозь холм вертикальную шахту, а потом проложили горизонтальный туннель к источнику.
– Верно. Так на что же мы наткнулись?
– Если бы это была вертикальная шахта, – вступила в разговор девушка, – то за три тысячи лет ее бы полностью забило. То есть там тянется горизонталь.
– Верно. Но что, если я скажу вам, что и горизонтальный проход за это время мог быть забит породой?
Это предположение сбило с толку кибуцников, и они замолчали. Английский фотограф спросил:
– Вы в самом деле так считаете? Что там все забито?
– Именно так.
– Но ведь мы знаем, что тут на холме был замок крестоносцев, – еле слышным голосом сказала дочка генерала Тедди Райха. – Они должны были иметь запасы воды, чтобы выдерживать осады. Разве они не могли заново откопать туннель? Примерно тысячу лет назад?
– Как бы я хотел сказать «Верно!», потому что это и моя теория, – засмеялся Табари. – Молюсь, чтобы оба мы оказались правы.
Трапеза завершилась, и, легко поднявшись из-за стола, он побрел к траншее В, изображая беззаботность, которой на самом деле отнюдь не испытывал. Все, у кого не было важных дел, столь же небрежно тащились за ним по пятам, и кибуцники на полях, предчувствуя, что на их холме должно произойти что-то важное, побросали свои дела ради археологии. На месте араб вручил Элиаву фонарь со словами:
– Ты нашел провал. Иди первым.
Но еврей отказался от его предложения:
– Это твое открытие. – Он окинул взглядом толпу, которую привлекли точные предположения Табари, куда ведет покатая скала. – И это ты вычислил туннель. Кроме того, – добавил он, – будет до черта работы и с другой стороны. – Он подвел Табари к лазу в узкий туннель и отступил в сторону.
Вот так последний отпрыск семьи Ура углубился в проход в той земле, откуда вышел весь его великий род. Он миновал скальное основание, на котором возводили свои строения еще хананеи; миновал XVI и XVII уровни, на которых его предки ставили допервобытные поселения, которые сами же разрушили в году примерно 13 000-м до нашей эры; спустился вдоль XVIII уровня, когда люди обретали первые представления о религии, к XIX и XX уровням, где женщины открыли, что мертвых надо хоронить с почтением к ним, – и наконец выбрался к скальной стенке, из которой торчала рукоятка кирки. Он тяжело дышал. Чувство древности этой земли заставляло его напрягаться. Мягко взявшись за ручку кирки, он повращал ею в разных направлениях. Элиав был прав. Скрытый от глаз клюв кирки не встречал сопротивления.
Хрипло выдохнув, он потянул на себя рукоятку. Большая глыба породы качнулась, готовая свалиться к его ногам, но, застыв на месте, рухнула в другую сторону и исчезла. Табари несколько напугало, что он не услышал звука падения. Развернув кирку и действуя ее обухом как тараном, а не как ломом, он нанес четыре мощных удара, разворотив стену, – и теперь за дырой с зазубренными краями лежала пустота.
У него пересохли губы, и он с трудом дышал, когда, взяв фонарь, вытянул его перед собой и наполовину влез в проем. Сначала он ничего не увидел, потому что обвалившиеся камни подняли пелену древней пыли, которая закрыла все и вся, но постепенно она осела, и Табари убедился, что его предположение оказалось совершенно верным. Перед ним открывался длинный туннель, пробитый в слоях известняка. Уходивший направо и налево туннель был частично заполнен породой, но потолок, изгибавшийся красивой аркой, продолжал демонстрировать, какую безукоризненную работу проделал в 963 году до нашей эры его предок Табари Джабаал Удод, а потом в 1105 году уже нашей эры ее возобновил другой его предок, Шалик ибн Тевфик по прозвищу Люк. Выломанные камни рушились без звука потому, что падали в толстый слой мягкой пыли, копившейся здесь с того апрельского дня 1291 года, когда мамелюки убили графа Фолькмара и начали разрушать замок крестоносцев.
Так направо или налево? В какой стороне лежит источник? Табари наполовину уже был по ту сторону проема и начал терпеливо собираться с мыслями, чтобы сориентироваться. У него было такое острое чувство земли, пусть даже он был затерян в ее глубине, что смог прикинуть – источник должен лежать справа, то есть к северу от сделанного им случайного пересечения с туннелем. Табари пролез в отверстие, медленно и осторожно поднимая ноги, чтобы не побеспокоить слой пыли. Он двигался куда-то в полную темноту, которая исчезала, как ход времени, когда луч его фонаря падал в пространство, семь веков не видевшее света.
Все эти годы плотная пыль бесшумно сеялась вниз и теперь вздымалась, оживая под шагами живого человека – но только чтобы опасть в непривычном луче фонарика, освещавшего ступни до лодыжек, – и наконец он выбрался в такое место, где все кончалось – и слой пыли, и звук шагов; посмотрев в темную глубину, он не мог даже прикинуть, как далеко внизу струится вода. Отломав кусок свода, он бросил его вниз. Раздался всплеск. Родник семьи Ура был найден – тот чистый источник, от которого все и пошло.
За эти дни Элиав и Табари несколько раз пытались связаться с Кюллинаном в Иерусалиме и рассказать ему об удивительных открытиях, но операторы на линии не могли найти его. Им пришлось самим проявить инициативу. Они подтянули освещение к источнику, и после раскопок на его берегу, где были найдены только осколки керамики времен крестоносцев – кувшины для воды, которые роняли беспечные христианские женщины, – Табари случайно увидел на стене чуть выше уровня глаз какое-то изменение цвета породы, на которое те, кто раньше пользовались источником, не обращали внимания, потому что среди них были или хананеи, или еврейские женщины, как Гомера, или крестоносцы – но не археологи. Но, повинуясь какому-то наитию, Табари принялся раскапывать более темную землю, вышел на первоначальный уровень источника и нашел несколько обожженных камней. На них вокруг первого в мировой истории сознательно разведенного костра сидели люди, и именно между камней Элиав нашел брошенный предмет, который и придал холму Макор его значение памятника доисторического периода: кусок кремня размером с крупную ладонь, слегка выпуклого по краям и заостренного к концу. Это было ручное зубило, произведенное двести тысяч лет назад, в то невообразимо далекое туманное время, когда эти создания ходили на полусогнутых ногах и с простыми камнями охотились на животных, а потом разрывали мясо этими драгоценными ручными зубилами, подобными тому, которое англичанин сфотографировал прямо на месте находки.
– Господи! – вскричал он. – А это что такое? – Его вспышка высветила в темноте какой-то странный блеснувший предмет размером с тарелку, с многочисленными зубцами. Он обнаружил окаменевший коренной зуб слона – все, что осталось от огромного животного, настигнутого охотниками у водопоя, когда в Израиле стоял другой климат, а вади было руслом глубокой реки.
Называть их людьми – тех созданий, которые убили слона, – было еще невозможно, потому что они пока не возделывали землю, не ловили рыбу, не растили фруктовые деревья, не приручали собак, не строили жилища и не прикрывали себя одеждой и с их обезьяньих губ еще не слетали членораздельные слова; но их нельзя было называть и животными в силу того, что они уже обладали кое-какими навыками: они делали орудия и могли держать их в руках, порыкиванием и толчками они могли сбить соплеменников в команду, которая совместными действиями загоняла и убивала такого огромного животного, как слон… и именно поэтому они уже были людьми.