– Я говорил тебе! – заорал он. – Теперь они волнуются, а не мы! – Но еврейские лейтенанты были обеспокоены, потому что понимали – пройдет не так много времени, и им придется идти на штурм и этого последнего укрепления.

В семь утра Райх и его командиры встретились на самом верху лестницы. Багдади признался Илане:

– Ты выиграла пари. Готтесман взял плато раньше, чем я участок. Как там наверху все было? – спросил он.

– Ты же знаешь Готтесмана, – с гордостью сказала Илана. – Он спыгнул в окоп, прямо им на головы. – И тихо добавила: – Он и обеспечил разгром арабов. Прорвался к их штабу и расстрелял его.

В этот момент один из арабов, который остался незамеченным на крыше полицейского участка, точно попал в Ниссима Багдади. Люди, стоящие вокруг Тедди Райха, услышали сухой треск, и Багдади рухнул на землю. Илана тут же кинулась к нему, а еврейские снайперы сняли араба, но, когда она отвела руки от груди недвижимого иракского еврея, Готтесман понял, что означают ее окровавленные ладони, и закричал:

– Нет! Нет!

Он опустился на колени рядом с его телом и разорвал на груди Багдади солдатскую рубашку, но кровь продолжала идти.

– Ниссим! – издал он мучительный стон. Руки Готтесмана были в его крови. – Ниссим! – в отчаянии закричал он. – Ты нам нужен! Та крепость…

Он продолжал бессвязно что-то выкрикивать, пока Илана не попросила двух ребят из Пальмаха отвести его домой, где они положили его в кровать. Затем они вернулись, чтобы принять участие в праздновании победы 1214 упрямых евреев над 19-тысячным арабским воинством.

Исидор Готтесман лежал не поднимаясь три дня в полном физическом и моральном ступоре. Он был в изнеможении и даже не мог восстановить в памяти картины смерти Багдади, который был для него олицетворением общей цели сефардов и ашкенази. Высокий немец искал спасения во сне. Но утром 13 мая Тедди Райх с вытаращенными от радости глазами влетел в дом и шепнул:

– Лан! Нам придется разбудить Готтесмана! Такие новости!

– Дай ему поспать, – ответила Илана, но маленький Тедди, схватив обе ее руки своей одной, пустился в пляс, после чего расцеловал Илану. Она усадила его на стул.

– Это невероятно, и я хочу, чтобы Готтесман узнал, – прошептал неугомонный командир Пальмаха. – Крепость…

– Что с ней? – спросила Илана. Хотя она ничего не говорила Тедди Райху, но подозревала, что Готтесман прячется от реальности лишь потому, что штурм этого огромного каменного чудовища был не по силам.

– Помнишь, как эта крепость пугала нас? – Тедди посмотрел на спящего. – Может, поэтому он и спит. – И внезапно, охваченный эмоциями, которые он не мог выразить иным образом, отчаянный командир Пальмаха опустил голову и закрыл рукой лицо. У обыкновенного человека на глазах были бы слезы. Тедди Райх просто хотел скрыть тик на скуле, с которым он не мог справиться. Затем раздался его шепот: – Утром двое ребятишек из деревни на холме подошли к этому огромному форту… ворота распахнуты… внутри никого. Они принесли нам секретные бумаги… документы, которым просто невозможно поверить. Я сам поднялся наверх. – – Тедди рассмеялся. Он встал и начал стремительно расхаживать по узкой комнате. Затем единственной рукой вытащил из планшета пачку бумаг, которые разложил перед Иланой. Они представляли собой секретные приказы арабским полевым командирам эвакуировать из Палестины все арабское население: «Приказать им создать как можно больше суматохи, нарушить все нормальные службы. Заверьте их, что через семь дней арабские армии захватят всю Палестину, и они смогут вернуться, получив не только свои старые владения, но и все имущество евреев, которое только пожелают».

Райх засунул эти обвинительные документы обратно в планшет и пробормотал:

– Отнюдь не атомная бомба заставила арабов бежать. А их продажное руководство. – Он стоял, расставив ноги, лицом к Илане. – Ты, я и Готтесман могли бы держаться в этом форте не меньше месяца, – убежденно сказал он. – А они при первом же намеке на атаку тут же сбежали. – Он разразился идиотским смехом, в первый раз представ перед Иланой в таком виде, и с отвращением ткнул в себя пальцем: – Великий генерал! Три дня я кусал себе ногти, прикидывая, как подобраться к этому проклятому форту, а он, оказывается, стоял пустой. И наконец его заняли мои героические войска… два малыша.

Обладание фортом привело Илану в восторг, но тот не мог длиться слишком долго, потому что впереди ждали самые главные дни – любая местная победа означала не конец, а начало нового цикла ответственности, и Райх наконец перешел к цели своего визита:

– Мы нужны в Акре, Лан. Выступаем после захода солнца.

Илана, догадываясь, что последует дальше, все же запротестовала:

– Почему в Акру?

– Снова повторяется ситуация с Цфатом, – объяснил Тедди. – Ключевая точка. Масса арабов. Евреев нет. Мы должны как можно скорее взять его.

– Ты приказываешь нам идти на помощь? – спросила Илана.

– Я должен. Готтесман готов?

– Он будет, – пообещала Илана, и, когда Тедди ушел, она разбудила мужа и сказала ему: «Сегодня вечером мы идем на Акру». Он ничего не ответил, но оделся, и его жене показалось, что после долгого сна он смог взять себя в руки. По крайней мере, нервы стали покрепче.

Тем же днем влюбленные прошлись по городу, который спасали ценой своих жизней. Они вскарабкались к древним руинам крестоносцев, откуда открывался вид на озеро, где они впервые занимались любовью. Затем они спустились к мечети, брошенной арабами. Искусство, с которым мусульмане украшали свои святые места, казалось куда прекраснее того, что евреи видели в своих синагогах.

– Мы должны сохранить эти здания, – сказал Готтесман, – пока арабы не вернутся.

Какое-то время они посидели, глядя на раскинувшуюся перед ними Галилею, и Илана шепнула:

– Я жалею только об одном, Готтесман. Как бы я хотела быть беременной. – Ее муж начал было что-то говорить, но она прервала его: – Я бы хотела, оставляя сегодня Цфат, знать, что пока ты и Райх помогаете рождению нового государства… – Он попытался заверить Илану, что и она, и Веред сделали не меньше для победы нового Израиля, но не мог сформулировать свои мысли, и наконец они вернулись в еврейский квартал, чтобы попрощаться с ребе Ициком, которого уже считали своим другом, «нашим трудным другом», как называла его Илана. По пути они прошли через площадь перед полицейским участком, и, когда Готтесман увидел это внушительное здание, когда он вспомнил, как Ниссим Багдади взял его одной лишь силой воли, когда он остановился на том месте, где рухнул Багдади, его снова заколотило. Но, сжав кулаки, он заставил себя успокоиться и сказал: «Он был бы так нужен нам…» Илана подумала, пригодится ли Готтесман Райху в Акре, но буря страстей стихла, и они покинули это место, которое так тяжело подействовало на него.

Ребе Ицик пожелал паре счастливого пути.

– Поженитесь, – сказал он, все еще избегая смотреть на Илану.

– В одном вы ошиблись, – ответила она. – Цфат мы взяли.

Воджерский ребе улыбнулся.

– Это сделало Божье чудо. Ну… чудо плюс еще силы природы.

– Вы имеете в виду дождь? – уточнила Илана.

– Нет, – ответил ребе. – То, что Бог приходит на помощь своим евреям в виде дождя и ветра, – это естественно. Чудо в том, что так много евреев могли драться за общее дело.

– Мы еще увидимся с вами, – сказала Илана. – В Израиле.

– Вот тогда мы и начнем настоящее сражение, – сказал ребе. – За душу Израиля.

Той же ночью Тедди Райх и группа его испытанных бойцов, рассевшись в кузове грузовика, покинули Цфат. Они шли на помощь еврейским силам, пытавшимся взять важную арабскую крепость Акру. Ехали они не зажигая фар, чтобы не привлечь внимания арабских патрулей, рыскавших между Цфатом и побережьем. Все шло хорошо, пока грузовик не приблизился к древнему холму Макора, который вот уже тысячу лет охранял эту дорогу. Здесь несколько арабов напали на кибуц и теперь открыли огонь по грузовику. Завязалась яростная перестрелка, и Меммем Бар-Эль закричал: