– У меня чувство, – продолжил он, – что следующие шесть недель и решат, получим ли мы эту землю или нет.

– Получим ли! – вскричала она. – Готтесман, иначе и быть не может! Или ты боишься, что у нас не получится?

– Я солдат, – объяснил он. – И я знаю, что это значит… для такого города, как Цфат… сорок с одной стороны на одного с другой…

– Но мы должны, – тихо сказала она. Илана возбужденно вскочила из-за стола и стала ходить по комнате, крепкая красивая девушка, преисполненная взрывной силы. Она была невысока ростом, и казалось, что ее напряжение подпитывается духом тех полей, которые завоевал и защищал ее дед.

– Бог Моисея! – прошептала она. – Позволь нам вернуть нашу землю.

И тут в дом ворвался Тедди Райх, и все разом изменилось. Он был молодым выходцем из Германии двадцати четырех лет от роду и успел потерять руку. У него не было ни капли жира и ни тени иллюзий. Он двигался словно под высоким напряжением, стремительно и резко, как бы подгоняемый какой-то неиссякаемой внутренней силой. У него были внимательные холодные глаза, раздвоенный подбородок и короткий черный ежик волос. Он был лишь чуть выше Иланы и, соответственно, куда ниже Готтесмана, и у него были едва ли не самые лучшие мозги в Галилее. Его сопровождали четверо человек, весьма смахивавших на него самого, крутые немецкие евреи, и пятый, который, казалось, был тут явно не к месту. Этот молодой парень, с лица которого не сходила улыбка, был толстоват, с мягким округлым лицом и покатыми плечами. Его звали Ниссим Багдади, и фамилия говорила о его происхождении – среди всех восьми человек в комнате он был единственным евреем-сефардом.

– Расскажи, что в Цфате? – потребовал Райх. Рывком пододвинув стул, он сел, схватил карандаш и приготовился слушать.

– Я был в нем два дня назад, – начал Готтесман.

– Какие трудности?

– Обстрелян на пути туда и обратно.

– В сельской местности?

– Нет. В городе.

– Чего и следовало ожидать, – вскинулся Райх. У Иланы перехватило дыхание. Готтесман не рассказывал, что попал под огонь арабов. Он вообще редко говорил о своем военном опыте. Райх заметил, как у нее перехватило дыхание, и посмотрел на Илану. – Как это место выглядит? – фыркнул он.

Готтесман взял одну из глубоких мисок Иланы и вверх дном поставил ее на стол.

– Вот так, – на плохом иврите объяснил он. – Эта плоская площадка на самом верху – развалины замка крестоносцев. Их удерживают арабы. Отсюда они все держат под контролем. Теперь представьте, что стороны разрезаны на шесть ломтей – как пирог. Пять у арабов. Мы владеем лишь одним… вот этим, самым маленьким. В верхнем углу нашего сегмента – массивный каменный дом, который англичане передали арабам, а вот тут – полицейский участок, и мы опасаемся, что англичане и его передадут им.

Восемь евреев мрачно изучали невообразимую ситуацию: их силам принадлежит только один участок склона, да и над ним господствуют развалины крестоносцев, каменный дом и полицейский участок.

Готтесман поставил за миской высокую книгу. Прижав ее верхний обрез кулаком, он сказал:

– А сзади, господствуя над всем и вся, стоит огромная новая крепость, построенная британцами. И арабы уже занимают ее.

Нетерпеливым движением руки Райх сдвинул всю эту конструкцию в сторону. И книга и миска полетели через стол. И неприступная крепость, и каменный дом, и бетонный полицейский участок исчезли.

– Сколько у нас людей? – рявкнул он.

– Подсчитано точно – 1214 евреев. Против примерно 13 400 арабов. То есть на десять наших – 111 врагов.

– Стандарт, – хмыкнул Райх. – Эти евреи будут драться?

– Двести шестьдесят могли бы… если мы обеспечим их оружием.

– Сколько у нас стволов?

– Сто сорок.

– Лучше, чем я думал! – вскричал Райх. – Аллон говорит, что Цфат должен быть взят. Мы введем в него взвод, который скрывается к северу от города.

– Справится ли взвод?

– Запросто, – сказал Райх, не отрываясь от своих корявых заметок. – Цфат должен быть взят. На это мы можем выделить один взвод. – Наступило молчание, после которого он добавил: – Готтесман, если ты сейчас двинешься, сможешь ли до рассвета выйти к этому взводу?

– Луны нет. Если поднажмем, справимся.

– Так двигайся, – приказал Райх, продолжая делать записи. – Скажи им, что завтра к вечеру они должны прорваться в Цфат.

– Очень хорошо, – последовал ответ на немецком. Если у него и была какая-то эмоциональная реакция на это предельно трудное задание, она ничем не дала о себе знать.

– Кто-то из моих ребят тебе нужен? – спросил Райх.

– Я возьму Илану, – ответил Готтесман. Он присмотрелся к четырем крепким ашкенази и решил, что они ему не пригодятся. – И проводника. Багдади.

Никто в комнате не проронил ни слова. Илана, стоящая у стола, не шелохнулась.

Райх оторвался от своих записей, повернувшись, посмотрел на Илану с Багдади и кивнул, после чего поднялся, пнул ногой дверь в спальню где повалился на неубранную постель и сказал:

– Пока вас не будет, мы здесь организуем штаб-квартиру. – И не успели Готтесман с женой выйти из дому, как он уже спал.

Для членов Пальмаха было привычным делом, отправляясь на военную операцию, тащить с собой груз в сорок килограммов, но, учитывая те сложности, с которыми они могут столкнуться на пути в Цфат, Готтесман взял для себя и Багдади груз всего в тридцать килограммов, шестьдесят шесть фунтов, а Илана вызвалась нести сорок четыре фунта. В нормальных условиях путь от Кфар-Керема до Цфата хорошо подготовленные евреи Пальмаха (аббревиатура названия Плугат Махатц, «ударная сила»; эти штурмовые батальоны были организованы в 1941 году для сопротивления угрожавшему немецкому вторжению) преодолевали без больших трудов, поскольку расстояние составляло всего двадцать две мили, дороги были удобные и подъемы не изматывающие; но этой ночью трое бойцов не могли пользоваться дорогами, потому что их патрулировали вооруженные арабы, и они уже убили нескольких евреев, которые ночью выходили с заданиями. По плану Готтесмана они должны были двинуться на запад от Кфар-Керема, затем повернуть на север и выйти с востока к Рогам Хаттина, пересечь равнину к западу от озера и наконец проникнуть в горы, на которых и стоял Цфат. Шансов на успех было не так уж много, поскольку предстояло пересечь четыре главные дороги. Окружавшая их сельская местность была пересеченной, но надо было уложиться до половины пятого, когда занимался рассвет. Если путников заприметят после восхода солнца, то арабские часовые перещелкают их одного за другим – такая судьба постигла тридцать пять евреев, застигнутых днем в Хевроне.

Но Готтесман не случайно выбрал третьим спутником Багдади. Толстоватый выходец из Ирака был не только искусным разведчиком и неустрашимым бойцом. Он прекрасно знал этот район и с чисто звериным чутьем определял те места, где враг может организовать засаду. Пустившись легкой рысцой, он без остановки повел свою команду прочь от моря Галилейского. Илана, которая тащила ружье и немалый груз боеприпасов, без труда держалась рядом с мужчинами. И когда Готтесман, оборачиваясь, посматривал на нее и видел, как она, вскинув голову и плотно сжимая губы, держит темп, его охватывала любовь к этой необыкновенной девушке, которой в нормальных условиях было бы самое время учиться в университете.

Багдади ловко перевел своих спутников через первые две из главных дорог, что вели в Тиберию с запада, после чего их ждал крутой подъем на Рога Хаттина, и, когда неутомимая троица достигла древнего поля битвы крестоносцев, под ними внизу открылась спящая Тиберия, в которой евреи пытались понять, что принесут им следующие несколько дней. Когда Готтесман сказал об этом, Илана прошептала: «Пусть Бог даст им победу», но ее муж уже забыл о Тиберии и на ходу размышлял о той исторической битве у Хаттина, которая в огромной мере решила историческую судьбу этой части света. Достаточно нации сделать один неверный шаг, и она может исчезнуть, думал он. Не является ли такой ошибкой их попытка прорваться в Цфат? Багдади, которого история явно не интересовала, прибавил шагу. Они направились на север, и древнее поле сражения осталось позади.